– Вы имеете в виду Pz. IV? Не столь они уже и новые. Мы их успешно применяли прошлой осенью в Польше.
– Это конечно так, Гейнц, однако только сейчас эти танки пошли в войска хоть сколько-нибудь массово. И все же, что вы думаете об этой машине? Сможет ли она стать опорой танковых войск вермахта?
– Без сомнения, господин генерал-полковник. Единственная вещь, которая мне не нравится в наших новых танках – орудие, – в который раз Гудериан затронул тему короткоствольного орудия новой «четверки».
– Оставьте, Гейнц, – фон Рунштедт сделал неопределенное движение рукой, – уже много раз поднимали этот вопрос и признали длинноствольное орудия калибра 75мм излишним. Не нужно начинать этот спор опять.
– Однако, меня беспокоит возможность столкновения с тяжелыми французскими танками. Нам будет достаточно сложно им противостоять.
– Пусть с ними разбираются пикирующие бомбардировщики. Оставьте работу авиации орлам Геринга. Не можем же мы делать все, не так ли? И еще одно, вы знаете, Буш вас очень хвалил. Он сомневался, сможете ли вы форсировать Маас, но теперь он просто в восторге.
Приняв доклад о продвижении корпуса, фон Рунштедт уехал, а Гудериан вновь направился на передовую в войска.
К концу дня войска французов были отброшены от реки на пять-десять километров. За ночь большая часть подвижных сил переправилась на левый берег Мааса, создав предпосылки для броска уже следующим утром 19 мая. Вечером же Гудериан встретился с командующим 14-м армейским корпусом генералом фон Витерсгеймом. С ним необходимо было обсудить вопрос взаимодействия частей при смене подразделений занимающих предмостное укрепление. Фон Витерсгейм клятвенно заверил, что его части смогут переправиться через Маас не позднее полудня 19 мая.
Решив не ждать тихоходные пехотные части, Гудериан в нарушение прямого приказа более осторожного Клейста приказал, дабы не терять темп, начать движение на рассвете. Таким образом, возникал разрыв в боевых порядках, однако это мало беспокоило создателя танковых войск Третьего Рейха. Отступающие французы совершенно не казались теми, кто мог преподнести неприятный сюрприз.
19-му армейскому корпусу была поставлена задача ударить на юг и занять высоты в районе города Стонн, для того чтобы лишить французов возможности бить артиллерией через Маас и по мостам на реке. И таким образом позволить спокойно переправиться дивизиям второго эшелона. Однако сходу это сделать не удалось.
Воспользовавшись подаренным временем, французы серьезно укрепили город, подтянув противотанковую артиллерию и некоторое количество танков. Наступление на Стонн застало Гудериана на передовой, поэтому он лично наблюдал за атакой частей 2-ой танковой дивизии.
После основательной артиллерийской подготовки, в атаку пошли танки и пехота. Однако далеко продвинутся не удалось: на открытом поле, по которому начали двигаться немецкие войска начали вставать кусты разрывов. Среди снарядов средних калибров ясно выделялись падения снарядов чего-то значительно более мощного. К счастью точность их оставляла желать много лучшего.
– Что это? – оторвавшись от бинокля, спросил Гудеран стоящего здесь же на наблюдательном пункте командира 2-ой танковой дивизии Рудольфа Файеля. – Судя по всему никак не меньше двухсот миллиметров. Откуда у французов здесь осадные калибры?
– Это фланкирующий огонь с линии Мажино, господин генерал. Ведут огонь с юга на максимальную дальность орудий. Поэтому и точность такая.
– Однако если они пристреляются, у нас будут проблемы.
Как будто услышав слова командующего 19-м корпусом, французы положили снаряд точно в центр наступающих порядков немцев, в мгновение стерев с лица земли целое отделение.
– Рудольф, командуйте отступление, нет смысла гробить солдат. Сейчас вызовем авиацию, чтобы проутюжить передний край и попробуем после захода солнца. Вероятно, ночью французы будут не столь точны.
