- Здравствуйте, - поздоровался маршал с фон Готтом. Он вошел в комнату, где полковник ждал его, снял плащ с оружейным поясом, на котором висел меч, и повесил их на вешалку в углу, оставшись в зеленой форменной одежде. В руках он держал жезл, который был заткнут за его пояс, явно не зная, куда бы деть этот символ власти. Наконец, маршал положил его на стол. - Мне давно уже не приходилось воевать, полковник, - ни к селу, ни к городу заметил маршал, - административная работа поглотила. А когда-то был лучшим снайпером в нашем командорстве. Не раз мы спускались в тоннели - поохотиться на слуг Метрополита. Но теперь все это в прошлом для меня.
- Скучаете по тем временам, маршал? - спросил у него фон Готт.
- Уже не сильно, - пожал плечами Лазарь. - Здесь та же война, только ведется иными способами. Я многим говорил это, и уже сам поверил в свои слова. Ну да, вам этого говорить не придется.
- Я вас не очень понимаю, если быть честным, - сказал фон Готт. - Что вы имеете в виду?
- Вы уже знаете, полковник, - напрямую высказался Лазарь, - что среди наших рыцарских орденов нет Тевтонского. А если быть совсем точным, то Ордена тевтонских рыцарей госпиталя святой Марии в Иерусалиме. И я теперь пришло время для его основания. Такое решение было принято папой и конклавом кардиналов, конечно же, по рекомендации Марка Антония Калатравы и моей. Костяк будущего ордена составит ваш полк. Вы - люди проверенные в боях с демонами, показавшие стойкость под огнем и в рукопашной схватке. Вполне годитесь, как костяк ордена. Конечно, при условии, что ваши люди согласятся на то, чтобы вступить в орден. Должность магистра, конечно же, я предлагаю вам, Авраам Алекс. Если примете мое предложение, то именовать вас будут Авраам Алекс Тевтон.
И если были еще в душе бывшего - теперь уже окончательно и бесповоротно бывшего - лейб-гвардии полковника оставались сомнения, то именование "Авраам Алекс Тевтон" развеяло их последние остатки. Он был полностью готов к тому, чтобы перейти в новое подданство. Не задавая лишних вопросов.
- Поговорите со своими людьми, магистр, - подлил еще масла в огонь Лазарь, - и через месяц мы отправим новый орден в тренировочные лагеря.
- Я проведу сбор так быстро, как только это будет возможно, - заявил с обычной для него хвастливостью свежеиспеченный магистр Тевтонского ордена. - Но для начала мне надо поговорить с майором Биттенфельдом, ведь он займет место моего заместителя, не знаю, как это называется в орденской классификации званий.
Уж это-то Авраам Алекс теперь уже Тевтон понимал преотлично. Без талантов Биттенфельда он никогда не справится с командованием орденом, пусть оно почти не отличается, как ему казалось, от командования полком. И должность заместителя и реального командующего орденом должна достаться именно ему. А Аврааму Алексу останутся чисто парадные функции и, конечно, политика, хотя он пока слабо представлял себе как она тут, на Земле, колыбели человечества, ведется. В том же, что она есть, магистр Тевтонского ордена ничуть не сомневался. А уж в политике-то Авраам Алекс понимал куда больше, чем в военном деле, иначе никак не оказался бы на своем посту.
Глава 3.
Строевой смотр полка производил удручающее впечатление. В первой роте осталось два десятка бойцов, во второй - три с половиной, в третьей - четырнадцать, в четвертой, в которую входил пулеметный взвод, который забрали под Колдхарбор, - десятеро. Выбило почти всех офицеров, хотя командирам рот повезло больше. Погиб один только капитан Семериненко, а вот штабс-капитан Подъяблонский сумел, не смотря на раны, вернуться в строй. И даже присутствовал на смотре, из-за ран держась слишком прямо. Он снова был в своих странных доспехах, носящих следы недавнего ремонта. А вот поручиков, моих недавних однокашников, выбило очень многих.
