Сибирский священник с кадилом в руке,
Как будто Ермак на великой реке.
Сверкают сединки на пышных усах,
Он к Богу свои обращает уста:
Мы с миром пришли в этот девственный край
И мы здесь устроим невиданный рай.
Огромная туча вдруг бросила тень -
Он вместо кадила качает кистень.
Этот кистень так понравился обывателям, что везде стали появляться карикатуры на священников с кистенём в руках.
А тут на одной из служб в корпусе протоиерей Сергий так усердно кадил кадилом, что даже генерал-лейтенант Медведев сказал ему:
- Что это вы, Ваше высокопреподобие, кадилом машете как кистенём.
Протоиерей Сергий вызвал меня и стал поучать, что моё стихотворчество бросает тень на господа Бога нашего и его слуг на земле - священнослужителей. А не на того он напал.
- Ваше высокопреподобие, - сказал я, - мои стихи славят Бога, а не хулят его и его служителей. Месяца сентября в седьмой день славят Святых преподобномучеников Александра Пересвета и Андрея Осляби Радонежских. Они что, с ворогом дрались при помощи свечек или просвирок? Нет, они дрались при помощи копий, кистеней и мечей. И то, что кадило похоже на кистень, говорит о том, что Господь наш намекает, что если тебя ударили по правой щеке, то в ответ обидчик может получить кистенём по окаянной голове.
Ошалевший Сергий, который сам получил от меня отповедь, только махнул рукой, но, как мне кажется, злобу затаил.
Согласно учению православной церкви, верующий может обрести спасение только в церкви через послушание и церковные таинства: крещение, миропомазание, причащение, покаяние, священство, брак и елеосвящение (соборование). Крещение и миропомазание принимают один раз в жизни после рождения, как и соборование один раз перед смертью, то причащение и покаяние должны исполняться регулярно в течение всей жизни.
Покаяние состоит из четырёх ступеней: сознания своих грехов, сокрушения о них, решимости бороться с ними и исповеди - признания духовному отцу в своих прегрешениях. Всё как на партийном собрании по критике и самокритике. После этого священник решает, простить грехи от имени Бога или наложить наказание (епитимию) за серьёзные прегрешения. Очистившиеся от грехов приобщаются святых тайн - вина и хлеба, воплощающих кровь и тело Христа.
Всему православному духовенству Российской империи предписывалось тщательно следить за исполнением прихожанами долга исповеди и причастия. С нарушителями проводились пастырские беседы, «над кем же таковыя увещания не будут иметь желаемаго действия, особенно, если заметят, что сие происходит от охлаждения к православию, о таковых неупустительно доносили бы по команде, для принятия мер к удержанию их в православии».
Родители обязывались приводить детей с семилетнего возраста к причастию и исповеди, а если они манкировали своей обязанностью, то им проводилось внушение по недопустимости такого поведения.
По Уставу духовных консисторий, священники приходских церквей вели исповедные росписи в двух экземплярах, один из которых оставался в церкви, а второй ежегодно к первому октября подавался на ревизию благочинному. Тот передавал данные подведомственных церквей в консисторию, где составлялась единая для епархии «перечневая ведомость» ежегодного отчёта архиерея в Синод. То есть вёлся всегосударственный учёт посещаемости партийных собраний, пардон – церквей российскими верующими православного исповедания. Чуть что, прогульщика на правёж по церковной и административной линии.
Исповедь и причащение рекомендовалось посещать четыре раза в год. Государственные учреждения периодически подавали священникам списки работающих у них лиц, а священники отмечали бытие-небытие на исповеди. Я завёл себе зачётную книжку, где отмечались мои исповеди в прегрешениях. Застраховался на всякий случай, партийный опыт пригодился.
Я оканчивал училище КГБ СССР, и религия там была в полном запрете. Все были воинствующими атеистами, и мне здесь приходилось подстраиваться под существующий порядок и усердно крестить лоб вместе со всеми, чтобы нерадивым отношением к религии не смущать неокрепшие умы российского воинства.