Новая атака, предпринятая в одиннадцать часов, увенчалась частичным успехом. Немцам удалось закрепиться на вершине холма, однако полностью выбить неприятеля из города не получилось. С рассветом ожесточённые боевые действия продолжились. Городок несколько раз переходил из рук в руки, задерживая движение всего корпуса. Наконец, к вечеру 19 мая вермахту удалось отбросить французов за окраину города, устранив, таким образом, угрозу переправляющейся через Маас пехоте.
Однако время уже было потеряно.
Глава 3
Пятью километрами южнее г. Стене, Франция, 19 мая 1940 года
Свежеокрашенный в армейские цвета Ситроен шустро петлял по лесной дороге. Вокруг, под сенью уже по-летнему зеленеющих крон и дополнительно скрытые маскировочными сетями, сновали военные, одетые в темно-коричневую форму со знаками различия танкистов французской армии. Здесь же, тщательно укрытые от воздушных разведчиков люфтваффе, находились и танки. По большей части это были легкие Renault R35, также были Somua S35, D2 и. конечно же, тяжелые B1bis. Впрочем, этим линейка французских танков, сведенная чьей-то недрогнувшей рукой в одно подразделение, не ограничивалась. В межвоенный период французский инженерный «гений» породил немало уродцев, все еще тянущих лямку в разных уголках страны.
Наконец, автомобиль притормозил и из него неторопливо выскочил долговязый полковник. К нему тут же подошла группа офицеров-танкистов.
– Здравствуйте, господин полковник, – козырнул майор, старший по званию из присутствующих. – Давайте пройдем в штабную палатку.
– Добрый день, – кивнул на ходу в ответ де Голль, – доложите о готовности к маршу.
– 44-ый танковый батальон полностью готов к выдвижению, – браво доложил майор, и чуть тише добавил, – насколько это вообще возможно. Из сорока пяти положенных по штату легких танков Renault R35 на ходу сорок три. Еще два нуждаются в ремонте, который в поле провести не возможно. Среди личного состава выбывших нет. Готовы начать движение через пол часа после приказа.
– Отлично, Поль, – в штабной палатке на столе была разложена карта данной местности. К ней де Голль и устремился. – Выдвигаемся ночью. Через час после заката. Твой батальон идет во главе колонны. Двигаемся в максимальном темпе.
Длинный палец заскользил по карте, обозначая направление движения.
– За тобой пойдет 46-ой батальон – наши тяжи. Если нарвешься на упорное сопротивление – обходи, не трать время. Твоя задача первым выйти вот сюда. – Ноготь ткнулся в синюю ленту на карте, обозначающую реку Маас возле надписи Доншери. – Далее занимаешь оборону по реке и не отступать ни на шаг. Если будет совсем плохо, вызывай авиацию, артиллерию хоть самого черта из ада! Держаться до подхода пехоты ориентировочно пять-шесть часов. Впрочем, ты сам понимаешь.
Майор, Поль Эрсан, командир 44-ого танкового батальона только кивнул в ответ. Начавшаяся всего девять дней назад война уже показала всю ненадежность любого плана.
– Кроме того тебе отдаю большую часть зенитной артиллерии. Скорее всего, вражеская авиация будет висеть над тобой все время, поэтому не забудь замаскировать все что сможешь.
Наконец, обсудив все детали, офицеры оторвались от стола и снова вышли на улицу. Перед палаткой все также стоял призванный на военную службу сугубо гражданский по своей сути ситроен.
– Господин полковник, а пехоту будут перевозить на чем-то вроде этого? – с изрядной долей скептицизма произнес майор Эрсан.
– Ну да, прямо как в 18-ом году. На парижских такси, – де Голль в сердцах плюнул себе под ноги.
Ситуация с автомобильным транспортом во французской армии действительно была полу комична полу трагична. Экстраполировав опыт Первой Мировой, французское командование, решило, что комплектовать армию в полном объеме колесным транспортом нет необходимости. По плану в начале войны следовала мобилизация гражданского автотранспорта для нужд армии. О том, что получилось в итоге, в армии говорили исключительно матерно. Мало того, что проходимость большей части гражданского транспорта совершенно не подходила для ведения боевых действий, так еще и техническое состояние каждой отдельной единицы разительно отличалось. Таким образом предсказать, как поведет себя техника на марше, и какой процент машин придется оставить по дороге, было совершенно не возможно.
