Астрид на трясущихся ногах выбралась на пригорок, поскользнулась на траве, упала на бок и уронила Хелен. Та сжалась в позе эмбриона, хныча и держась за живот. Рядом вдруг возникли Актер и Шеф. Они помогли Хикс встать, огнеметчик легко поднял ее на руки и вприпрыжку понес к «Гериону». Меррик подхватил Астрид под мышки, рывком поставил на ноги.
— Иди! — махнул он рукой, присоединяясь к огню арьергарда. — К машинам! Беги!
Она побежала. Оскальзываясь на негнущихся от адреналина ногах, поравнялась с еле плетущимися Полянским и Норнбергом, матом и пинками загнала их в отсек дезинфекции, обернулась.
Последние солдаты уже запрыгивали в багги, в копошащуюся на берегу мерзость летели гранаты. На секунду Астрид увидела окруженного тварями Сарина. Бесформенная белесая тварь дубасила его по голове, стараясь проломить шлем, вторая с силой дергала, вырывая из-под лошадиной туши. Вдруг раздался омерзительный, отчетливый даже за грохотом оружия и гранат треск, нога сержанта согнулась под прямым углом, а тело высвободилось.
Утробно взревев, чудовище обхватило поломанную, висящую, как соломенная кукла, фигуру Эндрю Сарина и бросилось с ним в воду. Мутная жидкость с глухим плеском поглотила их обоих.
Пандус поднялся, из потолка и стен ударили дезинфицирующие струи жидких и газообразных веществ.
— «Герион», мы готовы! Валим отсюда к чертовой матери!
— Поехали, Хантер!
Вездеход рванулся вперед. Включив на КПК вид с камер транспорта, Астрид с облегчением вздохнула. Похоже, кроме Сарина они никого не потеряли.
Обеззараживание заняло четверть часа, потом они ввалились в отсек к молчаливым коллегам. Хелен сразу взял под опеку Куинн — у медика появились подозрения, что девушка сломала ребра. Полянский и Норнберг отнесли в лабораторию каким-то чудом сохраненные контейнеры с образцами и вернулись назад. На них сразу набросились с расспросами.
Спрашивали о чем-то и Астрид, но она молчала и делала вид, что всецело занята чисткой пистолета. Ей совершенно не хотелось встречаться с кем-то взглядом. Часы показывали около десяти, день только разгорался. «Герион» покинул Город-23 всего три часа назад и уже потерял одного человека убитым.
Глава 7
Мэйделин Андре трясло. Женщину била крупная дрожь, болезненно-утонченные черты лица словно углубились, стали резче. Огненно-рыжие волосы нездорово выделялись на фоне побледневшей кожи и лихорадочно блестящих глаз. Конечно, она, черт подери, видела аберрантов. Десятки, может даже, мать их, сотни раз смотрела дебильные документалки от СГО по телевизору, слышала познавательные передачи по радио, рассматривала мерзких ублюдков на фотографиях и видео в Горсети. Повидала гадов и ближе: во время подготовки к экспедиции изучала их свежие и не очень трупы. «Только с огонька сняли», — лыбился командир оперативно-очистительного взвода огнеметчиков Тони Льюис. Тупая скотина, урод.
Да, Андре видела мертвых аберрантов. И, как выяснилось, этот опыт совершенно не подготовил ее к встрече с аберрантами живыми. Перед лицом женщины вновь встали гниющие клыки, истекающие гноем глаза, сочащиеся ядом пасти. И крик. Долгий, невероятно долгий крик, леденящий кровь вопль сержанта Эндрю Сарина. Твою мать, твою мать, твою мать…
— Дорогая?
Геолог вздрогнула так сильно, что чуть ни свалилась с койки. Андрей Полянский вопросительно смотрел на нее, во взгляде его читалась легкая насмешка. Андре знала, что это привычка. Химик был моложе ее и комплексовал. Он никак не мог понять, как себя вести, чтобы угодить женщине, но не превратиться в ее щеночка. А потому обычно общался с легкой насмешкой, набивал себе цену. Выглядело нелепо, но Андре с этим мирилась. Ей нужен был мужчина, а Полянский оказался очень… доступным.
— Дорогая? Что не так?
Андре ценила возможности, которые предоставляло его общество, и старалась лишний раз его не задевать, однако сейчас сдержаться не смогла.
