Татьяне в жизни беззаботной
По нраву быт имений сельских,
Летать ли птицею свободной
Среди лесов, берёз карельских.
Что было дальше, всем известно,
О том поведал миру Пушкин,
А наш герой ещё ребёнок
Ломает на полу игрушки.
Он мог родиться в прошлом веке
В последний день, в последний час,
И все же новым человеком
Мы назовём его сейчас.
Малыш наш русский по рожденью
С французским именем Николь,
Неравнодушен он к варенью,
В его руках большой пистоль.
Он станет точно офицером,
А, может, крупный бизнесмен,
Кто будет мальчику примером,
Сказать не можем мы совсем.
Но точно знаем, что покоя
Не будет знать огромный дом,
Забудут, что это такое,
Поскольку вместе мы живём.
А где‑то рядом дочка Настя
В восторг приводит пап и мам,
Она сама по жизни счастье
И скоро будет в гости к нам.
Николь и Настя в том романе
Найдут себе свою судьбу,
Об этом в книжечке в кармане
Я чуть попозже напишу.
Я даже не ожидал, какой шквал аплодисментов и крики встретят моё незамысловатое стихотворение. На крики прибежал хозяин квартиры с женой, а за ними в комнату ввалилась толпа носителей золотых и серебряных погон с генеральскими зигзагами.
Глава 29
– Что случилось? – воскликнул генерал Алексеев, но увидев довольные лица молодёжи, сразу успокоился, а заметив меня, он указал на меня пальцем и обратился к генералам, – вот он возмутитель всего спокойствия, господа генералы. Молодой, дерзкий, умный, перспективный, погодите, он ещё нами командовать будет. А вы знаете, чью песню распевают юнкера наших военных училищ? Вот этого молодого фельдфебеля Николаевского кавалерийского училища. Я вам ещё скажу, что он мне напоминает моего старшего товарища, флигель‑адъютанта ЕИВ и полковника Туманова Олега Васильевича. И он тоже полный тёзка моего старого товарища. Это совершенно случайное совпадение, которое случается раз в тысячу лет, и я уверен, что и здесь он появился не просто так, а по воле Всевышнего. Пойдёмте, господа, помянем моего старого товарища.
Один из генералов подошёл ко мне, положил руку на плечо и задушевно так спросил:
– Сынок, пойдёшь служить в мою дивизию?
– Сынок, – протянул я про себя, – в мой последний приезд в город Энск ты был подпрапорщиком в роте обеспечения учебного процесса кадетского корпуса, а сейчас смотри, генерал и меня сынком называешь, папаша, в твою дивизию, – а сам бодро сказал, – почту за честь, господин генерал, но как отметил генерал Алексеев: всё в воле Всевышнего.
Генерал так и не понял, что его вежливо послали вслед за всеми пить за моё прошлое и ушёл в довольном расположении духа. Это даже хорошо, что многие иносказания понимаются не всеми. Зато в глазах ААА я заметил туманную поволоку. Тонкие и чувствительные люди понимают, что это такое.
Внезапно в комнату вошла горничная и сказала, что господа генералы просят к себе баронета Туманова.
Я вопросительно посмотрел на ААА, но она непонимающе пожала плечами.
Я вошёл в залу и остановился у дверей. Негоже скромному фельдфебелю сразу переться к генеральскому столу.
– Подойдите сюда, Туманов, – сказал генерал Алексеев, – выпейте с нами за царствие небесное полного вашего тёзки, так вы на него похожи, что просто оторопь берёт.
И генерал подал мне гранёную стопку водки. За упокой солдата всегда пьют водку, и только для причащения к Богу пьют «Кагор» и едят смоченную в вине булку.
Я поднял стопку и сказал:
– За бессмертие души! За бессмертие души полковника Туманова и я уверен, что его душа находится рядом с нами и также пьёт водку за ваше здравие и процветание. Аминь!
И я выпил водку, закусив канапе с селёдкой и сливочным маслом, поданным мне матерью ААА и женой генерала Алексеева.
Все как‑то умолкли, пришибленно оглянулись вокруг и тихо выпили из своих стопок. Я отошёл к двери, звонко щёлкнул каблуками ботинок с прибитыми к ним шпорами, а это я умел делать всегда, чётко повернулся и вышел.
Что‑то я в мистику ударился, хотя лет через несколько нужно будет проверить место захоронения моего предшественника, зайти в мою старую квартиру, где мы проживали с Марфой Никаноровной, зайти к родственникам Терентьева Христофора Ивановича. Он пожил подольше меня и человек по натуре был писучий, уж он‑то оставил свои записки обо всём.
Я вошёл в комнату к молодёжи и все взгляды сразу устремились ко мне: ну что‑там? В ответ я поднял большой палец правой руки: всё окей! И все стали веселиться. Играли в буриме. Сочиняли стихи на заданную рифму. Игра шла как‑то вяло и не оживилась с моим приходом. Молодёжи нужно было ещё что‑то. Общее мнение – господин Туманов, почитайте нам ваши стихи.
