Оставшиеся несколько лет Юджин вообще ни с кем не общался. Иногда встречался взглядами с Томом, когда пробегал по университетским коридорам, спеша на занятия. Сначала в его глазах была злоба, потом — равнодушие, а потом тот и вовсе перестал замечать его, найдя себе куда более весёлую компанию какого-то младшекурсника. И только Юджин каждый раз, видя его, думал о том дне и чувствовал себя виноватым.
Тишина.
Только едва различимое тиканье часов.
Оскар задумчиво смотрел на Юджина, как-то пугающе замершего в той же позе, что и пару минут назад, неподвижно и рассеянно смотревшего куда-то вниз, на трещины на полу. Он даже почти не моргал и выглядел потерянным и разбитым, как никогда. Хотелось хоть как-то его успокоить, но Оскар боялся, что сейчас любое неосторожное слово или движение сделают только хуже.
— Я ведь ничего этого не видел, не понимал, — прошептал Юджин, всё также инстинктивно пряча взгляд. — И что в результате? Из-за меня страдал другой человек. Не думаю, правда, что хоть что-то бы изменилось, если бы я узнал обо всём раньше… — Моррей на секунду бросил на него нервный взгляд. — Тут просто дело в нём самом, с ним было очень сложно, но я… Я как всегда всё сделал только хуже.
— В этом нет твоей вины, — Оскар постарался говорить как можно мягче и спокойнее, стараясь не думать о случайно брошенных другом словах. Юджин немного удивлённо покосился на Оскара. — Никто не идеален: ни ты, ни уж тем более я. С этим парнем ведь потом ничего не случилось, как я понял?
— Нет, — как-то механически помотал головой он.
— И что беспокоиться? В жизни всякое бывает. Если сходить с ума по таким мелочам…
— Но это, это ведь одна из сотни таких ситуаций. Почему у меня нет никого? Я безэмоциональное чудовище, прячущееся от всего мира. Когда все нормальные люди при встрече обмениваются шутками, чуть ли не обнимаются, я с трудом могу заставить себя улыбнуться. Я могу только наблюдать издалека, но говорить…
— И где в этом описании ты, позволь спросить? — Оскар пересел чуть ближе к краю кресла. Юджин совершенно потерялся. В его голове всё это выглядело совсем не так, так не могло быть.
— Я… — попытался сказать он, но понял, что уже не в силах произнести и слова. Оскар мягко улыбнулся, и прибавил, качнув головой:
— Нет, такое из тебя чудовище.
Какое-то время они просто молчали. Было слышно лишь часы и дождь, бьющий по стёклам.
— Хотя бы попытайся заснуть; этот дождь только усиливается, я тебе зонт потом поищу, — задумчиво пробормотал Оскар.
— Я мог бы и сейчас…
— Куда сейчас? В час ночи, в дождь, да ещё и в таком состоянии?
Юджин пробормотал что-то невнятное, но всё же снова улёгся. Глаза уже сложно было держать открытыми, а в голове теперь была приятная пустота. Лишь какое-то тёплое ощущение спокойствия. Запоздало Юджин понял, что это не какое-то мифическое чувство умиротворения, а всего-навсего плед, которым его накрыл Оскар. Он хотел, было, возмутиться, но понял, что даже открыть глаза для него — подвиг, и предпочёл смириться.
***
Время близилось к трём часам. Оскар, стараясь не забываться, шёпотом ругался сам на себя и временами поглядывал на мирно спящего Юджина. Одно его присутствие успокаивало, возвращало в реальный мир из того, что коварно заманивал его к себе, звал шорохами, странными скрипами, доносящимися из кухни. Где-то полчаса назад, устроив небольшой перерыв, он отважился выйти из комнаты и тихо поискал в прихожей зонт — на всякий случай. Сейчас он, точно ещё один призрак из уже реального мира, лежал на столе.