— Что не так? — зло зашипела она. — Что не так? Да все не так, твою мать, черт подери, сука!
— Тише! — испуганно перебил Полянский. Как всегда во время приступов ее гнева, химик опасливо оглянулся, чтобы убедиться, не смотрит ли кто-нибудь на них. — Люди…
— Срать мне на людей, — буркнула Андре и отвернулась. — Стесняешься — так всего доброго.
— Дорогая…
— Разговор закончен, отстань.
Полянский не настаивал, отстал. Это взбесило Андре еще больше. Тюфяк, а не мужик. Пацан, дурень.
В тесном чреве «Гериона» царила мрачная и гнетущая атмосфера, миазмы которой проникали, кажется, даже через систему фильтрации воздуха защитных костюмов. В пути многие сняли полусферы шлемов, но не все.
Леонард Норнберг, как вдруг заметила Андре, до сих пор сидел в полной защите, молча буравя взглядом корпус вездехода. Когда «Герион» преодолевал препятствие, которое не могли полностью погасить рессоры, руки биолога безвольно болтались между колен. С каждой встряской очки с толстыми стеклами немного сползали к кончику его носа, но Норнберг и не пытался их поправить. Даже за забралом шлема в его глазах читался замерший ужас, поглотивший мужчину без остатка.
Это заметила не только Андре.
— Леонард? — позвала Астрид, отрываясь от мониторов. Она говорила глухо, взгляд обычно красивых синих глаз стал колючим и неприветливым. — Леонард, все в порядке?
Биолог не ответил. Он, похоже, был слишком поглощен собственными мыслями.
Аллерсон громко выдохнула, резко встала и подошла к биологу. Большинство членов экспедиции были слишком заняты собственными мыслями и не обратили на нее ни малейшего внимания. Только профессор Орлов проследил за девушкой внимательным взглядом.
— Леонард, вы меня слышите?
Мужчина медленно поднял взгляд. Девушка возвышалась над не слишком высоким биологом, сидящим на койке. По медленному движению губ под забралом, Андре поняла, что Норнберг что-то промямлил в ответ.
— Можете снять шлем, — сухо заметила Астрид. — Здесь вам ничто не угрожает.
Леонард открыл рот, но промолчал. Опустил глаза. Аллерсон присела перед ним на корточки, тоже пристегнула шлем, заговорила, очевидно, по внутренней связи. Глядя на трясущиеся руки биолога, Андре с раздражением думала, что выглядит сейчас также. Испуганная, дергающаяся от любого звука, опасающаяся чьего-либо взгляда. А Полянский, вместо того, чтобы…
Полянский молча сидел рядом, поглядывая на нее сочувствующим взглядом. Кажется, он пытался выразить поддержку.
Мудак.
— Леонард, возьмите себя в руки.
— Я не могу, госпожа Аллерсон… Я не могу… там все было в крови этих… в крови…
— Леонард, пожалуйста. Посмотрите на меня. Посмотрите на меня, Леонард.
— Нет, госпожа Аллерсон… Не надо…
— Просто «Астрид», Леонард. Ну же, давайте руку.
— Он так кричал… так кричал…
Астрид мысленно выругалась. У нее самой до сих пор стоял в ушах вопль боли и ужаса разрываемого на части сержанта Сарина. Ей не раз приходилось слышать нечто подобное, но такого — еще никогда. Девушка понимала, что боец погиб, потому что она поддержала инициативу Полянского. Ей казалось, что химик предложил разумную вещь, что это позволит экспедиции быстро получить полезный материал для исследований. Кроме того, Астрид очень хотела поставить на место Каравценко. Она понимала, что профессор Орлов фактически прикрывается ею в противостоянии с полковником, но не смогла отказать себе в удовольствии.
И вот теперь Сарин мертв. А они едва унесли ноги. Едва унес ноги этот самый Норнберг, смешной и наивный биолог, уже начавший так рано лысеть. Который теперь сидит перед ней и из последних сил сдерживает рыдания.
— Леонард, все уже закончилось, — вкрадчиво произнесла Астрид. — Это было страшно, я знаю, но теперь все позади.
— Он так кричал…
— Он был солдатом, — мягко прервала Аллерсон. Слова вставали ей поперек горла, но девушка должна была успокоить биолога. — Он знал, на что идет, и погиб в бою, как воин. Мы достойно почтим его память, но терзаться не нужно. Не нужно, Леонард.
