- Вы издеваетесь, полковник?! - еще громче закричал майор, и у меня возникли серьезные опасения за его здоровье, ведь лицо его стало натурально черным. - Вы ударили меня! Прилюдно! Я в трибунал на вас подам!
- Обращайтесь, - кивнул я. - На прениях я покажу, что мы с вами обменялись несколькими словами и повздорили из-за того, что я - фронтовик, а вы ни разу на передовой не бывали. И вы накинулись на меня с кулаками. Я был вынужден ответить. Свидетелей нет. Окажется ваше слово - против моего. Как думаете, майор, кому поверит трибунал? А если процесс и закончится в вашу пользу, то, сами понимаете, серьезного взыскания на меня не наложат. И уж дальше фронта не пошлют.
- Тогда дуэль! - не задумываясь, выкрикнул майор, нервно тиская пальцами обломок стека.
- Легко, - улыбнулся я. - Будьте любезны прислать вызов в дом полковника Нефедорова. На имя Максимилиана Панкратьевича Нефедорова. Честь имею, - коснулся я пальцами края фуражки.
- Максимилиан Нефедоров, - мне показалось или голос майора дрогнул. - Прощу простить, я несколько... погорячился. Идет война, - начал юлить и выкручиваться он, - и не к лицу офицерам драться друг с другом...
- Вот и замечательно, - кивнул я. - Я бы в любом случае не принял его, имею на это право, как офицер с более высоким чином. И в суд офицерской чести обращаться тоже не стал бы. Прощайте, майор.
Я поспешил уйти. Смотреть на это подобие офицера мне совсем не хотелось.
Но потом была куда менее приятная встреча. Я думал, что такого быть не может. Однако случилось именно это.
Я гулял достаточно долго, и понял, что к обеду домой не вернусь. Перехватывать куски на кухне я посчитал несолидным для полконика, к тому же деньги у меня имелись неплохие после войны на Пангее, и я решил зайти в трактир. Выбрал, конечно же, именно тот, куда мы бегали еще будучи кадетами старших курсов. Заведение было вполне приличное, хотя посещали его обычно не даже не обер-офицеры, что уж говорить о штаб-офицерах, вроде меня. Поэтому подавальщицы, никаких официантов в трактирах не было, а только подавальщицы - и никак иначе, да и большая часть посетителей были сильно удивлены появлению целого полковника. Я занял место за свободным столиком и заказал обычный обед. Вскоре на меня перестали даже обращать внимание.
Сидит себе полковник, ест картошку с сосисками, запивает пивом, как всякий нормальный человек. Фуражку рядом с собой на столе пристроил. Что тут странного в сеемом-то деле?
Наверное, теперь я подниму репутацию этого трактира. Может, и обер-офицеры станут сюда заглядывать, раз уж и полковник счет не зазорным посидеть тут и пива выпить.
Мои ленивые мысли были прерваны появлением достаточно большой компании. Ее составляли несколько обывателей разного возраста, окружавших молодого унтера. Не моего полка, и даже не драгуна, а строевика. Но ветерана фронтовика, на груди его болталась новенькая медаль "За битву на Пангее". Унтер был достаточно молод и явно стеснялся такого внимания. Его усадили за стол, сдвинув пару соседних, и принялись поить пивом, требуя от него рассказов о войне. Это только сильнее смущало унтера, все больше тяготящегося обществом обывателей. Он все чаще прикладывался к кружке, и все меньше говорил.
Но самое скверное началось, когда один из обывателей, по виду и манере общения школьный учитель, начал рассуждать о войне. Именно менторским, наставительным тоном.
- Я вижу, - начал вещать он, - что вы, молодой человек, хоть и успели достаточно повоевать, но взгляд у вас, так сказать, из окопа. Вы не можете окинуть взглядом весь театр военных действий, - учителю, как я прозвал про себя этого обывателя, доставляло видимое удовольствие пересыпать речь "военными выражениями", - и это вполне понятно. Вы ведь не получили достаточного образования для этого. Наше военное ведомство готовит атаку на вероломных альбионцев. И пока те будут заняты на одном фронте, сражаясь с демонами, наши армия и флот обрушат на врага удар с другой стороны. Откуда они этого совсем не ждут.
- А вы не считаете, - не выдержал я, поднимаясь из-за стола, - что это и есть самое настоящее вероломство?
- Простите, - глянул на меня опять же учительски поверх очков говорливый обыватель, - с кем имеем честь?