– Хорошо, – сказал я, – но только одно стихотворение, мне нужно успеть в казармы до окончания срока увольнения. Восточное, – объявил я.
Я люблю считать моих верблюдов,
По ночам, когда совсем не сплю,
Вот урюк на старом медном блюде,
Я со смаком есть его люблю.
За моей спиной поют барханы,
Мне кальян подаст моя ханум,
Вот в тени сидят седые ханы,
Обсуждая тайны Кара‑Кум.
После двух затяжек из кальяна
Мне открылся сладостный Эдем,
Все вокруг покрыто кашей манной,
Я один её никак не съем.
Я по жизни много где полазил,
Нюхал в городах я жизни дым,
Только лучше всех Европ и Азий
Маленький уютный мой кильдым.
Я молил в обед вчера Аллаха,
Чтоб не слал мне гурий по частям,
Будет целой, и на ней рубаха,
За неё я жизнь свою отдам.
Нет в саду моем цветочков,
В нем живёт любимая жена,
Я купил ей сто платочков,
Чтобы быть красивой для меня.
Я люблю считать своих верблюдов,
Словно деньги в пухлом кошельке,
Как фисташки на любимом блюде,
Как красавиц в нашем кишлаке.
Смех и аплодисменты. Я откланялся и вышел в прихожую. Я думал, что меня пойдёт провожать только ААА, но в прихожую высыпала вся молодёжная компания и даже несколько генералов выглянули из залы.
Все с интересом смотрели на то, как я надеваю шинель, портупею с шашкой, но мой кивер держала в руках ААА. А это много значит.
Я надел кивер, чётко козырнул и вышел из квартиры.
Глава 30
На Рождество не было крутых морозов и ночь была тихой и волшебной, как и любая рождественская ночь. В такую ночь происходят всякие чудеса, но я не был суеверным человеком и не верил в рождественское чудо. Недалеко от наших казарм я услышал сзади чьи‑то шаги и хриплый и почему‑то знакомый голос:
– Мужик, дай прикурить.
Я повернулся и увидел трёх мужиков. Один стоял недалеко от меня с папироской, а двое других обходили его, приближаясь ко мне. Тут что характерно. У этих двух мужиков на левые руки было что‑то намотано толстое, прикрученное тёмной, вероятно, сталистой проволокой. Так обычно делают догхантеры, когда идут схватить бешеную собаку или уголовники, собирающиеся напасть на вооружённого холодным оружием человека.
Опыт дать прикурить у меня уже есть и достаточно богатый опыт. Сейчас дашь прикурить, а тебе снова дадут по башке и очутишься ты где‑нибудь в Рязани в году каком‑нибудь одна тысяча восемьсот двенадцатом и снова придётся приспосабливаться к жизни в то время в своей четвёртой жизни. Мне это уже начало надоедать.
Я молча вытащил шашку и ударил по мужику с папиросой. Он упал как сноп. Я его бил, а не рубил. Двое других налётчиков оцепенели, а я молча бросился на них. Шашка у меня не ширпотребовская, а из коллекции графа Китченера дамасской стали и точил я её как бритву, показывая своим товарищам, как брошенный над ней носовой платок распадался на две части, пролетая над клинком.
Мужики были не робкого десятка и сразу пошли на меня, защищаясь намоткой на левой руке. У левого от меня налётчика я заметил нож, поэтому и рубанул его первым. Шашка разрубила проволоку и прорезала намотанный обрывок ватника, не задев руку. Не давая ему опомниться, я рубанул по плечу руки, в которой был нож и одновременно рубанул третьего, который закрылся намоткой на уровне живота. В это время из домика контрольно‑пропускного пункта училища выскочил солдат роты учебного обеспечения и выстрелил из винтовки вверх. Через несколько секунд раздался свист полицейского свистка, и я увидел бегущего в нашу сторону городового.
На выстрел выскочило несколько наших юнкеров с шашками в руках, и мы обеспечили надёжную охрану двух раненных человек до приезда полицейской машины. Один нападавший, которого я вроде бы оглушил, сбежал.
На следующий день к нам приехали сотрудники жандармерии и сняли показания с участников вчерашнего происшествия.
На мой вопрос, почему налётчиками занимается жандармерия, а не полиция, приехавший ротмистр сказал, что это политические террористы, а обеспечение безопасности армии возложено на жандармерию.
– А к какому политическому течению относятся бандиты? – спросил я.
– Как обычно, – сказал ротмистр, – социал‑демократы. Призывают народ к революции, чтобы свергнуть существующую систему и установить новую, которая уничтожит все сословия и обеспечит каждому человеку безусловный доход в виде прожиточного минимума.
– Даже неработающим? – спросил я.
