— Держитесь уступом, — проинструктировал их я, — один чуть ближе, другой чуть дальше. А ты, — обратился я уже к шофёру, — сиди и никуда не дёргайся, у нас тут дела минут на десять-пятнадцать, потом вернёмся, откуда стартовали.
Мужики с дальнего конца складов тем временем смотрели на наше прибытие, открыв рты — видимо сумел я их пронять этим автомобилем. Приблизились к ним на пять-шесть метров, тогда я сказал:
— Здорово живёте, граждане бандиты. Зачем звали, рассказывайте…
А дальше произошло то, что я, в общем и целом, с самого начала подозревал — сзади послышался щелчок взведённого курка и голос Щуки:
— Я их обоих на мушке держу, ребята — ты, Санёк, и ты, Лёха, кидайте свои пистоли под ноги, а то хуже будет!
Я медленно повернулся назад:
— А я тебя ещё вчера подозревать начал, Щука. Когда ты очень револьвер себе захотел.
И я сделал шаг к нему.
— Не подходи, замочу! — заорал он во весь голос и протянул дуло нагана ко мне, хотя, казалось, его уже дальше некуда протягивать.
Краем глаза я заметил, что те два мужика смотрели на это представление с большим интересом.
— Давай мочи, а я посмотрю, как у тя духу хватит, — храбро заявил я ему, ничем, впрочем, не рискуя, из патронов, которые у него в барабане сидели, я еще утром высыпал весь порох и вставил пули обратно… на всякий случай.
Руки у Щуки задрожали совсем уже крупной дрожью, но на спусковой крючок он таки сумел нажать. Курок щёлкнул, но ничего не произошло. Он снова взвёл курок и опять спустил его, опять пшик.
— Ну чё, замочил, дурень? — спросил я, отбирая у него наган, — теперь тебя бы по уму замочить надо за предательство, но руки неохота марать. Скидовай одёжку, которую мы тебе на наши деньги купили.
Он быстро разделся, я скомандовал Лёхе подобрать вещи.
— И остаток денег давай, который от наёма остался.
Он вытащил по-прежнему дрожащими руками горстку серебра и меди из кармана нательной рубахи и передал её мне.
— А теперь пшёл вон, чтоб я тебя больше не видел — увижу, замочу, второго шанса у тебя не будет.
Щука не стал дожидаться повторного приглашения и припустил назад к собору, только пятки замелькали. А я повернулся и зашагал к тем двум бандитам, на ходу засовывая наган за пояс, а неудобно-то как с двумя револьверами ходить.
— Приношу извинения за непредвиденную задержку, господа, — начал я свою речь, — сейчас она устранена и мы можем продолжить нашу беседу. Со всем вниманием слушаю вас.
Тот, который выглядел постарше и повыше ростом, отклеился наконец от стены склада и пододвинулся ко мне на дистанцию, с которой удобно было бы разговаривать.
— Я Боря Ножик, а он Сёма Шнырь, слышал про таких?
— Ну как не слышать, — осторожно ответил я, — вы люди уважаемы и известные.
— Вчера ты не делу наехал на нашего положенца Чижика, теперь ответ держи.
— Ваш Чижик беспредельничал на Гребнях, у честных пацанов последнюю краюху отбирал, поэтому заслужил он по полной, граждане бандиты. Так что наехал я на него очень по делу. А вот вы и точно беспределом занялись, Щуку вон ко мне подослали шпионить — это разве дело?
Мужики переглянулись и продолжил уже второй:
— Пацанчик ты резкий, как мы поглядим, так что мы даём тебе возможность исправиться — если за неделю на Гребнях восстановишь старый порядок, отдаём это место тебе в кормление.
— И ещё Благовещенку с Рождественской, — нагло добавил я.
Они переглянулись, старший кивнул головой.
— Лады, и это тоже.
— У меня только один вопросик остался, господа воры — старый порядок это сколько в деньгах и кому их отдавать?
— Сотенная в неделю, — ответил Шнырь, — мои люди тебя сами найдут, так что не кипишись раньше времени.
— Договорились, — коротко ответил я и повернулся на каблуках, у мои бот даже маленькие каблуки были.
Напоследок всё же добавил: — Щуку своего только уберите от греха подальше куда-нито, а то я за себя не ручаюсь.
Лёха от возбуждения аж на полметра от земли подпрыгивал, ожидая окончания нашего разговора.