- Полковник Нефедоров, - представился я, - Пятый Вюртембергский драгунский полк. И я все же хотел бы спросить у вас, как у профессионала, разбирающегося во всех тонкостях современной политики, не является ли именно вероломством то, о чем вы сказали? Ведь альбионцы будут сражаться не с кем-нибудь, а с демонами - существами, противными самой природе человека. И мы воспользуемся этим, ударив по ним. Разве это не вероломство?
Обвинять полковника, да еще и явно не штабного, учитель не решился. Он некоторое время глядел на меня поверх очков, наверное, гадал, что бы такое сказать. Да только ответа готового у него не было, а придумать на ходу учитель не мог. Тогда я взял инициативу в свои руки.
- Унтер, - бросил я строевику, - вам не следует столь пить. Даже за чужой счет.
Унтер резво подскочил на ноги и взял под козырек. Обыватели вокруг него будто бы окаменели.
Я бросил пару крупных купюр на стол и, не дожидаясь сдачи, вышел из трактира. Настроение было испорчено окончательно.
Чтобы хоть как-то успокоиться после этих двух происшествий, я отправил домой пешком. Шагал быстро, стараясь не глядеть по сторонам, опасаясь ввязаться в еще одну историю. Ведь в этот раз я мог не сдержаться, как с тем майором, которому я дал по морде. Очень уж хотелось в трактире разбить этому учителю очки, что было недопустимым делом. При всей его очевидной глупости и безумном самомнении, он был мирным обывателем, защищать которых, как бы банально это не звучало, я должен, потому что являюсь офицером армии Доппельштерна. Такой проступок можно простить солдату или унтеру, да и то не всегда, но никак не штаб-офицеру
Я добрался дома достаточно быстро, и тут же направился в свою комнату. Видеть родителей, да и вообще кого бы то ни было, я не хотел. Хотя нет, вру сам себе. Я хотел видеть Елену Шварц. Она ведь была так близко ко мне - всего-то на соседней материке. По нашему времени, не больше суток времени. Самолетом до Гейдельберга - столицы Бадена, и оттуда поездом в родной город Елены. Но делать этого не стоило. Расстались мы не самым лучшим образом, да и вряд ли она захочет меня видеть после этого. И будет, в общем-то, абсолютно права. Как ни больно это признавать, но прощения я не заслуживал.
Однако в гостиной меня уже ждал старый Франц. Увидев его, я почему-то подумал, что злоключения сегодняшнего дня для меня еще не закончились.
- Вам пришло письмо из штаба инспекции, - сообщил он. - Ваш отец ждет вас в кабинете.
- Благодарю, - кивнул я.
Я скинул на руки слуге форменный плащ и фуражку и отправился в кабинет. Белый конверт с двумя звездами и орлом - гербом Доппельштерна - лежал на столе перед отцом и он глядел на несчастный кусок бумаги, как на ядовитую змею.
- Что там? - спросил я у отца.
- Срочный вызов, - ответил он. - Ты возвращаешься на Пангею.
- Мы все же ударим по демонам, - я сел за стол, настроение, как ни странно, поднялось.
- Нет, - очень тихо сказал отец. - Война с Альбионом продолжается. И нашими союзниками в ней станут демоны.
- Что?! - Я даже вскочил от избытка чувств, наверное, впервые в жизни я не поверил отцу.
- Сегодня утром всех ознакомили, - мрачно продолжил отец, - под расписку, конечно, о неразглашении. Но раз тебя вызывают, то и тебе от этого не уйти. К тому же, ты включен в состав посольства. Возглавлять его будет фон Литтенхайм, это ведь он, если не ошибаюсь, командовал войсками на Пангее, а вот кто будет от министерства фон Люке, нам, конечно, никто не сообщил.
- Это, - я не находил слов, - просто отвратительно. - Я буквально плюхнулся обратно на стул. - Всего я ожидал от них, - я покрутил пальцем над головой, - но такого... безумия. - Других слов у меня не находилось. - Они что же, считают, что демоны станут договариваться с нами? Я как-то не заметил парламентеров на Пангее. Они нас просто уничтожали. И не делали различий между нами, альбионцами и терранцами. Только из-за этого мы объединились, не смотря даже на то, что буквально вчера убивали друг друга или были готовы напасть. И вместе дрались с демонами. Неужели мы там, в окопах, понимали куда больше, чем деятели из наших верхов?
