— А я Архип, живу вон в том доме, — и он махнул рукой в сторону слободы, — комнатушка даже и у нас найдётся, пойдём, я тебя матушке покажу, если он против не будет, заселяйся, только… — замялся он.
— Если ты про деньги задумался, то не боись, разбойники у меня не всё отобрали, кое-что за подкладку закатилось, — и я показал ему пару купюр, пацан расслабился.
— Ну тогда пошли.
Он подогнал веткой свою козу и мы отправились прямиком к его хате… довольно крепкая изба-пятистенок, сзади участок, засаженный сплошь картошкой, спереди палисад с цветочками, наличники украшены богатой резьбой, мне сразу понравилось. Малец загнал козу в хлев, откуда вышел уже вместе с матерью, высокой и суровой женщиной за тридцатник. Она воззрилась на меня довольно подозрительно.
— Архип сказал, ты комнату на постой ищешь?
— Точно так, — осторожно подтвердил я. — На неделю примерно, а может и больше.
— Десять копеек в неделю, харчи отдельно оплачивать будешь, — сразу взяла она деловой тон.
— Комнатку-то покажите сначала, — попросил я, чтобы не выглядеть кексом, кидающимся на ветер деньгами.
Прошли в дом — комнатушка была крохотная, но с отдельным входом из сеней, и что самое главное, рядом с печкой. Летом-то это конечно не так важно, но если до осени тут придётся куковать, пригодится. Поторговался конечно, копейку выиграл, отдал 18 копеек мелочью за две недели, как раз столько и набралось. После этого матушка, представившаяся Катериной Гордеевной, предложила мне умыться, а то весь грязный хожу тут. Заодно и о себе расскажешь. Рассказал… повторил, короче говоря, байку, стравленную Архипу.
— Значит, совсем ничего не помнишь? — это мы уже за столом сидели, она мне стакан молока налила, видимо от той самой козы.
— Обрывки какие-то, — сказал я, — вроде я работал у одного большого человека, и вроде бы механиком, машины какие-то сложные чинил. А вот где и у кого, это как отрезало…
— Машины это хорошо, — по-прежнему сурово отвечала она, — на нашем заводе такие люди ценятся. Муженёк придёт со смены, расскажешь ему, что и как, может и на работу тебя возьмут.
— Муж, значит, на Сормовском заводе работает?
— Да, помощником мастера во втором корабельном цеху.
— Ну значит договорились… — сказал я, — а сейчас, пока время есть, могу вам чем-нибудь по хозяйству помочь. Чего зря без дела сидеть, верно?
Хозяйка наконец-то расслабилась и предложила посмотреть швейную машинку, перестала она крутиться недавно, и никто ничего сделать не может. Посмотрел на машинку… ё-моё, какой раритет, чугунная, с ножным приводом, сработана в подмосковном Подольске, Зингер там дочернее предприятие открыл. Когда-то очень давно, в прошлой жизни, я имел дело с похожим агрегатом, и даже успешно вводил его в эксплуатацию после десятка лет, проведённого в чулане. Так что бог даст, и с этим девайсом управлюсь.
— Чего тут не работает-то? — уточнил я у Гордеевны.
— Да вот сам смотри — нажимаешь на эту хреновину, — и она показала на панель ножного привода, а она только скрипит и никуда не двигается.
— Давно она у вас? — спросил я.
— Второй год пошёл.
— Наверно просто смазать надо все места, и всех делов, — предположил я, — есть масло-то для смазки?
— Была тут маслёнка, — призналась хозяйка, — сейчас посмотрю.
Притащила она мне маслёнку, здоровенную, по поллитра наверно. Какое там масло, я уж не стал проверять, надеюсь, что масляное. Нашёл все отверстия для смазки, их тут целый десяток был, вылил туда по паре капель в каждое. Потом аккуратно положил всё сооружение на бок и ещё снизу покапал в места соединения разных узлов.
— Ну а теперь попробуй ещё раз, — попросил я хозяйку.
Закрутилась, зараза, причём очень бойко.
— Ну ты мастер, — восхитилась она, — тогда уж может и ещё одну неисправность устранишь? Она иногда стежки пропускает, вот сам смотри.
И она прострочила пару сантиметров какой-то ткани — действительно неровная строчка получалась, каждый третий стежок отсутствовал.
— Это посложнее задача будет, — закатил глаза к потолку я. — Три дня харчи бесплатно давать будешь, если справлюсь — идёт?
