– Не нагнетай. Нашли, посчитали и сдали. Какие к нам претензии.
– Найдется, кому спросить «А все ли сдали?» Таких деятелей и до войны было много, а сейчас так и подавно… по тылам окопалось.
Пока переговаривались, я бегло просмотрел странички в серых невзрачных обложках, пролистывая и останавливаясь на сумах последних записей. Все они были на предъявителя, что и следовало ожидать. А вот итоговая сумма была очень внушительная – больше трехсот тысяч рублей. Между прочим, плавающий танк Т-40, который мне переделывают под БМП на Московском заводе, сейчас стоит 135 000 рублей, а И-16 всего 80 000, пусть и устаревшая модель, но все же самолет. Таким образом, если нас обвинят в сокрытии или присвоении, то мало не покажется. Поэтому принимать решение в таком щекотливом вопросе, нужно хорошенько все обдумав. Радостно бежать к командованию, потрясая сберкнижками в руке – не самое лучшее решение. Старшина прав, найдется кому половить рыбку в мутной воде. И предлог хороший: – «А где же ты раньше был, и сколько еще не сдал?» Возможно, я нагнетаю, дуя на холодную воду, но время сейчас такое. Пообтерся я тут за два месяца и всякого успел насмотреться так, что былой бесшабашности сильно поубавилось.
Сделать вид, что ни чего не произошло и по тихому сжечь книжки можно, но где гарантия, что кто-то из участников Минского происшествия, по закону подлости, не вспомнит о них в самый неподходящий момент. Тогда будет еще хуже, а если честно, то и жаба поддушивает. Я бы нашел, как распорядиться деньгами – те же разгрузочные жилеты заказать. Можно сослаться на немецких диверсантов, якобы это было среди их вещей. Кстати вполне рабочая версия. Но сначала я посоветуюсь в финотделе, о возможности зачисления этих средств на счет отряда, что бы все было официально и можно было проследить расход.
– Давай мы с тобой Петрович акт все-таки составим, а потом уже думать будем, как этим богатством распорядиться. И распространяться об этом пока не нужно.
– Что я, без понятия что ли. Я – могила.
Немецкие ранцы решили отдать «секретчикам» – специально назначенным бойцам в каждом взводе в обязанности, которых входило раздавать тетради перед занятиями, а потом собирать и хранить в опечатанных чемоданчиках. Представитель особого отдела, недолго думая, объявил все, что мы даем курсантам под запись, секретной информацией, даже если это была схема мины еще времен «царя гороха». Соответственно тетради были пронумерованы, прошиты и опечатаны. Плюс в этом был только один, из тетрадей листы не выдергивались, не смотря на жуткий дефицит бумаги. Даже я писал рапорта черт знает на чем. С недавнего времени курсанты ходили на занятия с личным оружием и вещмешками, укомплектованными на случай внезапной тревоги, как еще один из элементов подготовки. Красноармеец, идущий в строю с чемоданом, вызывал недоумение, и ранец это исправит.
Только успели разобраться с трофеями, определив, что куда и кому раздать, как от КПП прибежал дежурный.
– Товарищ капитан, Вас группа пограничников спрашивает. Старшим у них лейтенант Емельянов.
– Наконец-то нашлись, – обрадовался я.
По-хорошему они давно уже должны были появиться. Документы и сопроводительную им сделал надежные, проверку они уже прошли под Ленинградом, так что видимых причин для задержки я не видел. Но время военное, и на дорогах случается всякое. Размышляя, где их временно разместить я направился на встречу. Издалека увидел характерные обводы безкапотной пятитонки «Шкоды», на которой вырвались из немецкого тыла, и ноги сами понесли быстрее. Пограничники при моем приближении тоже заулыбались, но про дисциплину не забыли и быстро организовали «построение рядом с транспортным средством». Выслушал короткий доклад о прибытии и с чувством пожал руку каждому, нарушая субординацию. Но слишком многое нас связывает за две недели рейда, включая то, что они меня вынесли с поля боя, что бы церемониться.
– Молодцы, как раз к обеду подоспели. Час вам на приведение себя в порядок – умыться, оправиться, осмотреться. После обеда у нас сегодня баня, так что сильно не стирайтесь, подменку вам подготовят. А все подробности вашего путешествия вечером.
– Нам место показать, где оружие и вещи сложить можно, – немного смутившись от моего напора, сказал Емельянов.