После смотра я распустил полк, сам же отправился в канцелярию. Там меня уже ждал майор Дрезнер с похоронками, которые мне согласно неписанной воинской традиции надо было прочесть и подписать - тексты для них сочинял лично зампотылу, согласно той же традиции. Были и менее мрачные списки - награжденных, представленных к очередному званию, а так же отпускников. Собственно, в последнем числились все солдаты и офицеры полка, кроме нас с Дрезнером, бойцов следовало распустить по домам, пусть отдохнут после такой операции. Вряд ли раньше чем через несколько месяцев наш полк отправят куда-либо. После таких потерь, что мы понесли, только доукомплектование солдатами и офицерами уйдет не меньше двух месяцев, тем более, что еще два полка с нашей планеты понесли столь же тяжелые потери. Мы, наверное, подчистую выберем все тренировочные лагеря, нашей губернии, и будет объявлен дополнительный рекрутский набор. Ведь война с Альбионом не закончилась, и даже совместные действия на Пангее никоим образом не повлияли на примирение наших держав.
Разобравшись с долгой и муторной бумажной работой, я оставил Дрезнера, так сказать, на хозяйстве, принимать пополнение, а также новые карабины и доспехи, пулеметы, орудия, малые мортиры, взамен вышедших из строя или брошенных на Пангее. Мне, как и всем, требовался отдых. И я отправился домой.
В этот раз я не допустил ошибки, первым делом отправившись к матери. Она была в своих комнатах, занимаясь каким-то вышиванием. Увидев меня, она вскочила на ноги и, изменив своему обычному образу благородно-сдержанной дамы, почти подбежала и крепко обняла меня, прижавшись лбом к моей груди.
- Все хорошо, мама, - заговорил я, изрекая обычную чушь, что бормочут в таких случаях. - Я живой, даже не ранен, со мной все хорошо, мама. Все хорошо.
- Панкрат пытался скрывать от меня весь этот ужас, что творится на Пангее, - шептала мама, я впервые слышал, чтобы она называла отца по имени, да еще и сокращенному, - но все ведь только об этом и говорят. Куда бы я не пошла, только об этом все разговоры. Во всех газетах печатают списки погибших, переданные гипертелеграфом. Почти каждый день приходили сведения о тысячах убитых. Я внимательно прочитывала все списки дважды, а когда и трижды. Все боялась увидеть там тебя.
Хорошо, что моя фамилия не Иванов или Мюллер - среди них вполне можно потеряться и мамино сердце не выдержало бы столько раз натыкаться на нее.
- Я жив, мама, - говорил я в ответ. - Все хорошо. Я выбрался с Пангеи.
- Это правда, - подняла на меня заплаканное лицо мама, - что говорили и писали о войне там?
- Правда, - только и ответил я, ограничившись только этим словом, что бы там не говорили и не писали о Пангее. - Домой, мама, вернусь и из самой преисподней.
- Не говори так, - строго произнесла мама, - никогда не говори. Ты ведь дрался с демонами, а они утаскивают людей в свой ад, чтобы те возвращались, чтобы сражаться против своих же товарищей.
- Не надо, мама, - положил я ей руки на плечи. - Не повторяй того, что прочла или услышала. На Пангее было страшно, но не настолько. Я пережил это - и ладно.
- Легко тебе говорить, - вздохнула мама. - Я когда газеты брала в руки, у меня сердце кровью обливалось. И все вспоминала слова Панкрата, что драгуны всегда на острие атаки и в первое линии обороны.
Вот тут я уже был готов голову родному отцу оторвать.
Мы постояли несколько минут молча, а потом мама отстранилась и сказала мне:
- Сын мой, - голос ее стал более привычным, - оставьте меня. Ваш батюшка, думаю, будет рад видеть вас и тут же, - не удержалась-таки мама от шпильки, - расспросит вас обо всех нюансах военных действий на Пангее.
- Мама, - протянул я, - как же я все-таки люблю тебя.
Мама привычным уже с тех пор, как я перерос ее, движением надавила мне на плечи, заставляя немного присесть, и поцеловала в лоб. Когда я уходил из ее комнат, она все еще улыбалась сквозь слезы. И тут уж мое сердце обливалось кровью.
Отца дома не оказалось. По словам Франца, он почти все время проводил в штабе инспекции. Готовилась большая наступательная операция против альбионцев, что лично меня сильно удивляло. Ведь воевать следовало с настоящим врагом, которым были демоны. В этом я был убежден полностью, наверное, как и все, прошедшие ад на Пангее. Или деятели из военного ведомства настолько самонадеянны, что готовы начать войну на два фронта. Хотя в это мне верилось с трудом, что бы не болтали о них, как бы не издевались и не насмехались, идиотами они не были точно.