— Идёт, — легко согласилась она, — чини давай.
— И ещё мне б одёжку поменять, а то эта порвалась совсем, — попросил я, — я заплачу, если что.
— Ты машинку чини, а я пока посмотрю, что у нас из барахла имеется, — сказала Гордеевна и ушла куда-то на двор.
Ну я чего, начал разбираться со стежками… помнил я из подробностей работы этих устройств только то, что проблемы с неровной строчкой образуются в основном по двум причинам, либо игла установлена неверно (вариант — разболталась со временем), либо натяжитель верхней нитки недостаточно правильно её натягивает, тут чаще всего пружина виновата. Рассмотрел внимательно и первое, и второе… дело оказалось таки в пружинке, ослабла она и не натягивала нужным образом. Вынул пружину, удалил пару колец, сократив её длину, поставил всё обратно, проверил — как будто ровненькая строчка пошла.
Подошла хозяйка, продемонстрировал её выполненную работу, она меня похвалила и выдала холщовые штаны и рубашку.
— Пойдёт? — спросила она. — В полтинник тебе это обойдётся.
Я торговаться не стал, выдал требуемое, потом переоделся и сказал, что пойду прогуляюсь по слободе, посмотрю, что тут и как, может заодно вспомню чего. Подался в центр, где здоровенный собор стоял, как его… Спасо-Преображенский кажется. Ну дура какая, подумал я, обходя его полукругом… Заходить туда я, конечно, не стал, а вместо этого посмотрел по сторонам — тут победнее народ жил, чем на ярмарке, но в принципе неплохо. По главной улице слободы тянулся нескончаемый ряд лавочек, магазинчиков и питейных заведений.
Зашёл в одну такую лавочку, чем-то приглянулась она мне, называлась «Овощная и хлебная торговля Е.И.Калугинъ и Ко». Внутри и точно были овощи и хлеб, а кроме того молочные продукты и фрукты. Покупателей мало было, кроме меня ещё парочка бабок солидного возраста. Продавец в белом халате отпустил их, потом обратился ко мне:
— Чего желает молодой человек?
— Макароны у вас есть? — ляпнул от балды я первое, что пришло в голову.
— Макарон не держим-с, — быстро ответили мне, — есть лапша домашняя.
— А чего так? — поинтересовался я, — не продаются что ли макароны-то?
— Да, — горестно согласился продавец, — одно время брали мы их на реализацию, с московской фабрики, но расходилось очень медленно. Так лапшу-то будем брать или как?
— Давайте, — ответил я, чтобы не нарушать конспирации, — фунт взвесьте. И ещё вон того сахару тоже фунт, — показал я на дальнюю витрину.
Сахар в этом времени продавался либо головками (напоминающими орудийные снаряды) по нескольку кило, либо пилёный от этих же головок на мелкие дольки. Вот я и выбрал эти дольки. Вернулся к Гордеевне, а там и муж её со смены, оказывается вернулся, Антоном Палычем назвался. Не очень добрым взглядом он на меня посмотрел, но поговорить за жизнь не отказался.
— Значит, говоришь, механизмы чинить умеешь? — начал он допрашивать меня.
— Ага, умею, — смело отвечал я, — только какие именно, не помню. Но если вживую увижу, точно скажу.
— Швейную машинку он быстро починил, — доложила из своего угла Гордеевна, — теперь строчит лучше, чем новая.
— Лады, — с трудом, но согласился Палыч, — завтра утром со мной пойдёшь, покажу тебя старшему мастеру, а потом всё от тебя будет зависеть.
— А сколько на вашем заводе платят-то? — решил уточнить я.
— Чернорабочие и те, кто только пришёл, по пятаку в день получают. Я вот уже двугривенный, а старшей мастера и до рубля доходят.
— Нормально, — не стал привередничать я, — завтра с утра и определимся.
— Ты мне лучше вот что расскажи, — неожиданно попросил Палыч, — жена сказывала, что у тебя одёжа городская была, верно?
— Была, — подтвердил я, — только порвалась она и испачкалась, вот я и сменил её.
— Я не про это, — отмахнулся тот, — раз одежда городская, значит ты из города сюда попал, а ближайший город у нас это Нижний — верно?
— И это верно, дядя Антон, — продолжил я, понимая уже, к чему он клонит.