Оскар нервно замер: ему показалось, что часы затикали слишком громко. А потом почти растворились в молчании дома. И лишь стук его взбудораженного сердца нарушал эту тишину. «Это всё бред, всё бред», — пытался успокоить он себя, силясь вернуть мысли в нужное направление. Упрямая рифма, несмотря на получасовые мучения, по-прежнему выглядела плоской и скучной. Да и вообще весь этот кусок можно было смело выкидывать…
Оскар, тяжело вздохнув, отодвинул исчёрканные листы и бросил взгляд на Юджина, точно испугавшись, что мог разбудить его. «Что за глупый человек, — подумал он, слегка улыбнувшись. — Только… что же ты тогда имел в виду, когда говорил про Тома? Нет, из тебя такое же чудовище, как из меня…», — мысль оборвалась, прерванная громким шуршанием, доносящимся из прихожей. «Просто пакет или соседи, или…», — пронеслось у него в голове, и он, покосившись в сторону коридора, вернулся к работе. «Лучше продумаю эту часть, самого лирического героя, — точно пытаясь успокоить себя, едва слышно пробормотал он. — Ему страшно, он запутался, почему бы тогда мне просто не описать…», — Оскар тут же замолчал. На самом деле, он почти никогда не превращал себя в героев своих стихотворений и поэм. Если он писал, чтобы выплеснуть какие-то эмоции, его герои зачастую делали совершенно противоположные вещи. Была пара исключений, написанных на не совсем трезвую голову такими же горькими ночами. Оскар бросил взгляд в сторону нижней секции шкафа, где в темноте пряталась небольшая коробка от обуви. «Они ведь вроде там, где-то на самом дне, под фото», — предположил он, попытавшись не предаваться воспоминаниям, хотя именно сейчас, в такой обстановке, в такой компании, это было достаточно сложно.
Оскар вернулся к своим черновикам, отыскав тот, где у него был записан план и основные идеи, и начал с каким-то отчаянным усердием черкать, точно этот лист был виноват в том, что он отвлёкся. Неожиданно он поднял голову и, задумчиво посмотрев на потолок, беззвучно прошептал что-то, едва шевеля губами. Тут же схватив со стула уже заметно истончившийся блокнот, Оскар поспешно записал пришедшие в голову строки на первом попавшемся листе. С каждой новой строчкой, с каждым новым словом ему казалось, что всё становится правильнее, логичнее, и он погружался в мир, который придумывал. Оскару казалось, что это не его герой, а он сам чувствует спёртый и душный воздух, наполненный запахами сопревших цветов и разлитых сладких духов, слышит тихий скрежет ногтей по камню, временами сменяемый приглушённым шепотом… точно идущим с кухни.
«Не отвлекаться, не сметь отвлекаться», — приказал он сам себе, продолжая неистово писать, чувствуя, как его обволакивает этот горький и одновременно приторно-сладкий аромат с нотками роз, лилий и пряностей, смешанный с запахом земли и застоявшейся воды. Оскару казалось, что шёпот всё приближается, с каждой секундой, что часы снова сошли с ума и стучат на всю квартиру.
Неожиданно наступила тишина.
Не такая, как обычно в городе — с приглушёнными голосами, машинами, летящими где-то на соседних улицах, — а такая, как на кладбище посреди ночи: вязкая, похожая на смолу, путающая мысли, проникающая в каждую пору кожи и обжигающая до костей. Не в силах заставить себя сделать вздох, Оскар замер, уставившись на написанные им строки, боясь пошевелиться. Тишина сковывала, парализовывала, заполняя лёгкие этим тошнотворным запахом и буквально выдавливая им все «лишние» мысли. В голове не было ничего, кроме этого пугающего чувства пустоты, затягивавшего в себя, точно чёрная дыра.
И звук падающей капли.
Громкий, сотрясающий воздух, подобно взрыву бомбы.
Кажется, точно кто-то нажал на кнопку, и вновь запустил время. Часы снова принялись звучно отсчитывать секунды, в лёгких снова появился воздух, уже вполне привычный, немного душный, со слабым, ещё не выветрившимся ароматом кофе и лёгкой сыростью дождя.
«Чёрт возьми, что это было? — пронеслось в голове у Оскара. — Может, я вырубился на пару минут?» — предположил он, обернувшись в сторону часов и увидев, что минутная стрелка сдвинулась буквально на пять делений. «Он явно прав, мне надо будет нормально выспаться», — улыбнувшись, подумал Оскар, бросив взгляд на Юджина, мирно спавшего на его старом диване.