Вернулся отец только ближе к вечеру, судя по посеревшему лицу и запавшим глазам - это был не первый его долгий день в штабе инспекции. Я и мама спустились в гостиную, когда Франц громко хлопнул дверью. Это был условный знак, о котором я попросил его, чтобы мы сразу узнали, что отец пришел. Мы с отцом крепко обнялись. Он, конечно же, уже давно знал, что я жив, документы в штаб инспекции подали тут же по возвращении полка, и маме, естественно, рассказал, но, как и мама, был рад увидеть меня воочию.
- Вы не будете против, - устало улыбнулся он маме, - если я похищу Максима на некоторое время? Скорее всего, на весь вечер.
Похоже, история моего прошлого возвращения стала дома чем-то вроде притчи во языцех или некой популярной семейной шпильки. Вот так и рождаются семейные легенды.
Мама улыбнулась отцу и махнула рукой, разрешая. Вместе с ним мы поднялись в кабинет, где отец молча достал из шкафа в углу бутылку коньяка и два бокала. Также, не говоря ни слова, разлил и только тогда произнес:"Prosit". Мы выпили, отец налил по второй, но пить уже не спешил. Не стал торопиться и я.
- Мать убьет нас обоих, - усмехнулся он, - если узнает, что я наливаю тебе спиртное своей рукой. - Отец сделал глоток и произнес то, ради чего позвал меня в кабинет: - Что было на Пангее?
- Ад, - коротко ответил я, также глотнув коньяка.
- Лучшая характеристика, - кивнул отец. - А вот то, что твориться сейчас наверху, - он сделал неопределенный жест, - можно назвать только безумием. Против демонов выставлен большой карантинный флот, отрезавший Пангею от нас. Однако главные силы направлены не против них, а против Альбиона. Скорее всего, удар будет нанесен по Нордгарду или Эрине. Последнее более вероятно. Потому что в пункты сосредоточения не перебрасывают полки с холодных миров или просто северных областей, значит, атака на ледяной мир нордвигов вряд ли последует. Да и Эрина всегда была куда более предпочтительной целью. Мало кому нужен ледяной шарик с тусклым солнцем, главной ценностью которого является его население.
- Интересно, - сказал я, - а там, наверху, понимают, что одними только карантинными мерами от демонов не защититься. Или считают, что те нападут на более слабого противника. То есть подвергшей нашей атаке Альбион. Так ведь у них просто недостаточно информации. Демоны не обладают гипертелеграфом - и вряд ли имеют понятие о состоянии дел на фронтах. И могут с равной вероятностью ударить как по нам, так и по Альбиону. А в том, что демонам под силу прорваться через наш карантинный флот, я не сомневаюсь. Они весьма целеустремленная раса, и к тому же превосходят нас в техническом отношении.
- Значит, - по тону отца я понял, что мои слова подтвердила его собственные мысли, - нам грозит война на два фронта. Этого не могут не понимать в нашем военном ведомстве. И настолько самоуверенными они там быть не могут. Я просто понять ничего не могу. - Он одним глотком допил коньяк, но наливать больше не стал. - И это мне не нравится больше всего, сын мой.
- Мне тоже, отец, - честно ответил я.
В этот раз беседу нашу никто не прерывал, но она вышла очень короткой. Настроение у нас обоих испортилось. Мы выпили еще по одну бокалу коньяка, и тут подоспело время ужина. Также вместе мы спустились к столу.
Мама, поцеловавшая нас обоих, конечно же, заметила запах спиртного, но ничего говорить не стала. Только глянула осуждающе.
За ужином беседа тоже не клеилась. Мы начинали говорить что-то, но отвечать каждый раз оказывалось вроде как и нечего. И только раз маме удалось по-настоящему привлечь мое внимание.