– Им как раз в первую очередь, так как они являются главной движущей силой социал‑демократии, – просветил меня офицер. – А вам нужно быть осторожным. Я не помню случаев нападения на юнкеров вашего училища. Покопайтесь среди ваших знакомых, возможно, что у вас есть какой‑то враг, который хотел вам отмстить.
Я внимательно посмотрел на фотографии задержанных и мне показалось, что тот, кто просил у меня прикурить, очень сильно похож на того красавчика, который протягивал мне кирпич, чтобы я добил повергнутого мною Шмоню и которого мы вместе уронили в пыль под смех мужиков у пивного ларька.
Я рассказал ротмистру об этом случае и через несколько дней мне сообщили, что я оказался прав в своих предположениях. Если бы догадался об этом раньше, то этот красавчик никогда бы уже не помышлял о том, чтобы когда‑либо мстить мне. Всё‑таки сословные различия есть сословные различия, за одно и тоже представители разных сословий получали разные сроки.
В училище приезжала и ААА, чтобы лично убедиться, что со мной всё в порядке. Вероятно, у меня судьба такая, что самым близким ко мне человеком должен быть медик.
Приезд ААА ещё больше убедил всех, что у меня самое высокое покровительство и что мне уготована блестящая карьера. Разубеждать я никого не стал, чтобы не вызвать обратного эффекта. Я же никому не рассказывал и о содержании моего личного разговора с ЕИВ.
Доверенные лица графа Китченера за небольшие, надо сказать, деньги переделали мою метрику на год рождения одна тысяча девятьсот пятидесятый, о чём были уведомлены и мои родители с братом. Одновременно кадровые работники главного управления Военно‑учебных заведений нашли опечатку в моих документах в училище, исправили мой год рождения и сразу мне стало двадцать три года.
ААА мне тоже сказала, что посчитала шуткой мой возраст во время парфорсной охоты, где мы с ней познакомились. Мы с ней встречались почти каждое воскресенье, и я был вынужден объявить, что ААА является моей невестой, чтобы не компрометировать её частыми встречами с юнкером кавалерийского училища. Мой поступок был одобрен графом Китченером и отцом моей невесты.
Глава 31‑40
Глава 31
Когда каждый день расписан по часам и минутам с утра и до вечера, то такие дни не идут, а летят. Если выдаётся свободное время, которым ты можешь располагать, как тебе вздумается, то это время идёт очень медленно. Так и учёба в училище, дни летят быстро, а время до увольнения идёт медленно.
Увольнения, конечно, были полностью отданы ААА. Мы обошли все выставки, ходили в театр, посещали вечеринки студентов‑медиков, и я в медицинской компании был уже свой.
На одной вечеринке меня попросили почитать стихи на манер поэта Сергея Есенина, который рано ушёл из жизни с типичным для творческих людей диагнозом «цирроз печени».
– Жаль, что вам не удалось повстречаться с ним, – сетовали любители изящной словесности.
Я им прочитал одно стихотворение под Есенина, которое я во второй своей жизни послал на оценку Есенину и снова получил шквал аплодисментов.
Скажу – совсем я не Есенин,
В Рязани в жизни не бывал,
Но помню в доме деда сени
И лестницу на мягкий сеновал.
Мне снится милая Россия,
Она, как мама, а, бывает – мать,
У русских всюду ностальгия
И жажда землю целовать.
Поёт задорно русская берёзка,
Как девушка в узорчатом платке,
И со ствола от сока слёзку
Слизнул мужик в суконном армяке.
Мягка у нас трава у леса,
Дрожит всегда осины лист,
И ёлочка, как юная принцесса,
И дуб, как оперный артист.
Пришли в Россию перемены,
Но неизменна русская душа,
Дождусь и я последней смены,
Пойду домой с работы не спеша.
Переписки с Есениным не получилось, но ответ на своё письмо я получил и там не было ни слова о том, что я написал, зато было написано о том, что больше всего занимало известного поэта.
Расскажу вам про сало и водку,
Это вам не шашлык для вина,
После бани не выпьешь ты стопку,
Грипп, простуда, здоровью хана.
Если орден за что‑то получишь,
Нужно водкой награду обмыть,
Враз засветит серебряный лучик,
Сразу видно героя страны.
Если сын народится иль дочка,
Это праздник для каждой семьи,
И вина выпивается бочка,
Начинают в обед и кончают к семи.
И любую для дома покупку
Не обмыть за столом – это грех,
Враз порвёшь сапоги или куртку
И на шубе повылезет мех.
И на свадьбе, то дело святое,
На десятом свалиться тосте,
Чтобы счастье жило молодое,
Им с сорокой привет на хвосте.
И поминки проходят как праздник,
То при пляске порвётся баян,
И покойник большой был проказник:
Мы потомки больших обезьян.
Так всегда по России ведётся,
Где веселие – там питиё,