— От имени всех беспризорников Нижегородской ярмарки выражаю вам свою горячую благодарность, господин Горький.
В зале зашумели, но быстро успокоились. Ещё последовала пара вопросов Горькому, один из них был о его личной жизни, но которые он ответил максимально расплывчато, и на этом пресс-конференция закруглилась. Горький пожал руки мне с Лёхой, сказал на прощание, что обязательно заглянет на огонёк и мы отправились обратно в свою мастерскую.
А там нас ждал очередной сюрпризец…
Подкатили ещё трое беспризорников с просьбой принять их в нашу кампанию. Все трое маленькие, в тряпье и по-моему с чесоткой.
— А чего так вдруг? — спросил я парнишки, который постарше прочих выглядел, — мы уж тут недели две квартируем, почему раньше не приходили, а сейчас вот решились?
Пацанёнок этот шмыгнул носом, сплюнул и ответил:
— Раньше вы Сулейку не забарывали, а щас забороли…
— Понятно, — сказал я ему в ответ, — берём всех троих, но не прямо вот, надо согласовать этот вопрос с мельничным начальством, мы всё же пока люди подчинённые. Завтра в это же время приходите, я думаю, к этому времени всё утрясём.
Старший пацан, назвавшийся кстати Борей Алтыном (у тебя чего, и кликуха уже имеется? А то как же, без кликухи у нас никак), согласно кивнул и они очистили горизонт.
— Как дела? — спросил я у апостолов, — детали-то для макаронов наточили?
С деталями было так себе, но примерно половина вполне годилась в работу. Отложил брак в сторону, приказал переделать, потом битых полчаса рассказывал про сегодняшние приключения… то есть это Лёха рассказывал в основном, а я поправлял его в нужных местах.
— Всё, вечер воспоминаний окончен, — встал я со своего места, — дел ещё по горло, вечером поговорим, если вопросы остались.
— А ты куда-то собрался? — спросил Лёха и на всякий случай попытался увязаться со мной.
— Не, ты здесь командуй, а я сначала в заводоуправление согласовывать новых членов нашей команды, а потом на ярмарку, арбалет надо в тир отдать. Да, ты, Лёха, должен до вечера ещё две штуки сделать. За работу, парни, — хлопнул я в ладоши и ушёл в заводоуправление.
Там я сразу зашёл к Фролу, который работал тут помощником Башкирова (если кто-то забыл). Фрол сидел в своей каморке на первом этаже и тупо смотрел в окно, но увидев меня, мигом оживился.
— О, про тебя сегодня все только и говорят!
— А что говорят-то, дядя Фрол? — прикинулся я валенком.
— А то ты сам не знаешь… Матвей Емельяныч сказал, чтоб ты к нему зашёл сразу же, разговор какой-то к тебе есть.
— Ну раз хозяин сказал, надо выполнять, — скромно ответил я.
— Пошли, я тебя провожу, чтобы ты по дороге никуда не утёк, — и Фрол взял меня за локоть.
Ну ничего себе, мысленно изумился я, под конвоем ведь ведут — как бы это не к добру было… но в принципе всё оказалось не так плохо. Через приёмную Башкирова мы проследовали транзитом, почти не задержавшись, секретарь, как только меня увидел, сразу замахал обеими руками в направлении двери в кабинет начальника, мы с Фролом туда и прошли.
— А, явился, — благодушно сказал Матвей из-за своего начальственного стола, — ну проходи, садись. Фрол, а ты подожди в приёмной.
Фрол беспрекословно слинял из кабинета.
— Мне понравилось, как ты дела ведёшь, — без предисловий начал беседу со мной Башкиров, — с Сулейкой разобрался, Кольку отмазал, с Горьким на короткую ногу встал.
— Стараюсь, ваше превосходительство, — вставил я свои пять копеек.
— Если еще макароны удачно запустишь… (когда там у тебя всё готово-то будет? в конце недели, Матвей Емельяныч)… то видит бог, назначу тебя своим заместителем… и зарплату приличную положу.
— Благодарствуйте, Матвей Емельяныч, а насчёт макарон не сомневайтесь, всё будет исполнено на высоком техническом уровне. Только там хорошо бы приличную рекламную кампанию провести, чтобы новый продукт продавался…
— Ты и это сделать сможешь? — удивился тот.