- Из окопов, - вздохнул отец, подталкивая ко мне конверт и нож для бумаги, - часто намного виднее.
Я редко позволял себе настолько открыто проявлять эмоции, но в этот раз удержаться не смог. Услышав, как отец с точностью до наоборот процитировал того самого школьного учителя из трактира, я рассмеялся в голос. Хохотал долго, так что слезы на глазах выступили. Потом объяснял отцу, откуда такой взрыв гомерического хохота. Он только плечами пожал, наверное, списав на нервное напряжение и реакцию на обрушившиеся на меня новости.
А уж после всего этого взялся за нож и распечатал письмо. В конверте лежал стандартный вызов на бланке с печатью инспекции, но была в нем пара странностей. Во-первых: прибыть я должен был в Гейдельберг и там по предъявлении данного вызова мне предоставят место на ближайшем космическом корабле до Рейнланда. А во-вторых: у меня была неделя на "завершение всех дел". Такое впечатление, что мне выдавали билет в один конец. Завершение дел, мрачновато звучит.
Наверное, именно эта фраза натолкнула меня мысль об одном почти безумном поступке. Если бы не мысль о почти верной гибели, я бы никогда не решился позвонить Елене. Но это было на следующий день, а в тот мы с отцом распили-таки бутылку коньяка и оба явились к ужину слегка подшофе. Особенно я, так как коньяк лег на выпитое не так давно пиво. Мама осуждающе посмотрела на нас с отцом, но ничего говорить не стала. Наверное, чувствовала, что раз злоупотребили спиртным, то неспроста.
Я сидел перед телефонным аппаратом и глядел на него, будто он был моим врагом. Или ядовитой змеей, которая укусит меня, стоит только мне взять трубку. Узнать телефон доктора Шварца с Бадена не составило труда. Практика у него была, оказывается, достаточно обширная, и номер можно было найти в любом справочнике. Теперь оставалось только позвонить ему и спросить Елену.
Я понимал, что надо сделать это, извиниться перед ней, хотя бы и по телефону, но по-человечески. А не так, как в медицинском отсеке "Померании-11". Завершение дел.
Однако душевных сил, чтобы снять трубку и набрать номер, не было. Из траншей подниматься навстречу демонам - легко. Стоять до последнего, поливая демонов и их тварей длинными очередями - всегда пожалуйста. А вот позвонить и извиниться - нет. Не получалось, хоть ты тресни.
Я дважды почти касался трубки, но каждый раз одергивал руку, будто боялся обжечься. Наконец, мне удалось собраться с силами, я схватил трубку и отрывистыми движениями набрал номер доктора Шварца.
- Шварц на проводе, - услышал я, спустя некоторое время, которое понадобилось сигналу, чтобы добраться до Бадена.
- Я могу поговорить с Еленой Шварц, - сказал я.
- Кто ее спрашивает? - спросили на том конце.
- Максим Нефедоров, - ответил я, решив не оглашать своего звания, мало ли, что известно семье Елены. - Елена гостила у нас зимой и простудилась. Мне кажется, что по моей вине. Я не знал, что она заболела так серьезно.
- Хорошо, - мне показалось, или голос в трубке немного потеплел. - Подождите минуту, сейчас я позову Елену.
Все время ожидания сердце мое бухало фронтовой мортирой. Несколько раз хотел уже бросить трубку на рычаг, но я сумел сдержаться. Наконец, в трубке прозвучал знакомый голос.
- Максим?
- Да, Едена, - ответил я. Все слова заготовленной заранее речи вылетели из головы. - Я хотел... Прости меня, пожалуйста...
- Это все, что ты хотел сказать мне? - спросила она.
- Нет, - почти выкрикнул я. - Я хотел бы приехать к тебе. Поговорить. По-человечески. Погулять. Как в тот раз. Конечно, если здоровье позволит тебе.
- Не стоит беспокоиться о моем здоровье, - тон Елены был мне отлично знаком.
- Я не хотел обидеть тебя, - упавшим голосом произнес я. - Сейчас, в смысле. И я, действительно, хочу увидеть тебя.
- Я не буду против, - мне почему-то показалось, что Елена улыбнулась, сказав это. - Когда будешь выезжать, позвони мне.
- Конечно, - выпалил я. - Обязательно позвоню. Я, наверное, дней через пять буду у вас.
- Я буду ждать, - сказала она, и сердце мое едва не выскочило из груди.