Он принялся собирать листы со стола, пытаясь привести их в какой-то порядок, как вдруг замер. Шорох. Снова в прихожей. Но не звук, похожий на шуршание пакета или пробежавшую мышь.
Шорох, в котором ему послышалось его собственное имя.
Комментарий к Тени. 2.1.
песни: Placebo - Begin the End, UNSECRET - Who’s At the Door
========== 2.2 ==========
Часы пробили половину девятого. Юджин нервно посмотрел в сторону двери и тяжело вздохнул. Он искренне ненавидел гостей. В первую очередь потому, что они постоянно опаздывали. И, кроме того, он мог поклясться, что если бы гость был один, он давно уже был тут. Юджин поправил очки и механически перевернул страницу книги, забыв о том, что даже не дочитал. Он это понял лишь спустя несколько абзацев, когда увидел, что главный герой когда-то успел натравить призванного им древнего бога на своего кузена и сейчас скрывался от людей, что могли помешать ему устроить апокалипсис.
Мысли были полны извечной путаницы и раздражения. Откинувшись на спинку кресла, Юджин невольно громко вздохнул: не потому что настроение не к чёрту — просто всё его существование начинало казаться бессмысленной и пустой игрой. Каждый день похож на другой, одни и те же люди, разговоры. Какой-то День Сурка. Он не понимал, зачем согласился на предложение Оскара собраться у него, несмотря на то, что желания с кем-то видеться не было. Хотя, это же Оскар предложил…
Юджин несколько раздражённо схватил книгу и принялся читать, впиваясь взглядом в каждую строчку, лишь бы заполнить голову странными именами и названиями, только бы не думать об этом чёртовом сумасшедшем. Однако он только усугубил ситуацию, и теперь пару раз умудрился прочитать, что-то в духе: «Поздно, Оскара уже не спасти, — сказал доктор Лэпхем. — Надеюсь, мы не встретим того, кто с ним расправился».
Не без раздражения и обиды Юджин громко захлопнул книгу и положил на столик рядом. Вечер явно предстоял не из лёгких. Кэдоган всегда это чувствовал. «Наверное, заразился от Оскара его чёртовым фатализмом», — подумал он и тут же попытался выгнать эти мысли из головы. Но это было невозможно. С каждым днём его всё сильнее начинало охватывать это чудовищное, почти близкое к паранойе чувство, ощущение, будто Оскар Моррей абсолютно везде, в каждой его мысли, в каждом воспоминании, в каждой минуте, и что это абсолютно и совершенно неправильно и, что главное, лишено смысла.
Он ощущал это особенно остро, сейчас, когда Оскар, казалось бы, начал получать какое-то почти мазохистское удовольствие от общения с Ниджелией. Юджин сразу заметил некую странность в их отношениях: то, как Оскар избегал смотреть в её пустые глаза, был равнодушен к её полупьяному флирту, а теперь точно в каком-то приступе с безумно горящими глазами следил за каждым её движением и словом. Он лишь мог строить теории о том, что Оскару это понадобилось для стихов: испытать что-то новенькое, довести себя до эмоционального истощения — ему не впервой. Юджин невольно зажмурился, вспомнив, как однажды Оскар ради правдоподобности описания чувств самоубийцы, полез на какую-то высотку и минут двадцать трепал ему нервы, стоя у самого края за проржавевшим и шатким ограждением.
Вчера по дороге домой ему «совершенно случайно» встретились Оскар и Ниджелия. Он хорошо запомнил этот немного сумасшедший, бегающий взгляд Оскара, невнятно предложившего «как-нибудь встретиться в домашней обстановке». Юджин словно вновь увидел недовольное личико Нидж, заявившей, что «мать ни за что не пустит». Оскар же, как всегда, пробормотал что-то невнятное про арендатора, который против того, чтобы он кого-то водил на квартиру. Каждый раз он придумывал какую-то новую отговорку, так что Юджин уже привык. Как будто бы он не знал, к чему тот клонит. Как будто бы не мог отказать и сам придумать хоть какую-нибудь ничуть не менее глупую отговорку?
