— Нет-нет, Александр, — живо отозвался Попов, к этому времени он уже съел первую миску и доедал вторую, — очень вкусно, а вы продолжайте.
— Продолжаю, — согласился я, — в Средней Азии макароны называются чузма, они входят в состав популярного блюда лагман. В Китае их готовят в основном из рисовой муки, пшеницы они мало выращивают. А вот в Японии основа макарон это бобовый крахмал, называются они там сайфун. Но лидер по производству и потреблению этого продукта, это конечно же Италия, там существуют сотни сортов и вариантов спагетти. Есть даже такая байка про композитора Россини…
— Это который «Севильского цирюльника» написал?
— Точно, он самый — так вот, этот Россини плакал в своей жизни только два раза, первый, когда услышал игру Паганини на одной струне, а второй, когда уронил на пол собственноручно приготовленную пасту…
А Попов тем временем прикончил и третью тарелку, вытер рот салфеткой и сказал, что готов высказать свой приговор.
— Дада, конечно, — быстро свернул свою лекцию я, — слушаю вас со всем вниманием.
— Продукт достойный, это сразу скажу, больше всего мне понравились гречневые макароны, вот эти, тёмного цвета, но если позволите, пара замечаний у меня также имеется…
— Говорите прямо и не стесняясь, Александр Степанович, я человек необидчивый и критику воспринимаю нормально.
— Так вот — цвет у вас гуляет, то совсем белые, то желтоватые, то коричневатые, а надо бы, чтобы всё равномерно было…
— Есть такое дело, — согласился я, — мы с этим недостатком боремся, но пока не победили. А ещё что скажете?
— Далее — эти вот последние… да в виде рожков, они конечно вкусные и всё такое, но слишком сильно разварились, смотреть на них неприятно.
— И это тоже знаем… мука для этого сорта у нас подгуляла.
— И наконец последнее — русскому народу всё же привычнее самая обычная лапша, её у нас каждая деревенская баба умеет делать. Так вот, чтобы продвинуть в массы такой новый вид лапши, придётся затратить немало сил и денег… как мне кажется… а то ведь неходовой товар получится.
— И это знаю, дорогой Александр Степанович, — с грустью отвечал ему я, — к сожалению революционные товары и услуги в России продвигаются с большими трудностями. Однако у нас в планах широкая рекламная кампания значится, будем внедрять в массы новый товар.
Попов поблагодарил повара, встал из-за стола, я за ним, и мы вышли на свежий воздух.
— А если в общем и целом, то мне очень нравится ваша коммуна — это… это как глоток свежего воздуха после сиденья целый день в душном кабинете. Как она у вас называется-то?
— Алексей Максимыч дал согласие на использование его имени, — ответил я, — так что теперь она у нас «Коммуна имени Горького» называется.
— Хорошее название, — одобрил Попов, — ну спасибо вам большое, Александр, за доставленное удовольствие, а я наверно уже пойду…
— Подождите, Александр Степаныч, — вспомнил вдруг я об одной детали, — вам знакома такая фамилия Маркони?
— Да, слышал конечно — итальянец, работает в моей области, радиоволнами занимается.
— Так вот, в любой отрасли, неважно, изготовление макарон ли это или передача информации без проводов, очень важны две вещи — приоритет и реклама. Спорить не будете?
— Пожалуй, что и нет. А к чему это вы сейчас?
— К тому, что этот самый итальянец Маркони вполне может отобрать у вас приоритет в изобретении радиосвязи, а помогут ему в этом яркие рекламные акции, кои он без устали проводит в разных странах.
— Да, я что-то слышал об этом — передача радиосигналов через Бристольский залив.
— Что залив, это слишком мелко, у него в планах, насколько я знаю, радиосвязь из Лондона в Нью-Йорк, и всё это будет произведено с максимальным оповещением масс и привлечением средств массовой информации. Так что мой вам скромный совет — попробуйте опередить господина Маркони… пусть это будет не трансатлантическая связь, а… ну я не знаю, транссибирская что ли, из Петербурга во Владивосток. Или сразу в Пекин. И чтобы это дело как можно шире освещалось в прессе. Год у вас, как мне представляется, есть.