— Ну как там, ну чё там, договорились?
— Поехали, по дороге расскажу, — ответил я, забираясь в автомобиль. — У нас ещё оплаченное время осталось? — спросил я у Козлевича.
Тот поднёс у глазам наручные часы и ответил, что полчаса ещё имеется.
— Тогда поехали через мост в Благовещенку, — распорядился я.
Козлевич просигналил зачем-то клаксоном и мы покатились сначала по ухабам, а потом по булыжникам ярмарки. Когда заехали на плашкоутный мост, распугав гужевой транспорт, важный и толстый городовой отдал нам честь — Лёха сиял и был на седьмом небе от радости. Я тихонько передал ему на ухо предложения бандитов, он, по-моему, не совсем всё понял, но кивал головой непрерывно. Благовещенка была поражена современным видом транспорта, кажется такие механизмы сюда пока не заезжали… или бывали, но крайне редко. До самого нашего жилища мы не добрались, там совсем никудышняя дорога начиналась за Башкировской мельницей, так что за апостолами я послал Лёху. А потом попросил водителя прокатить их до моста и назад, тот ответил, что только до моста, время заканчивается, хорошо, согласился я, назад сам прибегут. И они втроём с Лёхой ещё раз прокатились по правому берегу реки, счастливые до такой степени, что дальше некуда.
А когда они вернулись, я вкратце посвятил и их в результаты стрелки, а также и про Щуку поведал…
— Так он значит крысой был? — спросил Пашка.
— Выходит, что крысой… вот, одежду с него снял — надо её на вас как-то поделить, — сказал я, доставая рубаху, штаны и сапоги.
Делёжка оказалась длительной и безрезультатной, апостолы за малым не набили друг другу морды, так что я через четверть часа сказал «брек» и забрал всю одежду себе.
— Всё равно она вам велика, будет запасной для меня, а вам мы завтра новую купим. Как только со Спиридошей разберёмся… Лёха, ты помнишь, что у нас завтра дело к нему есть?
Лёха всё помнил.
— Ну тогда давайте пожрём что ли ченть, а то у меня брюхо подвело.
Я послал обоих апостолов с копейками, которые мне Щука отдал, прикупить еду, а потом мы на скорую руку соорудили ужин. Без разносолов, но сытный. После чего Лёха неожиданно мне заявил:
— Слушай, братан, а давай почитаем бумаги, что в той коробочке были… ты же умеешь читать, и я тоже, с трудом правда. Вдруг что-то полезное для себя узнаем?
И я с ним согласился, совсем ведь забыл в этой суете последних двух дней про коробку из-под ландрина. Лёха приволок её с чердака, он туда эту коробку на всякий случай запрятал, открыл, вытащил бумажки, их всего четыре оказалось, и разложил их на столе в горнице.
— Таааак… — протянул я, изучая документы, — вот эти две долговые расписки с купцов… неразборчиво написано… наверно Огородников и Швецов их звали… даты… позапрошлогодние… думаю, это нам точно не пригодится, не найдём мы никаких Огородниковых, а если вдруг чудом каким-то и обнаружим, они от всего отопрутся.
— А ещё две бумажки ведь остались, — жалобным голосом сказал брат, ему очень хотелось, чтобы его идея оказалась небесполезной.
— Ещё две… — повторил я, переворачивая их и просматривая на свет. — Вот эта совсем испорченная, в воде наверно побывала, так что её сразу на выброс, а эта похожа на карту…
Брат взял в руки эту последнюю бумагу и долго вглядывался в неё, потом посмотрел на оборотную сторону и ничего там не увидел.
— Похоже на карту, да, — согласился он в конце концов.
Апостолы тоже закивали головами, точняк карта, а Пашка даже добавил, что вроде б на ней наш город изображён, точнее даже Благовещенская слобода, в которой мы сейчас проживаем, и окрестности этой слободы. Да я и сам это отчётливо увидел.
— Так, странное направление только у этой карты, юг сверху, север снизу, давай-ка перевернём её вот так… щас совсем всё понятно стало — вот плашкоутный мост, вот Стрелка, вот мельница Башкирова, прямо с нами, а ниже правый берег Оки, Дятловы горы то есть…
— А это что за крестики? — спросил Лёха.
Я их давно уже увидел, два жирных крестика на карте, ждал, когда ещё кто-нибудь про них скажет, и вот дождался.