Неожиданно раздался звонок. Юджин неловко дёрнулся из кресла, слегка сдвинув его с места. Осуждающе качнул головой и попытался поставить его как прежде. Кэдоган подбежал к двери, по пути поправляя рубашку тёмно-оливкового цвета и старую жилетку, найденную где-то в глубине шкафа. Он и сам особенно не понимал, почему так вырядился, просто показалось, что это будет соответствовать атмосфере. Сделав глубокий вздох и на всякий случай надев напускную улыбку, Юджин открыл дверь. К сожалению, улыбка пригодилась, так как там стояли двое: Оскар с непонятным выражением лица (казалось, точно он был не в духе, но к Юджину это не имело отношения, поэтому он более-менее искренне пытался улыбаться) и Нидж со своей вечно скучающей миной, крепко вцепившаяся в рукав пальто Оскара. Юджин вообще слабо понимал, что она тут делает, если ей всегда скучно в их компании, но Оскар, казалось, таскал её с собой чуть ли не силком.
На автомате поздоровавшись, Кэдоган пригласил их войти и тут же захлопнул за парочкой дверь. Невольно Юджин поймал себя на том, что смотрит на Ниджелию оценивающе: она слабо походила хоть на отдалённое подобие среднестатистической «нормальной» девушки. Впрочем, зная Оскара, понятия «нормального» у него крайне специфичные, да и соответствовать традиционным устоям он не любит просто из упрямства. Но всё же она Юджину совсем не нравилась. Ниджелия своей недетской глупостью напоминала ему Энн из библиотеки, всё ещё иногда сверлящую его взглядом, стоит ему выползти из архива; но при этом в ней было столько отталкивающего. Если Энн просто, казалось, была немного не в себе, Нидж была вполне в здравом уме, даже когда пропадала с друзьями на несколько дней, а потом её находили на какой-нибудь станции близ Ваун-Лвида, совершенно невменяемую, истерически смеющуюся и избитую. Ниджелия, как и Оскар, видела какой-то кайф в падении, но только он пытался найти в этом красоту, она же — минутное удовольствие, составлявшее всю её бессмысленную жизнь. Ниджелия напоминала Юджину классическую бабочку-однодневку, бабочку-полуночницу — он пытался найти верное слово, но чем дальше уходил в своих рассуждениях, тем страннее становились определения. Бабочки, особенно ночные, даже в его собственных ассоциациях вызывали у него подсознательную дрожь, так что он нервно дёрнул плечом, точно пытаясь сбросить что-то с себя, и выключил свет.
Он проводил их в гостиную, по пути отметив, что Ниджелия сегодня оделась вполне сносно: на ней было чёрное платье до колен, в целом непримечательное, до тех пор пока не заметишь огромный вырез на спине, через который проглядывала изрядно поблёкшая, кривая татуировка, изображавшая, скорее всего, дракона в цветах — Юджину особо вглядываться не хотелось. Оскар же, как всегда в последнее время, был в своей извечной чёрной рубашке и таких же чёрных, но несколько потрёпанных джинсах. Выглядел он почти растерянно, в глазах виднелась усталость — не такая, как если бы он целую неделю по ночам строчил стихи; точно он устал от всего этого. Прежде он бывал в таких околодеперессивных настроениях, но сейчас казалось, что он на грани. Юджину от этого стало как-то не по себе. «Успокойся, чёрт возьми, как всегда только драматизируешь», — приказал он сам себе, заходя в комнату.
Оскар уже устроился на диване, беспардонно взяв книгу, что до этого читал Юджин, и слегка улыбнулся, столкнувшись с ним взглядом. Нидж просто села рядом, тут же положив голову на плечо Оскара и всем своим видом напоминая ребёнка, которого силком притащили в гости и который ждёт хоть каких-нибудь развлечений.
— Я смотрю, ты всё никак её не дочитаешь? — нарушил неловкое молчание Оскар, кивнув на книгу.
— Да, но сейчас уже пошло лучше, просто в начале переборщил со всеми этими фамильными скелетами в шкафу и отсутствием хоть каких-нибудь диалогов, — пожал плечами Юджин, усаживаясь в кресло.