- До встречи, Елена, - едва смог произнести я.
- До встречи, Максим, - ответила она, и первой положила трубку.
От этого у меня почему-то сердце рухнуло в пятки. Глупость, конечно, но все же...
В полку дел было не слишком много. Большую часть работы взвалил на себя майор Дрезнер, которому, похоже, не требовался отдых. Он перелопачивал горы бумаги, разбирался с пополнением, выбирая подходящих людей из вербовочных списков, воевал с тыловиками, норовящими прислать либо меньше запрошенного, либо вовсе не то, что надо. Со мной майор больше не советовался по каждому вопросу, работая в уже привычном ему, так сказать, автономном режиме. Я только сообщил ему, что убываю на неопределенный срок, и в мое отсутствие вся полнота командования полком переходит к майору Штайнметцу. Вплоть до моего возвращения или приказа о назначении нового командира полка.
- Как это понять? - не понял моих слов Дрезнер.
- Вот так, - коротко ответил я. - Понимать в нашем деле не всегда положено, верно? Я и сам сейчас мало что понимаю.
Дрезнер поглядел на меня, но больше спрашивать ничего не стал. Военный человек, он отлично понимал, что говорить можно далеко не все и не всегда.
Перелета до Бадена я почти не заметил, а вот путь по железной дороге, казалось, растянулся на годы. Конечно, перед тем, как сесть в него, я позвонил Елене, но разговор был коротким. Я только сообщил ей, когда и во сколько приеду, и снова услышал долгожданное "Буду ждать". Но сам путь в тряском вагоне, пусть и мягкими креслами, зато ужасно жарком, был для меня почти невыносим. Даже перед первым боем я не волновался так сильно, как сейчас. Я обливался потом - и не только из-за жары, царящей в вагоне.
Я вышел из поезда и быстро прошел через здание вокзала на улицу. Елена ждала меня у дверей. Мы постояли минуту, глядя друг на друга, а потом она шагнула ко мне и крепко обняла. Я от неожиданности так и остался стоять с разведенными в стороны руками. Выглядел, наверное, в этот момент крайне глупо.
- Максим, - сказала она. - Я ужасно соскучилась по тебе.
Я нервно сглотнул. Это было как-то странно после нашего расставания. Я ничего не понимал.
- Я думал, - не нашел ничего умнее я, - что тебе неприятно, когда я прикасаюсь к тебе.
- Тогда да, - ответила она, не разжимая объятий. - А теперь я простила тебя, Максим, и все хорошо.
Тогда я без слов обнял ее. Крепко. Наверное, слишком. Потому что Елена рассмеялась и произнесла:
- Задушишь же. Осторожней.
Я отпустил ее, и мы вместе отправились гулять по городу. Никакой определенной цели у нас не было. Мы просто бродили по улицам, как в ее визит к нам. Зашли на набережную, где было немного прохладней, хоть и не очень. Родной город Елены лежал несколько южнее моего, да и вообще на Бадене климат был существенно мягче. Тем более, что сейчас была середина лета, самое жаркое время. Но нас это ничуть не смущало. С набережной мы, уже на общественном транспорте, отправились в дендрарий, надеясь, что хоть там будет легче переносить жару.
В трамвае многие косились на молодого полковника, который отчего-то предпочел ехать в вагоне, а не на автомобиле. Но мы с Еленой были слишком заняты беседой, чтобы обращать внимание на подобные пустяки.
В дендрарии, действительно, было прохладнее, зато по его мощеным аллейкам прогуливалось множество людей. В основном, это были влюбленные парочки, еще не дошедшие до уединения, или мамочки, а то и целые семьи с детьми. Мы гуляли, стараясь держаться подальше от них всех, но Елена начала уставать.
- Ничего, - сказала она мне, - все хорошо. Можно и еще погулять.
Но шагала она все медленней, да и на лице ее была написана усталость. Наконец, нам удалось найти пустую лавочку в тени, что было не так легко. Собственно, нам просто повезло. Семейство, занимавшее ее, поднялось и всем составом отправилось к выходу. Мы же с Еленой поспешили занять лавочку. Елена устало откинулась на деревянную спинку. И я отвесил себе мысленного пинка - нельзя же так изводить человека. Ведь ей вполне еще может быть больно ходить. Да она девушка, и даже в бытность свою фенрихом Шварцем не успела привыкнуть к марш-броскам на несколько километров. А я совсем загонял ее.