— Один крестик почти рядом с нашим домом, метров… ну то есть аршин сто-двести вверх по течению и чуть выше по склону… а второй далеко, километра… ну то есть версты две вдоль берега… там ручеёк обозначен. Ну чё, пацаны, какие будут мнения?
— А чё тут думать-то, — авторитетно заявил Пашка-апостол, — клады там разбойники зарыли и крестиками пометили, чтоб не забыть.
— А пойдём и посмотрим на первый, он тут совсем рядом, — предложил я и все дружно согласились.
Вчетвером и вывалились из дому, причём я лопату прихватил, тут в овине нашлась такая, древняя на вид, но вполне работоспособная. Идти было недалеко, минуты две-три — в том месте, помеченном на карте, должен был идти небольшой овражец, наверно здесь когда-то что-то типа речки или ручья текло, а потом пересохло, но русло вот осталось.
— Покажь ещё раз карту, — попросил возбуждённый Лёха.
Я достал и развернул карту, он посмотрел на неё очень внимательно, потом на овраг, потом уверенно заявил:
— Здеся копать надо, — и топнул ногой по небольшому холмику посреди оврагу.
— Ну раз ты такой умный, — ответил я, — то на тебе лопату и начинай, а мы посмотрим.
Лопата была упаси бог, не металлическая, такие в этом времени дорого стоят и на дороге не валяются — деревянная она была, выдолбленная из бревна. Но на конце заострённая, так что в землю втыкалась без сверхусилий. Лёха взял её в руки, потряс зачем-то, потом начал работать… утомился он очень быстро, и пяти минут не прошло, за это время успел выкопать ровчик в метр длиной и по полметра в ширину и глубину. Земля была глинистая, подавалась так себе. Затем Лёха вылез из выкопанной ямы и сказал:
— У нас же коммуна, всё общее, так что и яма должны общими усилиями копать, — и всучил лопату мне.
Я же с сомнением посмотрел на неё и ответил вот что:
— Наганы из того подземелья совсем новые, им год-два от роду, а это значит что?
— Что? — эхом откликнулся брат.
— А то, что спрятали их не позже, чем два года назад. А раз карта с пометками там же была, делаем ввод, что и остальные клады они закопали где-то два… не позднее, чем три года назад. А это значит, что земля в месте захоронки должна просесть — никогда не видел могилы на второй-третий год? Короче на месте клада не бугорок, а ямка должна быть, а значит место ты выбрал не то.
— А чёж раньше молчал-то? — с обидой высказался брат, — зачем я зазря столько земли выкопал.
— А чтоб поучить тебя, дурака, — ответил я, — и чтоб поперёд батьки в пекло не лез, как хохлы говорят.
— Ну и где надо копать по-твоему? — продолжил Лёха.
— Я думаю, что где-то вон там, ближе к склону, — и я показал на две провалины чуть дальше, — на одном из этих двух мест.
— Раз ты такой умный, теперь твоя очередь, — отплатил мне братуха той же монетой и всучил в руки лопату, а я не стал отказываться.
Первую ямку я откопал сравнительно быстро — больше метра в глубину, и ничего-то там не было.
— А ещё в советчики лезешь, — злорадно сказал Лёха, — ладно, вылезай, пусть теперь апостолы поработают.
Первым из них вызвался Пашка, потом его сменил Петька, и когда глубина ямы перевалила за метр, лопата ударила во что-то металлическое…. ну может и каменное конечно, но твёрдое.
— Кажись есть что-то, — возбуждённым шёпотом сказал Петька, выпрыгивая из ямы, — я боюсь, давай ты лучше, — подтолкнул он меня.
— А чего бояться-то? — недоумённо спросил я.
— Да разное про эти клады сказывали, — ответил он, — что их охраняют души тех, кто их зарыл, вот чё люди говорят…
— Ну давай сюда лопату, — сказал я ему, — я в эти сказки не верю…
И я полез в яму смотреть, что там такое звякнуло — оказалось, что сундук, честное слово. Чтобы откопать его верхнюю крышку до состояния свободного доступа, у меня битых полчаса ушло. Все остальные в это время смотрели сверху, высунув от нетерпения языки.
— Вот, — сказал я, подцепив заступом лопаты крышку и откинув её в сторону, — клад походу… посмотрим, чего они сюда засунули.