— Дело-то нехитрое, конечно смогу, — утвердительно ответил я, — только у меня просьба одна к вам будет…
— Ну давай, выкладывай, — милостиво разрешил Башкиров.
Тут я ему и выложил всё про коммуну имени Горького и новых вероятных её членов.
— Нам бы помещение побольше и на довольствие бы их поставить — горы бы свернули на благо общего дела, — попросил я напоследок.
— Я подумаю об этом, — сказал Матвей и отпустил меня мановением руки. Левой.
Ну думай, мысленно сказал ему я, захватил наш испытанный в деле арбалет и отправился на ярмарку. В тир имени товарища Морковина.
— Вот, — сказал я ему, он сам в лавке сидел вместо билетёра, — принёс обещанный инструмент.
Тот осторожно взял в руки арбалет, повертел туда-сюда и спросил, как с ним обращаться.
— Тут всё просто, — отвечал я, доставая стрелы, — тетива взводится вот этим крючком, сюда кладётся стрела, потом надо прицелиться и спустить курок.
Я просто для демонстрации направил арбалет в сторону мишеней и выстрелил — удивительно, но попал точно в деревянного зайчика, стрела при этом задрожала и завибрировала на весь тир. Морковин и сам выстрелил пару раз, похвалил меня за новинку и тут же поинтересовался, сколько я хочу денег за это.
— Пока нисколько, — скромно отвечал я, — считайте это промо-акцией… ну предварительным периодом. Я кстати сегодня немного прорекламировал ваше заведение, так что ждите новых клиентов. А вот если через неделю дела у вас пойдут на лад, тогда и осудим долевое участие, ладно?
Морковин полностью был согласен с такими условиями, поэтому я на этом завершил наш разговор и вернулся к своим баранам… в смысле к макаронам.
Попытался точнее вернуться, удалось это не сразу — сначала меня по пути к мосту перехватил Людвиг Карлович, тот самый, который дизелями торговал. Он взял меня за пуговицу и оттащил в сторонку от людских потоков.
— Что же это вы, Александр, — благожелательно начал он, — не заходите. Я о вас частенько вспоминал в последнее время…
— Так мяч-то, — позволилсебе футбольные аналогии, — на вашей стороне поля, любезный Людвиг Карлович, вы же собирались связаться с хозяином бизнеса, после чего появился бы некий смысл в наших дальнейших взаимоотношениях.
— Так я связался, уважаемый Александр, не далее как сегодня с утра поговорил по телефонной связи.
— И каков же результат ваших переговоров, дорогой Людвиг Карлович?
— Можете звать меня просто Людвиг, — счёл нужным он перейти к более демократическим нормам общения, — а результат в высшей степени положительный. Густав Васильевич дал добро на передачу вам двух наших опытных образцов, более того, в течение недели он подъедет сюда с целью более предметных переговоров.
— Отлично, — отозвался я, — с удовольствием пообщаюсь с таким умным и предприимчивым господином. А дизели ваши нам очень пригодятся, когда их можно будет забрать?
— Да хоть сейчас, только надо же какой-то транспорт обеспечить, они же тяжёлые.
— Хорошо, я тогда сегодня-завтра решаю вопросы с транспортировкой и тогда мы возвращаемся к нашему взаимодействию, — предложил я, а Людвиг согласился, только напоследок высказал интересную мысль.
— Я смотрю, вы тоже футболом интересуетесь?
Я лихорадочно перебрал все свои последние фразы и обнаружил ту, которую можно было отнести к футболу, про мяч на половине поля.
— Да, Людвиг Карлович, нравится мне эта игра.
— Может тогда матч какой-нибудь организуем? — сразу перешёл он на деловой тон, — я могу собрать ещё минимум шестерых человек, имеющих некий опыт.
— Тема очень интересная, — задумался я, — давайте вернёмся к ней после перевозки дизелей.
И я побежал дальше, но сразу до своего берега добраться мне суждено не было — из-под опор моста на этот раз вылез Шнырь и перегородил мне дорогу.
— Разговор есть, — хмуро сказал он, глядя куда-то в сторону.
— Пошли поговорим, — со вздохом ответил я, — если очень надо. Только ты учти, что у меня дел ещё сегодня по горло, так что давай покороче.