Как говорил мой бессменный секретарь Терентьев, то, что Его благородие никогда не был верующим, не догадывались и самые близкие ему люди. Даже у меня сомнений не было, хотя я на протяжении многих лет находился в постоянной близости от него и выполнял самые деликатные поручения, заслужив доверие своего начальника. И у священнослужителей тоже не было нареканий. Я видел его зачётную книжечку по делам церкви. Было бы лучше, если бы в этих вопросах были какие-то огрехи, как и у всех других. Когда слишком чисто, то должно закрадываться подозрение, что здесь что-то не чисто. Это у меня стало вырабатываться оперативное мышление или мышление контрразведчика, как говорил полковник жандармерии Петровас. Тут сразу приходят мысли о жене Цезаря, но мы отбросим их в сторону, в остальном Его благородие был таким же, как и все. Даже матерился столь виртуозно, что никто не мог сказать, что он воспитывался в пансионе для благородных девиц, а не в нормальном военном училище.
И вот, после прочтения этой главы открывается великая тайна, почему Его благородие был на короткой ноге с самим Распутиным Григорием Ефимовичем, а через него и с премьер-министром Его высокопревосходительством Столыпиным Петром Аркадьевичем.
С Распутиным Олег Васильевич действовал как опытный фармазонщик, но фармазонщик, вооружённый правдивой информацией, в которую трудно не поверить и даже то, как он представился Ангелом, которому известна судьба старца, говорит о том, что Его благородие азартный игрок, и игрок рисковый. Но во всей своей жизни Олег Васильевич не проявлял никакого азарта в играх, как-то: скачки, рулетка, карты, шашки, шахматы, домино. Хотя, нет, в домино-то он как раз играл и играл со всем азартом. Я это видел один раз и больше не видел никогда. В шахматах его бесила пауза, предоставляемая сопернику на обдумывание хода. Мне казалось, что он бы переставлял фигуры мгновенно, а потом схватил доску и ещё огрел ею противника, но выдержка и воспитание брали верх над естественными инстинктами дикого человека. Но зато он хорошо играл в бильярд, в английскую игру, называемую «снукер», а там нужно быть истинным джентльменом английского пошиба.
Отходя от революционных мыслей, я снова окунаюсь в ротные дела.
По приказу директора корпуса, который я же и готовил, провёл проверку огневой выучки личного состава роты на полигоне корпуса. Каждый день рота выставляла караул на объектах корпуса и должна быть хорошо подготовлена для защиты охраняемых объектов. В конце сентября я провёл стрельбы с полуротой, не прекращая участия солдат в учебном процессе корпуса.
Стрельба первого взвода по мишеням показала неудовлетворительный результат. Неужели сказалось долгое отсутствие офицеров в роте? Возможно, что и так.
Я взял винтовку взводного унтер-офицера и из положения стоя произвёл три выстрела по ростовой мишени.
Показчик показал, что есть одна пробоина в нижней части мишени. Здорово. Я вообще-то всегда считался хорошим стрелком, а здесь даже солдаты стали посмеиваться исподтишка.
Единственный вывод – винтовка не приведена к нормальному бою.
Взял вторую винтовку, результат тот же. Нужно же что-то делать, чтобы не потерять авторитет.
Взял фанерку размером сторон не более полуметра и нарисовал на ней хорошо видимый чёрный крест. Мишень установили на расстояние сто метров. Приготовил место для стрельбы, расстелив брезентовую подстилку, чтобы не пачкать новенький мундир. Нужно надевать полевую форму на полевые занятия и не сверкать серебром погон. Для упора взял два холщовых мешка с песком. Полурота внимательно следила за моими приготовлениями.
Проверил крепление штыка на винтовке. Пристрелка обязательно производится с примкнутым штыком. Тщательно прицелился в центр креста. Первый выстрел – султанчик пыли слева от мишени. Взял правее – мишень дёрнулась. Взял ещё праве – снова мишень дёрнулась.
При рассмотрении оказалось, что отклонение от средней точки попадания составляет примерно тридцать сантиметров влево. Как с такой винтовкой стрелять по противнику? Никак. Я, во всяком случае, знаю точку прицеливания, чтобы винтовка стреляла в цель.
Снова прицелился с учётом выявленного отклонения из положения стоя в ту же ростовую мишень, по которой стрелял в первый раз. Произвёл три выстрела. Три попадания в центр с кучностью размером с серебряный рубль. Вот тут-то рты у солдат вытянулись от удивления.