Мужчина робко поднял взгляд.
— Я не хочу, — едва слышно прошептал он, — я туда больше не хочу, Астрид. Пожалуйста, не отправляйте меня больше… туда.
— Хорошо, — с запинкой ответила девушка. — Если не хотите, вы больше не покинете «Герион» до самого возвращения.
— Если не возникнет необходимости, — вклинился в разговор новый голос.
От неожиданности Норнберг подпрыгнул на месте, вырвал руки из ладоней Астрид. Девушка медленно обернулась и встретилась взглядом с профессором Орловым. Тот тоже надел шлем и воспользовался командным кодом, чтобы подключиться к их каналу. В принципе, Аллерсон могла заблокировать свои разговоры для всех, но раньше не считала это необходимым. Видимо, очень даже зря.
— Ваше присутствие снаружи, Леонард, — тягучим густым басом сказал Орлов, — может оказаться необходимым.
— Он не хочет идти, профессор, — резко заметила Астрид. — А значит, не пойдет.
— Госпожа Аллерсон, — Орлов усмехнулся в густую бороду, — все мы подписывали контракты. Невыполнение их условий карается…
— Я знаю, чем это карается, профессор. Мы не станем сейчас пререкаться. Повторяю: если Леонард не захочет покидать «Герион», никто не заставит его это сделать.
Во взгляде Норнберга мелькнула благодарность. Тяжелое же лицо Орлова наоборот помрачнело. Казалось, ничего значительного не произошло, но Астрид вдруг поняла, насколько опасным человеком был профессор. Он молча отключился от внутреннего канала связи и снял шлем, отвернулся.
«Герион» трясся по бездорожью часа полтора, пока они не добрались до широкого заросшего поля с хорошим обзором, и Аллерсон не объявила большой привал. Часть экипажа вывалила на улицу, кто-то принялся устанавливать раскладные навесы и стулья. Все вокруг вдруг стали очень деятельными и суетными, словно стараясь доказать кому-то свою полезность и не думать о полезности экспедиции в целом.
Опустевшая машина сильно беспокоила Мэйделин Андре. За прошедшие с момента отправления часы геолог уже успела радикально изменить мнение о «Герионе». Показавшийся сперва олицетворением мощи и силы вездеход быстро превратился в кошмар клаустрофоба. Тесный, маленький, он не дарил чувства защищенности, совсем наоборот! Андре все чаще косилась на запечатанные люки под потолком, на экстренные десантные двери около лабораторий. Она знала, что это глупости, но не могла выбросить из головы картины возникающих под ударами когтистых лап черных проемов и монстров, заполняющих кают-компанию.
А еще она готова была поклясться, что стены на нее давят. Андре кожей ощущала, насколько чудовищно тесно, насколько отвратительно тяжело сходятся над головой внутренности покатых бортов. Геолог с рождения страдала клаустрофобией, однако, вроде бы, успешно поборола недуг. В этом ей помогли психотерапевты и очень много медикаментов. Конечно, организаторы экспедиции наверняка знали о мучавшем ее в детстве расстройстве, но не обмолвились ни словом. Наверное, не хотели или не могли принимать это в расчет. Годами у женщины не возникало заметных сложностей с замкнутыми пространствами. Но теперь жуть от поскрипывающего, непрерывно качающегося, урчащего и гудящего «Гериона» перебивала ей дыхание и навевала тошноту. Андре вдруг поняла, насколько глупой идеей было для нее лезть в зону карантина в запаянном стальном гробу.
И как же хотелось, сука, курить.
Поначалу, когда «Герион» остановился и люди повалили наружу, геолог не собиралась идти со всеми — она все еще не оправилась от пережитого недавно ужаса. Однако быстро передумала: в вездеходе на нее уже начинали накатывать волны темного ужаса — приступ болезни, казалось, оставшейся в прошлом. Не веселила и компания: огромный, худой и тревожно неподвижный полковник Каравценко нависал над электронной картой местности, а все еще трясущийся Норнберг, едва экипаж потянулся к кессонному отсеку, вскочил и убежал в лабораторию, подальше от люка. Подевался куда-то и Полянский.
Он напал на нее неожиданно, в темном закутке между туалетом и люком в обеззараживающий отсек. Крепко прижал к стене, схватил за руки. Испуганная Андре попыталась заорать, но он заглушил вопль поцелуем. Мэйделин громко ахнула, душащий ужас сменился гневом, когда она его узнала.