- Кстати, сынок, - сказала она, - а ты помнишь девушек, что гостили у нас вместе с Ингой? - Мое сердце при этих словах как будто сбой дало. Я ведь старался не думать о Елене, но мысли каждый раз возвращались к ней словно сами собой. Вот и теперь, я почти не сомневался, что речь пойдет именно о ней. Так и оказалось. - Ты еще гулял с Еленой Шварц, и она простудилась. У нее оказалось очень слабое здоровье. Почти сразу по возвращении в институт она слегла и проболела ужасно долго. Инга написала, что ее отправили домой, и пока Елена не возвращалась в институт. Бедная девушка.
Так вот каким образом решили проблему отсутствия Елены на протяжении столь долгого времени. Что же, надеюсь, история фенриха Шварца останется неизвестной.
На следующее утро встал я беспардонно поздно. Хотя проснулся по привычке чуть не с рассветом. Просто долго валялся в кровати, глядя в потолок и чувствуя свою полную ненужность. Я привык за время, проведенное на передовой подскакивать тут же, едва открыв глаза, да и на родной планете дел было обычно столь, что разлеживаться бывало просто некогда. А вот теперь не надо было никуда спешить, не надо было ничего делать. Вот я и валялся, закинув ногу на ногу, и едва не опоздал к завтраку. Только из уважение к маме и заведенным в нашем доме порядкам.
После завтрака я отправился бесцельно бродить по родному городу. Наверное, лучше бы мне остаться дома.
Первым делом мне встретился майор, по одному виду которого можно было сразу понять, что он - штабной и ближе десятка световых лет к прифронтовым планетам не бывал. Такие у меня, как и у всякого офицера, побывавшего на войне, вызывали стойкую неприязнь. Но конечно все бы обошлось, мы б отдали другу честь, я - глянул на него свысока, и разошлись бы, как говориться, краями. Вот только штабной майор издевался над солдатом моего полка, да еще и из моей 2-й роты. И этого допустить я не мог. Я, конечно, не помнил имени солдата, но это не имело никакого значения.
Майор заставлял драгуна шагать туда-сюда, отрабатывая отдачу чести и четкость постановки ноги. Муштре и шагистике в драгунских полках всегда придавали меньше значения, чем в строевых, что было предметом неизменной зависти со стороны строевиков. И из-за этого офицеры, особенно такие вот тыловые крысы, вроде этого лощеного майора, часто избирали драгун мишенью для подобного рода издевательств. Скорее всего, боец провинился лишь тем, что недостаточно четко отдал честь офицеру. Я должен был немедленно прекратить это издевательство.
- Майор, - этак покровительственно махнул я штабному офицеру рукой, - что это вы тут за балаган устроили?
- Учу драгуна, - ответил тот, отдавая честь, - отрабатывать приемы шагистики.
- С какой стати? - тем же пренебрежительным тоном поинтересовался я.
- Он не проявил достаточного уважения к моему офицерскому чину, - он сделал замысловатый жест стеком, до того зажатым под мышкой. - Я не дам разводить тут расслабленные фронтовые порядки.
Вот тут я уже не сдержался. Я не стал ничего говорить этому лощеному штабному майору, а просто врезал по его холеной физиономии. Да так, что монокль у него вылетел, а сам майор сделал какое-то странное па заплетающимися ногами и повалился на спину. Монокль упал рядом с ним, разлетевшись в мелкую стеклянную пыль. И это меня почему-то обрадовало сильнее всего. Я шагнул к солдату, как бы невзначай сильно наступив каблуком на выроненный майором стек, так что тот переломился пополам.
- Вы свободны, - сказался я ему, а затем, сделав заговорщицкую мину, добавил: - И не ходи по городу в форме.
Драгун усмехнулся и почти идеальным строевым шагом отправился дальше по улице.
Майор же, опомнившись, поднялся на ноги, чтобы тут же закатить невероятный скандал.
- Вы мне ответите за это самоуправство?! - вопил он, да так что лицо покраснело, а потом и почернело, словно свекла.
От этого зрелища мне стало смешно, и я едва удержался, чтобы не расхохотался. Сохранить невозмутимо-пренебрежительное выражение на лицо стоило мне известных усилий.
- В чем оно заключалось? - поинтересовался я. - Я посчитал наказание, наложенное вами на драгуна моего полка, слишком тяжким для проступка, о котором упомянули вы, майор. И отпустил его. Я старше вас по званию, майор, драгун - солдат моего полка, следовательно, я имел полное право отпустить его.