— Значит скорее всего ты из Нижнего и попал сюда к нам, а значит надо будет тебе туда съездить, может на месте определишься, откуда ты и кто ты. Нельзя же беспамятным всю оставшуюся жизнь ходить, верно?
— Да, конечно, — промямлил я, чтобы что-то сказать, а так-то мне совсем не светило возвращаться в Нижний, где меня с нетерпением ждала куча заклятых друзей. — Но это не завтра и не послезавтра. К концу недели съезжу наверно… сколько тут до города-то добираться?
— Это смотря как, — ответил Антон, — если верхом на лошади, так час всего, а на телеге или пешком поболе будет, к обеду попадёшь на ярмарку, если выйдешь пораньше.
На этом мы с ним и закончили наши переговоры, а наутро после завтрака (стакан молока с пшённой кашей из печки) он меня с собой потащил.
— Ну вот наш завод, — сказал он, когда мы добрели до входных ворот, на которых было написано, что это «Компания Нижегородской машинной фабрики», — сейчас я тебя сдам с рук на руки одному товарищу, а сам вон в тот цех пойду (и он указал, в какой). Заходи, когда с тобой что-нибудь прояснится.
И он сдал меня с рук на руки пожилому суровому мастеру в очках (!), первый раз в этом времени вижу человека в очках. Прохором Михалычем представился, начал допрашивать:
— Как звать, откуда, чем раньше занимался?
Пришлось скормить ему ту же историю, что я только что прогнал Гордеевне с Антоном, он задумчиво выслушал, потом пригласил в цех, в другой, не в тот, куда Антон ушёл.
— С паровыми машинами знаком? — спросил он меня, похлопывая по боку как раз таки такую машину.
— Насколько я могу вспомнить, да, имел дело, — осторожно отвечал я.
— Ну тогда попробуй запустить вот эту, она у нас два дня сломанная стоит — если запустишь, тогда продолжим разговор, — и он махнул рукой, разрешая мне заняться делом, а сам отошёл в сторонку, чтобы не мешать.
— Инструменты тут ведь понадобятся, — сказал я ему в спину.
Он развернулся и выдал мне коробку с инструментами, я мельком глянул — вроде всё необходимое тут имеется. Ну и начал ковыряться с машиной… битых два часа мне понадобилось, чтобы только найти неисправность, вымазался, как чёрт, но нашёл. Если уж быть совсем точным, их две было, неисправности — первая, это перегрев коренных подшипников, затянуто было слишком сильно, вылечилось ослаблением затяжки, ну и смазки туда я, конечно, не пожалел добавить. Но это, так сказать, полбеды было, а главная-то проблема заключалась в золотнике, точнее в зазоре между ним и золотниковым зеркалом. Из спускной камеры, короче, валил густой струёй пар, а кривошипы с шатунами стояли как вкопанные. Пришлось целиком заменить оный золотник, оказавшийся сильно покоробленным и не подлежащим восстановлению.
Через три полных часа агрегат заработал, как новенький. А тут и мастер Михалыч подоспел, обошёл машину кругом, внимательно послушал, как там стучат её внутренности и остался вполне удовлетворён.
— Считай, вступительное испытание ты прошёл успешно, пойдём в заводоуправление — буду рекомендовать тебя в свои помощники. С испытательным сроком, конечное дело…
— А жалование мне какое положат? — решил я включить шкурный вопрос.
— А вот на месте и определимся… не боись, не обидим, — покровительственно ответил мне Михалыч и повёл в заводоуправление.
В заводоуправлении мне не сказать, чтобы сильно обрадовались, пришлось ещё минимум трижды повторить свою легенду про потерю памяти, но в итоге мне было сказано сегодня таки погулять, пока тут организационные вопросы порешаются. А вот завтра с раннего утреца и подходи. А пока свободен.
Ну я сильно не расстроился, поблагодарил ещё раз душевного мастера Михалыча и отправился в цех, где работал Антон. Нашёл его довольно быстро (вообще довольно странная система безопасности в этом времени — хоть бы кто спросил меня, что это ха хрен тут в рабочее время ошивается, никому это интересно не было), Антон оторвался от текучки на пару минут, выслушал меня, а потом сказал, что всё, кажется, хорошо, иди домой и отдыхай. А вечером дополнительно поговорим.