Сундук, как ни странно, оказался полон каких-то тряпок, одежда там была, богатая, может даже царская, но одежда — вот какой смысл прятать в земле эту хрень? Перерыл весь сундук до дна, больше там ничего не нашлось. И одежда-то была местами рваная и в бурых пятнах, от крови поди.
— Не, ребята, голый вассер — нет тут больше ничего, — в сердцах сказал я, когда все остальные тоже основательно порылись в найденном, — толку с этого барахла, как с козла молока.
— Ты погоди, — рассудительно сказал вдруг Пашка, — это тоже загнать можно, если постараться. К тому же на этом вот платье, — и он вытащил женское одеяние в кружевах, — есть какие-то украшения, их отдельно продадим. Но много с этого конечно не выручишь.
Глава 4
А ночью у меня случился довольно странный сон, будто опять мы копаем яму, отыскивая клад, а когда докопали до сундука, оттуда выплыла светящаяся и бултыхающаяся в воздухе в виде разбойного вида мужика с ножиком в руке. Пацаны с визгом разбегаются в стороны, а я сижу на краю выкопанного, парализованный от страха.
— Знаешь, кто я? — говорит фигура, колыхаясь в ночном мареве.
— Нннет, откуда? — вопросом на вопрос отвечаю я, заикаясь от страха.
— Я Афанасий Сулейка, атаман шайки разбойников, — с гордостью тогда поясняет мне оно, — это ты мои пистолеты и драгоценности выкопал.
— Понял, — коротко отвечаю я, — а дальше что скажешь?
— Дальше я скажу, что зря ты это всё присвоил, не твоё оно…
— А чьё? — решаю уточнить я.
— Моё, — коротко уточняет тот, — я его закопал, а не ты.
— Но ведь ты же некоторым образом неживой, — говорю я, — зачем тебе на том свете пистолеты с драгоценностями.
— Ты даже не представляешь, что может иногда понадобиться на том свете… короче так — раз уж ты выкопал два моих клада, ладно, распоряжайся ими как хочешь, но за третьим даже и думать не думай, сунешься, мало не покажется. Понял?
— Как не понять, — отвечаю я и на всякий случай повторяю его команду, как в армии, — эти два могу использовать, а про третий даже и думать забуду, а не то хуже будет.
— Молодец, сообразительный, — хвалит меня атаман, — ну я пошёл.
И он утекает обратно в раскоп, но неожиданно приостанавливается.
— Да, вспомнил, что ещё сказать хотел — на завтрашнюю встречу со Спиридоном револьверы не бери. И вообще лучше бы ты на неё не ходил, но ты ведь всё равно пойдёшь, так иди пустой. На этом прощевай, Саня, — и он окончательно растворяется в ночном воздухе.
Проснулся я, короче говоря, в холодном поту и с криком. Лёха тоже разбудился от этого крика и недоумённо спросил меня:
— Ты чё, Санёк, или приснилось чего?
— Да, Лёха, приснилось… ты спи давай, а я пойду в речке ополоснусь.
-
На встречу с целовальником Спиридоном я, как мне настоятельно посоветовали ночью, ничего с собой не взял. Даже Лёху дома оставил, пусть обед сготовит… ну после того, как украшения с одежды загонит, это я им всем троим поручил. А сам, значит, почистил свои полусапоги, их здесь дёгтем чистят в смеси с чем-то ещё, надел щукину рубаху, она поновее и пооднороднее моей выглядела и выдвинулся к месту рандеву с супостатом.
Берег Волги ниже Кремля, там где он в Печорские пески переходит, был относительно необжит ярмарочным народным хозяйством. Нет, и тут конечно баржи парковали в начале лета, но к концу июля месяца тут практически свободно было, один песочек с выброшенным на берег плавником, да ещё два дебаркадера с номерами два и три, с них отчаливали прогулочные суда до Городца и Макария. Посмотрел направо-налево, никого не увидел, прошёлся от одного дебаркадера до другого, потом присел на бревно — нравятся мне такие, прошедшие длительную обкатку в речной воде, они становятся гладкими и белёсыми.
Сижу, значит, как майская роза, и жду Спиридошу с бабками. Полчаса жду, три четверти часа — нету никого. Кинул что ли трактирщик поганый? Ан нет, появился вдруг Спиридон, спустился с набережной, где просёлочная дорога шла в слободу Подновье. Подходит ко мне, за спиной мешок болтается.