Сразу скажу, что покороче не вышло — уж больно долго Шнырь подбирал необходимые слова, видно было, что такие переговоры ему в новинку. Если коротко резюмировать все его эканья с меканьями, то в сухом дистиллированном остатке отфильтровалось следующее — он, Шнырь, приносит мне лично и моей коммуне вообще самые глубокие извинения за доставленные неудобства в работе и личной жизни. Это раз. А два заключалось в том, что он, Шнырь вместо со своим корешом Ножиком предлагает мне взаимовыгодное сотрудничество прямо вот с сегодняшнего дня.
— И в чём же будет выражаться наше сотрудничество? — спросил я.
— Ну чё ты как дитя малое, — недовольно отвечал мне Шнырь, — ты ж теперь пацан авторитетный, вся Благовещенка под тобой теперь ходит…
— И дальше чё? — продолжил тупить я.
— Чё-чё, — совсем уже готов был обидеться Шнырь, — ты пацан занятой, у тебя мастерская, трое под началом, опять же с Горьким ты на короткой ноге. Так что лично заниматься крышеванием тебе явно не с руки, а мы с Ножиком запросто могли бы помочь тебе с этим. За небольшую долю…
— И за какую же долю вы готовы работать? — решил я расставить все точки над ё.
— Известно за какую, за треть…
— Хорошо, — я встал и собрался идти, — я тебя услышал, но ответить пока не готов. Через пару дней найдёшь меня на мельнице, тогда и поговорим более конкретно.
Шнырь тоже встал и дёрнулся было в другую сторону, но вспомнил ещё что-то.
— Слышь, Потап, — сказал он заискивающим тоном, — ты это… рассказал бы, как нас обдурил на той встрече за соляными складами?
Я уселся обратно на бревно.
— Это, шнырь, такая трава была, привезли её из Мексики, там её используют местные шаманы и колдуны. Содержит вещества, действующие на нервную систему человека аналогично опиуму и морфию. Только её всего два мешка было, ну там, где я её нашёл, и больше вряд ли кто такое добро из Мексики к нам повезёт. Если тебе интересна тема наркоты, то у меня есть более приближенное к нашим местам предложение…
Глава 10
— И что это за предложение? — заинтересовался Шнырь.
— Так у нас же в области сеют коноплю, правильно?
— Наверно сеют, — согласился он, — из неё потом верёвки и канаты вьют. Только при чём тут наркота?
— Конопля, дорогой Шнырь, по-латински называется каннабис, она содержит психоактивные вещества, так называемые каннабиоиды, которые работают ничуть не хуже морфия с кокаином… слышал про такое?
— Не, первый раз слышу…
— Её в основном в Азии разводят и употребляют в таком смысле… не на канаты… а у нас почему-то почти что и нет… так вот, предложение у меня такое — ты с Ножиком обеспечиваешь меня коноплёй, как выбирать нужные растения и чего у них там собирать, я потом объясню, а я вырабатываю конечный продукт. Сбыт тоже на тебе. Доходы пополам.
— Надо подумать, — сказал Шнырь задумчиво, — дело для нас новое, с кондачка решить сложно… а какой твой интерес, я не понял?
— Там в этой конопле много ещё чего интересного содержится, так что я в обиде не останусь, — отвечал я, — ну ладно, заговорились мы что-то, а у меня ещё дел по горло, прощевай.
А в мастерской нашей меня ещё один сюрприз ждал — пришёл высокий строгий господин в шляпе, сразу же с порога представившийся Поповым Александром Степановичем.
— Мой бог, — воскликнул я, — неужели тот самый Попов?
Видно было, что ему польстила моя реакция.
— Наверно тот самый, а откуда вы обо мне слышали?
— Помилуйте, драгоценный Александр Степанович, да в России каждый прогрессивно мыслящий человек не может не знать изобретателя беспроводного радио. Позвольте поинтересоваться целью вашего посещения?
— Охотно расскажу ээээ Александр — прочитал в газете о ваших необычайных приключениях, а также о мастерской, расположенной буквально в двух шагах от места моей работы, и не смог не зайти и лично, так сказать, познакомиться.
— Так вы на городской электростанции, кажется, работаете?
— Да, директором. Но скорее всего на днях поменяю место службы — зовут в столицу.
— Ну что же, большому кораблю, как говорится, большое плавание… а если вам интересно, чем мы тут занимаемся, то пожалуйста — могу показать…
И я провёл его по цеху, коротенько рассказав о наших нынешних и будущих достижениях.