- Надо же, - вероятно подумали все, - а командир-то наш вообще. Ему пальца в рот не клади.
Вместо стрельбы пришлось заняться упражнениями по штыковому бою по хворостяным силуэтам на подставке, зато обратно в расположение корпуса пробежались бегом. Давно не бегали, запыхались, животы поотрастили.
На следующий день я подал в строевое управление, оно же ведало и учебным процессом, рапорт, в котором изложил необходимость приведения к нормальному бою оружия роты учебного обеспечения, несущей караульную службу и предназначенной для защиты кадетского корпуса, и просил откомандировать со мной старшего мастера по артиллерийско-техническому вооружению коллежского регистратора Перевозчикова Семёна Фёдоровича. На мой рапорт была наложена положительная резолюция заместителя директора корпуса по строевой и учебной части. К рапорту прилагался план приведения пристрелки оружия.
Пристрелка у нас заняла два месяца, почти до самого Рождества, которое Россия отмечала одновременно со всем христианским миром.
Пристрелку мы производили вдвоём в присутствии владельцев оружия, чтобы и они видели, как стреляет их оружие.
Сначала три выстрела в пристрелочную мишень. Затем определение средней точки попадания. Внесение изменений в прицельное приспособление, в основном в мушку. У Семёна Фёдоровича была специальная струбцинка с делениями, которая надевалась на ствол винтовки по центру мушки. Крутящимся винтом можно было сдвигать мушку влево или вправо, в зависимости от того, куда она была сбита. Если пули уходили влево, то и мушка сдвигалась влево, если вправо – то и мушка вправо. Затем контрольная стрельба. После контрольной стрельбы, если был достигнут хороший результат, на мушке ставилась насечка, закрепляющая её положение на стволе и выбивалась цифра от ноля до пятёрки, показывающая, под какую линию нужно целиться. Если стоит ноль, то это винтовка центрового боя. Если пятёрка, то нужно целиться под обрез грудной мишени.
Семён Фёдорович недавно стал «вашим благородием», до этого он много лет работал мастером по оружию и носил примерно такие же погоны, как у меня, только без звёздочки.
- А что, Ваше благородие, - предложил он мне, - стрельнём, кто точнее?
- Отчего бы не стрельнуть, Ваше благородие, - согласился я.
Выбрали винтовки из пристрелянных нами, проверили их на исправность, на крепление штыков, проверили упоры для стрельбы, я для верности закоптил спичкой мушку и прицельную планку и приступили к стрельбе. Четыре патрона в магазине, пятый в патроннике. Присутствующий с нами взводный старший унтер-офицер дал команду «Пли!».
Результаты у нас получились практически одинаковые. У меня – пятьдесят очков, последняя пуля задела линию десятки. У Семёна Фёдоровича – сорок девять очков, просто пятая пуля не задела линию десятки, и тогда бы было одинаковое количество выбитых очков.
- Да, вы мастак из винтовки стрелять, а то господа офицеры всё револьверами балуются, - сказал старший мастер, - а ведь когда война придёт, и офицеры винтовки в руки возьмут. Да и солдата тоже надо учить стрелять. А я рад знакомству с вами, если будут какие проблемы, прошу ко мне просто-запросто.
На том мы и подружились.
В один из приходов в его мастерскую я показал маленький чертёжик, где мушка была круглая с резьбовой нижней частью, позволяющей при помощи вилковой отвёртки регулировать её по высоте, а при помощи струбцинки сдвигать вправо или влево. А на саму мушку надевался круглый намушник, чтобы защищать мушку от механического воздействия.
Чертёжик этот, вероятно, никому не пригодился, но в тридцатые годы мастера сделали на винтовку такой же намушник и защёлку на штык.
С лёгкой руки Семёна Фёдоровича ли, с длинного языка ли кого-то из моих солдат и унтеров, но по городу поползли слухи, что новый зауряд-прапорщик в кадетском корпусе бывший волонтёр и командир отряда снайперов в войне за независимость двух бурских республик, Трансвааля и Оранжевой, и что на его счету сотни убитых английских солдат и офицеров, и что за его голову англичане назначили награду в сто тысяч фунтов. Отдельно сообщалось, что Жан Грандье, которого все знали, как «Капитан Сорвиголова» из романа Луи Буссенара, мой лучший друг.