— Вы меня прямо озадачили, молодой человек, — задумчиво ответил Попов, — хорошо, я обдумаю ваше предложение в ближайшем времени…
Он повернулся было уходить, но напоследок сказал ещё вот что:
— Буду рад видеть вас в числе моих помощников — переходите на городскую электростанцию, там есть вакантное место механика…
Тут уже я призадумался.
— Мне очень лестно ваше предложение, Александр Степаныч, но право, у меня ещё много незаконченных дел в своей коммуне… если нужна будет какая-то помощь, обращайтесь, помогу без вопросов, но вот так, чтобы с концами переходить… в любом случае было чрезвычайно интересно с вами пообщаться.
И Попов удалился по направлению к своей электростанции, а я сел было сочинять очередной блок макаронной линии, но сразу вспомнил, что надо бы организовать транспортировку дизелей с ярмарки. Решил попросить помощи у Фрола, он вроде бы мужик адекватный. Фрол выслушал мою просьбу, смощившись, но отказать не решился, как-никак гражданин в фаворе у биг-босса.
— Иди на конюшню… да, она в начале оврага, там найдёшь старшего конюха Аристарха, скажешь, что я распорядился выдать тебе телегу и двух лошадей. На два часа, не больше.
Рассыпался в благодарностях и побежал истребовать гужевой транспорт согласно распоряжению начальства. Аристарх был очень занят, очень бородат и очень зол, ладно, что не на меня. Для начала он вызверился в пространство в том смысле, что последних лошадей забирают, на чём работать-то? Но тут же сменил гнев на милость и лично запряг в телегу двух вороных коней… а может и кобыл, я в этом деле специалист никакой.
— Сам-то управлять умеешь? — спросил меня Аристарх.
Я робко сказал, что попробую, но он, видя мою робость, тут же прикрепил к телеге и кучера, мальца чуть постарше меня, назвавшегося Ванькой. Вместе и покатили через мостик на ярмарку. По дороге, хотя и недалеко было, но он, этот Ванёк, сумел достать меня расспросами про нашу коммуну, про Сулейку и про Максима Горького — тут, оказывается, все и всё про всех знают. И под конец попросился, чтоб и его тоже приняли.
— А чего ты умеешь делать? — спросил уже я его.
— С лошадьми вот умею обращаться.
— Это я уже понял, но может ещё чего-то? А то лошади у нас в коммуне не в приоритете.
Тот задумался и сказал, что стреляет хорошо, у них в деревне на Керженце все стреляли метко. И ещё знает, как зверей выслеживать и птицу бить.
— Я подумаю, — отвечал я, — может и сгодишься ты нам, завтра видно будет. А мы уже и приехали.
Ванька затормозил возле дизельного павильона, а на пороге там уже стоял разлюбезнейший Людвиг Карлович с широко расставленными руками, символизирующими его гостеприимство.
— Сейчас я позову пару грузчиков от соседей, — и он кивнул куда-то направо, — затащим моторы на вашу телегу.
Через полчаса мы уже громыхали обратно по мостику, я придерживал один из дизелей, погрузили его не очень ровно, как бы не свалился в речку родимый. Но всё обошлось — вызвал всех ребят из нашей мастерской, и мы впятером уже как-то с божьей помощью перегрузили моторы в пустой угол нашего цеха.
— Вместо паровых машин будут, — гордо сказал я, — когда всё было закончено. А это Ваня, с конюшни местной, просится к нам в бригаду.
Пацаны обступили Ваню и тоже начали его расспрашивать, что мол и как и почему. Когда они угомонились и Ваня слинял обратно на свою работу, спросил у общества — как мол, пойдёт такой новый работник или нет?
— Да сгодится наверно, — ответил за всех Лёха, — чем больше народу, тем лучше.
— И ещё двое беспризорников с ярмарки к нам с утра просились, — вспомнил я.
— Я видел, — признался Пашка, — как ты с ними базарил. Знаю обоих, нормальные пацаны, не подведут, если что.
---
Прошла неделя.