— Значит, это вот камера замеса теста, это пресс-формы, а это сушилки… а там в итоге всё будет автоматически упаковываться в бумажные коробки… но главное конечно не это, а ингридиенты и сырьё, от него результат будет зависеть больше, чем на три четверти… а вот здесь образцы готовой продукции, если пожелаете, можем продегустировать…
Попов пожелал — я тогда быстренько отдал три варианта наших макаронов в столовую с просьбой отварить, а мы тем временем вышли на улицу.
— Также хотелось бы лично осмотреть поле вашего, так сказать, боя с нечистой силой — всё-таки такое не каждый день у нас случается…
Ну удивил меня Степаныч, взрослый же и образованный человек, а туда же… но спорить не стал и провёл его по местам нашей, так сказать, боевой и трудовой славы.
— Все вещественные доказательства, к сожалению, полиция забрала, так что только на словах могу рассказать и показать…
— А это что такое? — спросил Попов, подняв из травы монетку.
— Значит, не всё полиция забрала, — ответил я, разглядев монету, это был александровский рубль, — с помощью вот этого нехитрого приспособления мне и удалось победить нечистую силу, она же серебра боится…
— Ясно, — отвечал Попов, — и ещё один вопросик имеется, про святого Серафима…
— Да он такой же святой, как я градоначальник — чернокнижником он оказался, так что пробу некуда ставить…
— Ну надо же, — вытер пот со лба Степаныч, — а когда я с ним беседовал, ничего подобного даже и заподозрить нельзя было.
— Вы с ним беседовали? — удивился я, — когда и о чём, если не секрет?
— Не секрет, месяц назад… он заходил ко мне на станцию и интересовался подробностями генерации электрической энергии…
Тут пришла пора мне удивляться — вот кто бы мог подумать, что этот старый хрен чего-то понимает в технике.
— А зачем ему это надо было, он не рассказал?
— Хотел провести свет в своё жилище… — отвечал Попов, — так, по крайней мере он выразился.
Ну дела, подумал я, чем дальше, тем всё чудеснее…
— Понятно… но Серафима тут не было, он по-моему раньше всех из этой шайки-лейки понял, что игра проиграна, и пропал с концами. А с Сулейкой и двумя его подручными всё закончено.
— Спасибо, — отвечал Попов, — я всё уяснил, что хотел, пойдёмте теперь дегустировать вашу продукцию.
(на макаронной фабрике в СССР, примерно конец 20-х годов)
Повар уже отварил все три наших опытных образца и выдал нам их в трёх жестяных мисочках каждому, естественно, где что, подписано не было — дегустировать, так уж по-взрослому.
— Вот, изволите видеть, Александр Степаныч, — начал я, — три разных варианта нашего, так сказать, опытного производства. Один из самой что ни на есть обычной пшеничной муки без добавок, второй из гречневой муки, третий в виде завитушек и с добавками, а какими, не скажу. Попробуйте, как оно на вкус незаинтересованному человеку со стороны будет?
Попов с интересом изучил содержимое всех мисок, потом взял вилку и начал с той, которая ближе к нему стояла.
— Могу про макароны небольшую лекцию прочесть, пока вы пробуете, — предложил я ему, закрутив здоровый шмат гречневых макарон на вилку.
— Сделайте одолжение, — любезно ответил мне Попов.
— Итак, слово макароны по первой версии происходит от греческого «макария», что значит еда из ячменной муки (святой Макарий, который у нас на Волге, это скорее всего тоже оттуда же), а по второй — от итальянского «макаре», мять-месить, значит. Лично мне вторая версия ближе, всё-таки это блюдо в основном в Италии едят, а не в Греции. Первые упоминания макарон восходят аж ко второму тысячелетию до нашей эры, в древнем Китае и в Египте при фараонах ели что-то очень похожее. А вот в письменных источниках макароны первый раз появились в Древнем Риме, был там такой кулинар Апикус, это уже наша эра, он и описал в своих книгах рецепты приготовления лазаньи… не совсем макароны, но похоже. В 10 веке в Италии появилось наставление о кулинарном искусстве, где подробно описано приготовление и применение макарон — там они называются «паста». Вариант макарон с начинкой, это хорошо всем известные пельмени, равиоли, хинкали, манты и так далее, используются в кухнях самых разных стран. Я вас не сильно утомил?