И я пошёл домой… ну как домой, дома у меня теперь же не было, к Гордеевне, короче говоря, я пошёл. Возле дома на завалинке сидел малец Архип и широко зевал, прикрывая рот рукой.
— О, здорово, Саня, — обрадовался он мне, — как там на заводе у тебя прошло?
— Всё хорошо, Архип, — ответил я, — с завтрашнего дня меня берут помощником мастера в первый корабельный цех.
— Ну и ладушки, есть хочешь?
Есть я пока не хотел, а чтоб без дела не болтаться, предложил выпасти их козу, Архип сразу и согласился.
— Её Машкой зовут, она смирная, не бодается. Ну почти не бодается. А пасти её лучше всего вон в той стороне, — и он махнул рукой куда-то на юг, где сейчас солнце висело.
Я взял в руки длинную хворостину, коя именно для выпаса и была тут предназначена, выгнал Машку из хлева и мы вдвоём подались за околицу. Кстати, граждане, вы никогда не пасли коз? Или коров? Не? Занятие это не сказать, чтоб сильно утомительное, но занудное, это да. Постоянно надо держать стадо под присмотром, а то отвлечёшься, потом собирай его до ночи.
Нашёл поляну с высокой нетронутой травой, запустил туда Машку, а сам разминаться начал, давно физическими упражнениями не занимался. И вот, когда я в очередной раз присел, а потом подпрыгнул, раздвинулись ветки кустов жимолости (их тут ужас, сколько много было), и в просвете появилась голова моего брательника Лёхи. Одну руку он при этом прижимал к губам указательным пальцем, показывая, чтоб я помалкивал, а в другой руке у него был наган со взведённым курком.
— Привет, — обрадовался я, но тихо, как просили, — ты как тут оказался?
И я медленно начал смещаться по направлению к нему, но он почему-то поднял наган на уровень глаз и сказал:
— Стой, где стоишь, и не дёргайся, а то я за себя не отвечаю.
Мне понадобилась целая минута, чтобы как-то свети концы с концами, после чего я продолжил:
— Коза убежит, можно я её привяжу хотя бы?
— Козу привяжи, но близко не подходи.
Подманил Машку поближе, закинул верёвку ей на шею, привязал к ближайшей берёзе. Потом повернулся к Лёхе:
— Ну и что всё это значит, братец ты мой ненаглядный?
— Какой ты мне нахрен брат? — тут же нашёлся Лёха, — я с Санькой 15 лет бок о бок прожил, думаешь, я сразу всё не понял после той молнии?
— И что ты понял? — прикинулся я тупым, — ты объясни, а то я что-то не въезжаю.
— Дурачком-то не прикидывайся, — хмуро отвечал брат, по-прежнему держа наган в прицельной позиции, — не брат ты мне, а неизвестно кто в его шкуре. Может чёрт, может колдун или ещё кто. Не мог Санька знать тех вещей и уметь делать то, что ты делаешь…
— И ты, значит, все эти два месяца ваньку валял и придуривался? — спросил, чтобы что-нибудь спросить.
— Значит, валял, — твёрдо отвечал он.
— И я так подозреваю, что последние мои неприятности тоже ты организовал?
— Тоже я…
Я без приглашения сел на пенёк, который рядом оказался, положил ногу на ногу и продолжил:
— Как там на мельнице-то без меня дела идут? Кто за главного теперь в нашей коммуне?
— Я теперь главный, — отвечал Лёха, — а дела неплохо идут, вторую макаронную линию смонтировали, кино досняли, если это тебе интересно.
— Очень интересно. А когда премьера будет, ну первый показ то есть…
— Через неделю и будет, пригласили кучу гостей.
— Матвей Емельяныч как? Про меня не спрашивал?
— Спрашивал конечно, мы сказали, что тебя Серафим в своё подземное царство утащил, он и успокоился.
— Понятно, — протянул я, — и что же ты теперь делать собираешься? Меня мочкануть и дальше рулить делами на свободе?
— Если сейчас не договоримся, то мочкану, — отвечал брат.
— И о чём же ты со мной договариваться собрался? С наганом-то в руке?
— Я не знаю, кто ты и откуда явился, — начал брат, — но знаешь ты и верно, очень многое. Только суёшься в разные места, куда не надо бы… так вот моё предложение такое будет… ты остаёшься в этом вот Сормове… да, я всё про тебя знаю, и то, что тебя на завод берут, тоже… и никуда отсюда носа не суёшь дальше городской окраины…