Матвей Емельяныч выдал своё начальственное добро на расширение нашей коммуны, так что нас теперь не четверо, а семеро — два беспризорника прибавились, Алтын с Гривенником, и конюх Ванька без прозвища. В семь пар рук макароно-агрегат гораздо быстрее начал строиться, так что сегодня мы проводим показательный замес и выдачу первых пудов (вот никак на метрическую систему никто переходить не хочет) готовой продукции. Трёх разных сортов. С цветом я вопрос решил, он теперь однородный… ну почти что однородный, не будем излишне придираться. Рекламная кампания стартует на следующей неделе, а продажи через две, так босс распорядился.
Алексей Максимыч заходил к нам, и даже не один раз — полюбовался на художественно выполненную вывеску, один из апостолов оказался у нас не лишённым зачатков художественного дарования, он и нарисовал. Макароны Горькому тоже понравились. И ещё он с собой фотографа привёл, тот отщёлкал целую пачку снимков, а на следующий день в «Нижегородском листке» появилась статья про нас, не на первой странице, конечно, на третьей, но немаленькая, на поллиста. Горький сказал, что вскорости отбывает в Петербург, дела издательства зовут, но он обязательно найдёт время продолжить наше знакомство.
Из двух привезённых дизелей один мы запустили. С горем пополам — там всё очень сыро и неотработано было. Да, работал он не на мазуте, а на чистой нефти, пришлось пару бочек прикупить на ярмарке. Изобретатель же и хозяин этих дизелей Тринклер Густав Васильевич так и не собрался к нам заехать — да и не сильно-то хотелось.
Тир с нашими арбалетами удвоил выручку за эту неделю, договорился с владельцем на треть от этого — не такие уж и большие деньги, но в хозяйстве не помешают. А со Шнырём у нас было аж четыре дополнительные встречи, где мы разграничили наши зоны влияния целиком и полностью, так что отсюда денежные потоки потекли на порядок большие, чем от всех остальных сфер нашей деятельности. С коноплёй пока затык случился, перенесли на весну это дело.
Дело о потусторонних силах заглохло само собой, смерть сына Башкирова же полиция повесила на какого-то левого босяка, чтобы не устраивать висяк. Газеты пошумели еще пару дней и тоже утихли. Старец Серафим сгинул с концами, говорили, что видели кого-то похожего в районе Саровского монастыря, но слухи не подтвердились. А второго блудного сына Матвей сослал на перевоспитание в глухие керженские поселения староверов, вроде бы на год.
Ну так вот — сегодня понедельник, а это значит, что ровно в полдень состоится презентация макаронного монстра… в смысле линии по производству макаронной продукции. С нашей стороны участвуют все семеро, с противоположной всё руководство империей Башкировых. А также пара репортёров из местных газет.
— Уважаемые дамы и господа! — так я начал презентацию, — вашему вниманию представляется механическое приспособление для производства макаронных изделий самого широкого профиля.
В руках у меня указка была, Лёха вчера выточил на токарном станке, так я этой указкой и начал тыкать в разные части нашего приспособления.
— Вот здесь чан для замеса теста, происходит всё это почти что без участия человека — сюда засыпается мука определённых сортов, в это отделение идут вкусовые добавки, сюда наливается вода, потом включается винт Архимеда и в течение примерно получаса происходит замешивание, показываю.
И я включил тумблер, управляющий этим блоком — всё прошло без накладок.
— Далее, по мере готовности теста, она начинает поступать в прессовый узел со сменным набором пресс-форм. Ну и выдавливается в виде уже готовых макаронин вот на эту подложку, отрезание на равные отрезки происходит этим вот ножом. В процессе выдавливания сразу обдувается горячим воздухом и подсушивается, но окончательная сушка производится всё же в отдельном отсеке и пока слабо автоматизирована, здесь всё вручную.
Далее под моим чутким руководством вся наша бригада нарезала и развесила километров… верст то есть… пять макаронин на специально подготовленные брусья.
— Завтра эти макароны будут готовы к употреблению, а пока желающие могут попробовать образцы нашей продукции в столовой.
— Какова же производительность вашей машины? — спросил один из репортёров.
— Примерно сто пудов в сутки… это в идеале, а так поменьше конечно.
— И вы уверены, что все эти пуды будут востребованы в нашем городе? — это уже второй репортёр подключился.
— Это мы скоро увидим, — скромно отвечал я, — продажи начинаются через неделю.
А далее всё общество переместилось в столовую, где началась дегустация.