— Ах ты мразь! — задыхаясь от эмоций, женщина смогла выдавить из себя лишь глухой шепот. — Сволочь! Отпусти! Отпусти меня, насильник, придурок! Помогите! Помо!..
Он всегда спрашивал, можно ли ее поцеловать. Всегда опасался сделать что-то не так. Даже, казалось бы, в самые горячие их мгновения вместе. Мальчишка боялся ее и ненавидел себя за это, а она делала вид, что ничего не замечает. Но сейчас Полянский был другим. Целеустремленным, жестким, даже жестоким. Он грубо зажал ей рот рукой в перчатке, затащил женщину в туалет, принялся отстегивать модульные элементы их костюмов.
Не помогали ни приглушенные проклятья, ни оскорбления, ни наносимые вслепую удары. Было душно, погано и тесно — они едва помещались вдвоем в маленьком помещении. Андре казалось, что она все еще сопротивляется, хотя на самом деле уже сама помогала Полянскому освободиться от гулко падающих на пол частей костюмов, уже тяжело стонала, выплевывая ругательства и угрозы ему в лицо, уже терялась в страсти и предвкушении…
Он вошел в нее грубо, нетерпеливо, неопытно. Как обычно, разозлился на себя, стушевался. Но Андре лишь лихорадочно засмеялась. Ритмично извиваясь у стены, к которой ее прижали, она чувствовала, как с каждой секундой отступают и растворяются в небытии страхи и переживания. Растворились аберранты, исчез несчастный сержант Сарин, перестал давить ублюдочный «Герион».
Полянский наконец начал делать то, для чего Андре держала его рядом. И тугие канаты стресса пропали без следа.
Наблюдая за занимающимися любовью Полянским и Андре, Тарик Хантер немного прибавил громкости, откинулся на спинку кресла и потянулся за спиртом. Механик-водитель не намеревался подсматривать специально, сцену он застал случайно, когда проверял калибровку мониторов. Но, конечно, выключать не стал. Он был один, Поль Ли вышел размять ноги, стекла с внешней стороны покрывала зеркальная пленка.
Мэйделин Андре оказалась точно такой чокнутой сучкой, как он и думал. Нервная и авантюрная баба с нимфоманскими наклонностями. Хантер любил таких. Он отличался огромной мужской силой и выносливостью, а женщины всегда определяют такие вещи с полувзгляда. Андре, — Хантер был уверен, — уж точно сможет его оценить. Оставалась лишь одна загвоздка.
— Вот чмо, — буркнул Тарик, прикладываясь к бутылке.
Это заморыш, Полянский, крутил темные соски Андре, словно те были настройкой радиочастот. Крысеныш скакал с медленного на быстрый темп раз в двадцать-тридцать секунд, а ногами сучил так, словно ему клизму ставили. Хантер знал, что смог бы запросто занять место любовника этой крошки, которая трахалась уже через пару часов, после отправки из Города-23. И еще Хантер знал, что все же займется этим делом.
Мастурбировать он, вроде бы, не собирался, но Андре все больше и больше распалялась, доносящиеся из колонок стоны становились все эротичнее. Хантер зевнул, сунул спиртягу под кресло, уже потянулся, было, к ремню. И грязно выругался. Лишь волей случая он заметил направлявшуюся к кабине Астрид Аллерсон.
Тарик Хантер поморщился и выключил монитор.
Едва «Герион» остановился, бойцы Солмича и Екатеринбуржцы установили границы периметра временного лагеря и организовали наблюдательный пункт. Астрид мельком послушала радиопереговоры по военному каналу, но не услышала ни слова про Сарина. Бойцы вообще казались немногословными и задумчивыми. Аллерсон их прекрасно понимала. Им было, о чем поразмышлять.
Астрид планировала остановиться на два часа и продолжить движение на запад, к реке, но, когда экспедиция все же отправилась в путь, полдень остался уже далеко позади. Причиной задержки стали последствия на редкость неспокойного прорыва «Гериона» из города. В двигателе «Мелиты» что-то ощутимо трещало. Звук напоминал гречневую крупу, катающуюся по жестяной банке. После недолгих дебатов, решили возможную поломку найти и устранить. Поймав свою волну, второй механик-водитель, Ли, дежурно заматерился и полез под капот. На помощь ему поспешил Мэллори.