Эту версию слухов подхватила и газета «Губернские вести», добавив в мой портрет ореол романтичности и приключений.
Марфа Никаноровна первой потребовала у меня отчёта о моих «африканских приключениях».
Затем меня пригласили в кадровое отделение, и добрейший подполковник Шмидт попросил объяснить, почему в моих документах нет данных о моем участии в войне против Британской империи. Я ему рассказал, что во время англо-бурской войны я был ужасно молод, мне было семнадцать лет и я никак не мог там быть. Мы вместе посмеялись над слухами, но тут пришёл адъютант директора корпуса и пригласил меня к генералу.
Быстро поднявшись на второй этаж административного корпуса, я оставил шашку в приёмной и вошёл в кабинет директора кадетского корпуса и взял под козырёк:
- Ваше превосходительство, зауряд-прапорщик Туманов по вашему приказанию прибыл!
Я заметил, что в кабинете ещё находился начальник жандармского управления подполковник Отдельного корпуса жандармов Скульдицкий.
- Что-то случилось, - подумал я и не ошибся.
Глава 33
- Я так и знал, что наживу с вами неприятностей, - начал громить меня генерал-лейтенант Медведев, - то вы поэт как лорд Байрон, то начали готовить из своей роты снайперов и сами оказались снайпером, за которого английским правительством назначена крупная награда. Какие ещё подарки хранятся в вашем загашнике? Что я отвечу генерал-губернатору, что я отвечу Его Императорскому Величеству за то, что пригрел на своей груди злейшего врага нашего союзника – Британской империи? А у вас, господин подполковник, есть что добавить?
- Полностью согласен с Вами, Ваше превосходительство, - согласился с генералом подполковник Скульдицкий.
- Я слушаю Вас, - сказал генерал и стал ходить передо мной, как разъярённый лев в своей клетке.
- Ваше превосходительство, - чётко доложил я, - когда началась англо-бурская война, мне было всего семнадцать лет, а когда она закончилась, мне было только двадцать лет. Я даже теоретически не мог находиться в Африке, потому что такие события не пропадают из памяти даже при травмах.
Генерал остановился и хмуро посмотрел на подполковника Скульдицкого:
- А вы, господин подполковник, даже не удосужились посчитать цифры и прийти к ясно видимому выводу? Ладно я старик, можно было бы позабавить старика историей, а вы так поспешно со мной согласились. Нет уж, если ты человека поддерживаешь, то поддерживать его нужно всегда. Что будем делать, господин зауряд-прапорщик? – спросил он меня.
- Ваше превосходительство, - сказал я, - предлагаю ничего не делать. Слухи сами утихнут. Любое действие будет воспринято как охапка хвороста в тлеющий костёр. Умные люди сами всё поймут, а дуракам ничего не докажешь. Зато авторитет нашего корпуса будет на высоте.
- Дельно, - согласился генерал-лейтенант, - а вам, господин зауряд-прапорщик нужно тщательно готовиться к экзаменам, чтобы летом будущего года мы с радостью вручили вам эполеты подпоручика армии Его Величества. А сейчас, господин подполковник, слушаю вас о деле зауряд-прапорщика, с которым вы пришли ко мне. Или оно сильно секретное?
- Что вы, Ваше превосходительство, - сказал представитель Отдельного корпуса жандармов, - дело даже очень приятное. По консультации зауряд-прапорщика Туманова, мы провели операцию по прекращению деятельности большевицкого Центра и газеты «Пролетарий». Были арестованы руководители и два опасных террориста-грабителя по кличкам Коба и Камо. Высочайшим указом группа наших сотрудников была награждена орденами, в том числе и Ваш покорный слуга орденом Святого Равноапостольного князя Владимира четвертой степени, а Ваш зауряд-прапорщик Туманов награждён знаком отличия Святой Анны за поимку особо важных государственных преступников и открытие важных сведений, относящихся до правительства. Прошу вручить награду зауряд-прапорщику Туманову и денежную награду в сто рублей.