– Все, майор, я уехал. Удачи тебе. Она нам всем не помешает.
Де Голль загрузился обратно в автомобиль и скрылся среди деревьев.
Контрудар де Голля не был его сольным выступлением. Кроме 4-ой танковой, в этой операции должна была быть задействована большая часть авиации 2-ой, 3-ей и 4-ой армий, а это почти две тысячи самолетов, вся артиллерия, до которой смогли дотянуться и некоторые пехотные части. Но самое главное, что задержка в пять дней позволила союзному командованию понять основной замысел вермахта, оценить всю его опасность и начать аккуратно выводить самые боеспособные части из Бельгийской западни. Бельгийская западня, впрочем, таковой не стала. Благодаря самоотверженности гарнизонов пограничных крепостей группа армий «Б» не смогла крепко связать боем большую часть войск на территории Бельгии и теперь союзники планировали нанести удар высвобожденными частями с севера на юг подрезая переправившиеся через Маас танковые клинья.
Дивизия же де Голля была единственная, которая могла совершить этот маневр хоть сколько-то оперативно. Сохраненная скорее не благодаря мудрому командованию, а вопреки, она должна была стать тем козырем, который покроет всю пачку вражеских тузов. Для сохранения дивизии де Голлю пришлось в первые дни прямо саботировать приказы командования. Полковник посчитал, что если его план удастся реализовать, то его, как победителя, никто не осудит. Если же нет, то этот эпизод станет всего лишь маленькой частью огромной катастрофы, на который никто впоследствии не обратит внимания.
С заходом солнца, дивизия выдвинулась к месту назначения. За ночь предстояло преодолеть порядка двадцати пяти километров, что бы начать атаку с рассветом. В авангарде, как и предполагалось, шел батальон легких танков, за ним шли тяжелые В1, далее пехотные части на всем, что удалось собрать с начала войны, а сзади прикрывал этот зоопарк батальон кавалерийских Somua S35.
Вообще танковая дивизия Франции была достаточно перетяжелённым по составу подразделением. Так, на 10 мая 1940 года в составе дивизии было почти три сотни танков, что не способствовало простоте управления и стало поводом для раздергивания 3-ей танковой на отдельные батальоны. Впрочем, конкретно в этом случае это скорее было на пользу дела. Все же три сотни танков, собранных в одном месте – это сила, с которой необходимо считаться.
Пройти все двадцать пять километров без боестолкновений не удалось. Возле Отрекур-Э-Пурон колонна нарвалась на передовые части 10-ой танковой, двигающейся вдоль Мааса.
Не принимая бой, 44-й батальон ушел влево, обходя противника по дуге, а в дело вступили тяжелые танки. Возможно, это было единственное сражение, в котором танки В1 были использованы по назначению. Тяжелые, хорошо забронированные, но малоподвижные, обладающие высокой огневой мощью, они как нельзя лучше подходили для лобового столкновения накоротке.
Развернувшись из походной колонны в цепь, французы как нож сквозь масло прошли по разбуженному лагерю немецкой дивизии. Крики, вой пуль, грохот разрывов, все смешалось в невообразимую вакханалию, пиршество смерти.
Проснувшиеся немцы, занимающие места в танках и за щитками орудий с ужасом открыли для себя страшную истину – им просто нечем пробивать лобовую, а часто и бортовую броню тяжелых танков. Про пулеметы Pz.I и 20-мм пушки Pz.II и говорить нечего, однако и 37-мм длинностволки не могли взять французскую броню. Единственным оружием, которое уверенно пробивало 60-мм броню, были знаменитые 88-мм зенитные орудия. Однако их было мало и к тому же в ночном бою от неповоротливых орудий толку – чуть.
Буквально за два часа резни 10-ая танковая дивизия перестала существовать как организованная сила.
Однако и французы понесли потери, заплатив за уничтожение танковой дивизии половиной своих тяжелых танков и двумя десятками легких. Впрочем, большую часть В1 можно было восстановить – повреждения чаще всего получала ходовая, но на это не было времени, поэтому бросив все что немого передвигаться самостоятельно, французы продолжили движение.