– Для начала расположитесь у меня в палатке. Я там один и места достаточно. Позже что-нибудь подберем, пока же давайте по-походному, все сложите в кузов. А я насчет медосмотра распоряжусь.
– Серьезных ранений ни у кого нет, так царапины и ушибы, – поторопился откреститься от ненужной, на его взгляд, процедуры лейтенант.
– Порядок такой, – поспешил я его успокоить, – у нас все группы, которые с заданий возвращаются, проходят через баню и прожарку. Не поверишь, но за сутки на передовой даже наблюдатели умудряются паразитов нахватать. А вовремя не обработанная царапина, сам знаешь, может больше неприятностей доставить, чем пулевое ранение.
Отдав еще пару распоряжений и показав как лучше проехать к реке, поспешил уведомить Старчака о прибытии пограничников, у нас на них уже были планы, да и в штабе фронта на них тоже рассчитывали.
В отличном настроении напевал я песню, исполняемую когда-то Михаилом Евдокимовым. В условиях проживания в палатках летних лагерей, когда самые необходимые для обеспечения жизнедеятельности вещи, такие, как положенные нормы довольствия, питание, мытье в бане и свободное от службы время становятся практически единственными доступными удовольствиями, наверное, самым значимым для солдата из этих «радостей жизни» становится банный день.
По уставу банно-прачечное обслуживание личного состава воинских частей включает: регулярную еженедельную помывку в бане, с обязательной сменой нательного и постельного белья, полотенец, портянок; стирку, а при необходимости ремонт и химическую обработку всего выше перечисленного; снабжение мылом или другими моющими материалами для этих целей. А если красноармейцы с песней строем, идут в общественную баню, то и денежными средствами на оплату расходов. Все это хорошо в тылу, а на передовой, да еще в условиях боевых действий, выполнить эти требования достаточно сложно. Правда в период Сталинградской битвы, в один из самых сложных ее моментов, когда наши дивизии прижали к самому берегу Волги, командование изыскало возможности и ходить грязным, не стриженным или не бритым, считалось среди бойцов недопустимым.
На начало сентября «завшивленность» личного состава в частях Западного фронта, сидевшего в окопах, стала почти поголовной, включая командиров, что грозило целым букетом заболеваний. О чем нам неустанно напоминал военврач 3-го ранга, со звучной фамилией Толстой, приписанный к нашему десантному батальону. С августа все банно-прачечное обслуживание войск передали в ведение медицинской службы, вот он и озаботился, так как тяжесть отступления привела в войсках к катастрофическому положению и директивы сверху «о борьбе с вошью» шли одна страшнее другой. При этом в армии не хватало мыла, бань и прачечных. Из-за эвакуации многих предприятий, резко снизилось количество, и качество производимого в стране мыла и практически полностью прекратились поставки соды для стирки.
Прослыть грязнулями или нахватать вшей мы не собирались. При интенсивных физических нагрузках, которые доставались курсантам, вопросы личной гигиены выходили на первый план. Сильно выручало наличие рядом с лагерем реки, но заменить помывку в бане, простое купание не может. К тому же для нашего человека баня не только средство для помывки, но нечто большее. У каждого ценителя такого вида отдыха есть свои традиции и ритуалы при посещении этого храма чистоты.
В мое время люди стали больше ценить уют, комфорт и удобство, поэтому баню предпочитали «по белому», когда в помещениях для купания и парной все чисто, без дыма и копоти. Сейчас же, если не считать общественных купален, преимущество отдавалось баням «по черному», что в двухтысячных можно встретить только в отдаленных деревнях, особенно в сибирских и дальневосточных. Там этот вид парной всегда чтили и никогда не забывали. На вид такая баня, порой вкопанная в землю по самые окна, с низкой притолокой и высоким порогом для сохранения тепла, сильно проигрывает современным. Однако предки были не глупее нас. Ее главной особенностью является абсолютная стерильность. Здесь продезинфицировано все – помещение и сам воздух. Обычно при топке используются березовые дрова, которые при горении выделяют деготь. Он обладает антисептическим, антипаразитным и противомикробным свойством. Дым от печи постепенно обволакивает все – стены, потолок, лавки, пол и развешенную на жердях одежду, убивая бактерии, плесень и вредные микроорганизмы. Все вши и другие насекомые, имеющиеся в одежде, уничтожались естественным образом.