Понравиться-то оно всё понравилось народу, все три сорта без исключения, но особых восторгов не вызвало. Преобладали разговоры, что обычная лапша проще, доступнее и наверняка дешевле выйдет. Башкиров выслушал все эти разговоры со стоическим равнодушием, а когда процедура приёма пищи завершилась и гости потянулись на выход, кивнул мне, дескать пошли поговорим. Говорили в его кабинете.
— То, что ты такую машину скрутил, это ты, конечно, молодец, — начал он свою речь, доставая табак из табакерки. — Но больших прибылей я в этом деле не вижу, слишком новый и неизвестный товар для масс получился…
— Так, Матвей Емельяныч, — зачастил я, — я когда ещё говорил, что нужна рекламная раскрутка, маркетинговое продвижение, акции разные там…
— Умных слов ты много знаешь, — строго ответил Матвей, — но толку с них пока что никакого.
— Дайте добро на рекламную кампанию, сразу увидите и толк, — угрюмо возразил я.
— Что тебе нужно для этой кампании? Деньги поди опять?
— Не нужно мне ваших денег, у меня и свои на это дело имеются, — дерзко возразил я, — а нужна только бумага с вашей подписью, что я назначаюсь вашим заместителем по рекламе и получаю право вести переговоры и заключать договора по этой теме.
Матвей посидел полминутки, переваривая услышанное, потом громко крикнул в приёмную секретарю:
— Напишешь ему, чего он там хочет, потом мне на подпись, — и продолжил мне, — сроку даю неделю, если товар продаваться не будет, выгоню в шею и тебя, и всю твою голоштанную команду. Понял?
— Да как же не понять, дорогой Матвей Емельяныч, — расплылся в улыбке я, — умеете вы объяснять просто и доходчиво.
--
Короче говоря, получил я искомую бумагу и даже печать у Фрола на неё сумел поставить, а потом вернулся в свой родной практически цех и призадумался — как же мне эту рекламную кампанию-то проводить? С чего начать, как углубить и чем финишировать? Телевидения же в этом времени пока что даже и изобретать не начали, радио вон, и то через десяток лет в лучшем случае появится, такое, чтобы по нему рекламу можно было крутить. Остаются газеты и наружка… а что газеты, их читает в основном образованная публика, а у простого народа, основной, так сказать, целевой аудитории наших макаронов, с грамотностью не очень, не увидят они газетной рекламы от слова «никогда»…
И тут у меня в голове неожиданно всплыло слово «синематограф» — его ж уже изобрели браться, как их там… Люмьеры. И кино уже крутят по всему миру, в том числе и на нашей родимой ярмарке, как уж оно там называется… «Прожектор из Парижа».
(синематограф на Нижегородской ярмарке, конец 19 века)
Вот в эту сторону и будем работать, дорогой Александр Потапыч, сказал я сам себе. Вспоминай теперь, как у нас в России сейчас не с прокатом, а с производством фильмов дела обстоят… Подумал и вспомнил, что только через пяток лет начнёт развиваться отечественный кинематограф-то… А кто у нас в городе всё и про всех знает? Конечно газетчики.
— Лёха, — крикнул я брату, — я по делам в город, а вы пока точите ещё по одной железяке, чтобы у нас запасной агрегат для макарон был.
Лёха конечно сделал попытку увязаться со мной, но не очень настойчивую, так что через четверть часа я уже входил в здание «Нижегородского листка».
— О, Александр, — это я сразу нарвался на Горького, он почему-то на входе стоял, раскуривая сигару, — как дела, что нового?
— Добрый день, Алексей Максимыч, — поздоровался я с ним, — дела идут и жизнь легка, но возникло одно непредвиденное затруднение, требующее консультации с уважаемыми людьми.
— На меня намекаешь? — спросил он, — ну давай, выкладывай своё затруднение.
— Как у нас в городе… да и вообще в стране обстоят дела с синематографом?
— Даааа, — протянул Горький, — широкий у тебя круг интересов, ничего не скажешь.
— Не жалуюсь, — скромно отвечал я.
— Ну так значит кинематограф… а пойдём прогуляемся на ярмарку, я тебе по дороге всё и обскажу, что знаю.