В полночь, на другом участке фронта, что являлось также частью общего плана, французы предприняли отвлекающую атаку. Два полка пехоты при поддержке танковой роты вновь атаковали Стонн. Особых успехов им достичь не удалось, однако штаб 19-ого армейского корпуса из-за этой атаки не успел отреагировать на новую опасность.
На рассвете 4-ая танковая дивизия атаковала немецкие части второго эшелона на переправах через Маас. Не успевшие толком форсировать реку пехотные части застали, что называется, со спущенными штанами. Сходу, сбив передовые заслоны, танки ворвались на позиции и после короткого боя скинули немцев в реку.
Хорошо проявила себя французская авиация, полностью расчистив небо на этом участке фронта. Опять с лучшей стороны зарекомендовали себя французские штурмовики, внеся свою порцию хаоса в порядки вермахта.
Таким образом, к десяти часам утра большая часть 19-ого армейского корпуса под командованием генерала Гудериана оказалась отрезанной от своих частей. Однако командующий не впал в панику и, оставив в качестве прикрытия под Стонном полк «Великая Германия», с оставшимися у него двумя дивизиями повернул обратно, в надежде сбить французов с переправы и восстановить связь со своими частями.
Пятнадцать километров от Стонна до переправ у Седана стали для двух танковых дивизий воистину адскими. Не зря, когда говорят о стратегии блицкрига, одним из основных критериев успеха называют полное господство в воздухе. В небе все время висела французская авиация, то и дело появлялись штурмовики, проходя вдоль колонн выкашивая людей и ломая технику. Единственной защитой от французских самолетов была малокалиберная зенитная артиллерия, перевозимая в кузовах грузовиков, однако ее явно не хватало. То и дело вокруг падали тяжелые артиллерийские фугасы – отличной корректировкой с воздуха французы замещали нехватку боеприпасов к тяжелым орудиям.
Обратно к Маасу все, что осталось от дивизий 19-ого корпуса добралось на последнем дыхании. Сначала была переправа через реку на запад, потом рывок, когда тылы не успевают за передовыми частями, тяжелый дневной бой, продолжившийся боем ночным и рывок обратно – все это истощило как людские резервы, так и материальные. Топлива в баках почти не осталось, боезапас израсходован на две трети, среди личного состава потери, доходящие до сорока процентов.
Единственным шансом немецкого корпуса был один первый очень сильный удар, перемалывающий вражескую оборону и дающий шанс на спасение.
Однако и французы это понимали, поэтому за тот десяток часов, которые у них были, они подготовили оборонительные порядки на столько, насколько это было вообще возможно. Танки замаскированы, частично окопаны, развернута противотанковая и зенитная артиллерия, пехота заняла окопы. Поэтому, атаковавшие с ходу немецкие танки были перебиты, даже не нанеся существенного урона обороняющимся. Годные к маневренной войне немецкие «двойки» и «единички» оказались совершенно беспомощными при лобовом прорыве укрепленной обороны.
А когда утром 21 мая во фланг немцам вышли два танковых батальона легких Гочкисов и кавалерийских Сомуа немцы не выдержали и начали повально сдаваться.
В плен попало все, что осталось от 19-ого армейского корпуса: чуть больше десяти тысяч человек непосредственно на берегу Мааса и еще почти две тысячи возле Стонна. В плен попало два генерала, что случилось впервые в Третьем Рейхе. Сам же командующий генерал Гудериан предпочел плену самоубийство и пустил себе пулю в висок. Впрочем, у него просто не оставалось другого выхода, ведь на родине его, так или иначе, ждал трибунал. Невыполненный приказ, обернувшийся катастрофой. Ничего лучше, чем пуля ему не светило. Кроме того, трофеями стали полсотни исправных танков, артиллерия, и что самое полезное – армейские грузовики, которых так нахватало во французской армии.
Глядя на колонну немецких военнопленных понуро бредущих на запад – в ту сторону, в которую они еще вчера двигались в боевых порядках – де Голль думал о тех девяти месяцах, которые прошли с той неожиданной, фантастической встречи в Страсбурге, навсегда изменившей его историю и историю его страны.