Для создания приятного аромата на печь клали хвою или сбор трав. Они не только наполняли воздух благовониями, но и оказывали целебное воздействие на организм человека. На пол тоже стелили, еловые или сосновые ветки, сено или солому. Это делалось, прежде всего, для удобства, и опять же в целях ароматерапии. Парная наполнялась эфирными маслами, запахами хвои и скошенной луговой травы.
В памяти моего тезки отыскались интересные подробности как детей, молодых девок и стариков купали в домашних печах. Оказывается, они просто залезали в горнило, предварительно после топки закрыв продух заслонкой. Перед этим печь очищалась от золы, сажи и копоти, а подходы устилались дощечками, соломой или хвоей. Совсем маленьких сажали на лопату и так засовывали внутрь. Чем не сказка про бабу Ягу.
Нам ни чего выдумывать не пришлось. В ближайшем селе была общественная баня, способная одновременно вместить взвод красноармейцев. Оставалось только согласовать время, что бы не создавать проблем для местного населения, так как в нее приезжали мыться еще и колхозники из ближайших деревень. На крайний случай имелась у нас и палатка, которая вполне подходила для организации походной бани. Здесь принцип еще проще – нагревай камни на костре и бросай в емкость с водой. Тут тебе и пар и горячая вода.
Свою форму бойцы, как и во время моей службы в Советской армии, стирали самостоятельно после помывки, на время просушки, надевая подменку. А вот нательное и постельное белье, а так же портянки сдавались в специальную банно-прачечную роту. Но мы решили этот вопрос проще, договорившись с местными, среди которых было много эвакуированных. Оплата производилась через ФИНО, согласно действующих расценок. Так мы обеспечивали людей приработком и разгружали прачечный отряд.
С учетом обслуживания госпиталей, нагрузка на женщин прачек была запредельная. Норма в сорок комплектов за смену перекрывалась как минимум вполовину и это притом, что ни каких стиральных машин и в помине нет. Все женскими ручками, да в тазике. Форма из госпиталей идет залитая кровью, где рукав отрезан, где штанина. Тут и привычному человеку не по себе станет, что уж про молодых девчонок говорить.
К тому же военные ППО, прежде чем сушить белье, полоскали его со специальным, очень вонючим мылом «К», призванном защитить от вшей. Запах от белья стоял ужасный. Было у него и трудно произносимое научное название – бисэтилксантоген, относящийся к «синтетическим инсектицидам», что полезным быть не могло по определению. А вот деревенские женщины умудрялись обходится народными средствами, не такими пахучими, но обеспечивающими тот же результат, что нас вполне устраивало.
Личный состав, направляемый к нам на подготовку, был разнородным, кроме простых призывников нам, по комсомольской путевке, присылали студентов, в том числе физкультурников, главным образом разрядников по стрельбе, самбо или прыжкам с парашютом, было даже несколько бывших сотрудников милиции. В основном ребята были городскими, и пускай не сильно избалованные как современные, по крайней мере, одежду могли починить себе сами, но многое из того, что деревенский житель знал с малолетства, приходилось объяснять заново. А ведь им предстояло длительное проживание без бытовых удобств, в лесах вдали от населенных пунктов. Поэтому главный уклон в обучении делался именно на практику, к тому же вместо объявленных пяти месяцев на обучение шла постоянная ротация личного состава. Не успели отправить один отряд, как пришла очередная заявка.
Расставшись с пограничниками, я поспешил к группе курсантов изучавших типы и способы разведения костров. Пришлось ввести и такое занятие в курс выживания. Инструктор – сибирский охотник Пантелей Чудинов умел разводить их всевозможные варианты: от сложенного особенным образом эвенкийского, когда спокойно можно выспаться даже в лютый сибирский мороз, до специфического, пришедшего от ссыльных, когда на этапе ничего горючего под рукой нет «дрова» делают из туго скрученных тряпок, дающих возможность вскипятить кружку воды. Но упор, конечно, основывался на тех, что давали много тепла и мало дыма, и способах их розжига от одной спички.
Мое занятие называлось оперативная подготовка, и оно у этого взвода бойцов было следующим. Сегодня в него входили основы дознания и ведение допроса, в том числе в полевых условиях. Последнее чаще всего было делом грязным и совсем не гуманным, но в сложной обстановке, когда от скорости получения информации зависела жизнь красноармейцев и успех выполнения задания, приходилось совершать и не такое. Что бы сразу пресекать все разговоры о «честных способах ведения войны» я прихватил фотографии, доставшиеся от немецкой команды «по приведению населения к покорности». Сильно прочищает мозги тем, кто до сих пор верит в рабочий интернационал Германии и «рыцарские» способы ведения войны.
– Ногу ставь с пятки на носок, старайся ступать на внешнее ребро ступни и поглядывай вниз, поглядывай. Это мы должны всех слышать, а не все нас. – Из-за кустов раздавались наставления бывалого охотника, очевидно перешедшего к следующему разделу курса выживания. – По лесу идем только цепочкой, не разбредаться, и самое главное – не шуметь. На поваленные стволы деревьев ни в коем случае не наступать, с виду целый ствол может быть насквозь сгнившим. Если невозможно перешагнуть, а пригнуться и пролезть под ними не получается, то следует обойти стороной. Внимательно следите за ветками, что бы они не хлестнули по глазам идущего следом…».
Дождавшись, когда Чудинов закончит занятие, я дал курсантам десять минут перекурить и оправиться, затем начал свое. Пока стояла хорошая погода, мы предпочитали сидеть на природе, в палатках учебу проводили только в дождливую пору, которая была не за горами. Бойцы располагались прямо на земле или на специально притащенных стволах деревьев, инструктор обычно давал материал стоя. Исключения составляли занятия по минно-взрывному делу, для которых, из-за наличия большого количества плакатов и наглядных пособий, было определено специально оборудованное место. Практику, например, подрыв деревянных опор они вообще проходили на специальном полигоне. Радисты и шифровальщики, большинство из которых составляли представительницы слабого пола, занимались по отдельной программе. А будущих партизан, из-за нехватки времени, знакомили только с основами радиодела, самые азы уровня «прием-передача». Поэтому с девушками мы пересекались не часто, в основном на стрельбище или спортгородке. Тем не менее, молодость брала свое, и все чаще приходилось замечать парочки, прогуливающиеся вокруг лагеря перед отбоем. Личные контакты и знакомства командованием хоть прямо и не запрещались, но категорически не приветствовались, на этом мне тоже сегодня предстояло заострить внимание.
– Вы должны четко понимать и всегда помнить, что радист группы, как носитель военной тайны высшего уровня, это самая желанная цель для противника. Он знает шифры, позывные, особенности работы на ключе, алгоритмы шифрования – и многое другое. Ни при каких условиях в плен ему попадать нельзя. Ни живым, ни раненым, и даже мертвым нежелательно. Наши девчонки проходят подготовку наравне с вами и все это отлично понимают. При малейшей угрозе захвата они любой ценой готовы предотвратить подобное. Уничтожить рацию, шифроблокнот и оставить себе последний патрон или гранату. Если по какой-то причине она не сможет это сделать самостоятельно, то эту услугу ей должен будет оказать кто-то из вас. Это не жестокость, а вынужденная необходимость. Для них плен будет пострашнее смерти. Просто представьте себе, что сделают немцы с этими девочками, если они попадут к ним в лапы! Что бы «сломать» их фашисты не остановятся ни перед чем, поверьте. Я специально показываю вам фотографии, взятые нами у обычной тыловой команды, это даже не каратели, а просто военные. Эти кадры никогда не попадут в наши газеты или журналы, потому что есть вещи, которые не должны видеть мирные жители. Но что бы лучше понять, какие нелюди пришли на нашу землю и что они на ней творят Вы должны это видеть и помнить. А теперь задумайтесь, сможете ли Вы в критической ситуации исполнить свой долг по отношению к дорогому для Вас человеку, не дрогнет ли рука, не обернется ли Ваша секундная слабость против всей группы? Приказывать в этом вопросе я не могу, война жестока, но даже здесь бывает место для любви. Для всех, но не для нас, потому что наша война особенная, даже в письмах домой вам запрещено любое упоминание о роде деятельности. Поэтому прислушайтесь к моей настойчивой рекомендации – никаких личных привязанностей, никаких чувств, никаких шур-мур. Обдумайте мои слова и сделайте соответствующие выводы. Вот разобьем врага – тогда и чувствам своим дадим волю. А пока – нельзя, держите себя в руках. Считаю, что эта тема закрыта раз и навсегда. Всем, все понятно? Вопросы?