========== Пролог ======
– И вот тут у нас… – Арсений, помучив настройки цвета в программе, пристально вгляделся в верхний угол фотографии. Режущий глаз оттенок неба исчез, уступив место приятной ненавязчивой серости. Она очень шла старинному тёмному фасаду особняка, окружённому буками. – Теперь…
Он рукой уже почти дотянулся до кружки с кофе, когда на его плечо опустилась тёплая ладонь. Софи оперлась на него, наклонилась через его плечо, чтобы лучше видеть экран ноутбука. Арсений уловил тонкий, сладковато-свежий запах её духов.
– Если твой журнал собрался рекламировать склепы, ты, безусловно, преуспел в создании маркетингового образа, – заметила с лёгкой иронией.
Арсений повернул голову, сразу уткнувшись носом в пряди её завитых волос, и едва не чихнул.
– А как же национальный колорит? – он отвернулся обратно к ноутбуку. – Разве вы не влюблены по уши в свой дождь и туманы? Вся Англия как площадка для съёмок фильмов ужасов…
Ладонь переместилась с плеча на волосы.
– И что на этот раз затеяло твоё начальство, м?
Он по тону чует, что она слегка нахмурилась.
– Проект по спасению старинных викторианских особняков от разрушения. – Арсений вздохнул, всё-таки дотянувшись до кофе. Отхлебнул, поморщился: успел остыть. Пришлось отставить кружку и взять вместо неё ручку, чтобы было чем занять пальцы. – Мне до конца следующей недели надо предоставить фотографии двадцати трёх особняков в окрестностях Лондона. Они собираются приложить здоровенную статью с исторической справкой, – он мотал ручкой в такт словам, – с описанием важности культурного наследия, бла-бла-бла… Короче, в планах выбить государственную поддержку для реставрации. А я – отдувайся… Нет, ничего не имею против пейзажной фотографии, даже люблю, но здания…
– Саймил, не ной. У тебя вполне неплохо получилось, – вполголоса над ухом. Арсений перестал мотать ручкой.
– Мне нравится образ, – Софи протянула руку и провела пальцами перед экраном, – и цвета тоже. Деревья неплохо вышли, с ощущением предстоящего тумана. Как ты говорил про нашу любовь к туманам?
– Да понял я уже, понял, что фигня, – отмахивается Арсений.
Софи ерошит его волосы, и её ладонь покидает лохматую голову Самойлова. Арсений слышит, как она проходит в другой конец комнаты, открывает дверцы шкафа, затем – лёгкое шуршание скидываемой на кровать одежды.
– Да, кстати, об образах, – Арсений, помотав головой, меняет настройки, обращая хмурые сумерки в просто пасмурный день. – Этот таинственный маньяк снова объявился.
– Тот, что тебя преследует последние два года?
– Да. – Он сохранил фотографию, крутанулся на кресле, чтобы видеть её. Развалился, откинувшись на спинку, стал наблюдать, как Софи одевается. Сначала скидывает халат, потом – неспешно надевает бельё. Тонкий шёлк на чуть смугловатой коже, нежное кружево. Сегодня тёмно-синее, один из её любимых цветов. Может, идёт на скучную деловую встречу. Она надевает красивые вещи на скучные встречи, равно как и на те, что ей интересны (в отличие от него). Говорит, что правильно подобранная красивая одежда скрадывает плохое настроение. Он думает, что если уж тебе будет скучно, так пусть хотя бы удобно.
Она любит классику. Он лучше напялит джинсы с кучей карманов и футболку.
Софи, поймав его взгляд, улыбается краешком губ.
Присаживается на кровать, надевает чулки. Потом – платье. Ткань скользит по её телу, облекая его в глубокий ультрамарин.
Можно сфотографировать скольжение рук по коже как шёлк? Или скольжение шёлка – получится передать?
Он задумывается, постукивая ручкой по губам и отстранённо созерцая её. Прикидывает такую фотографию – свет, как надо будет показать фактуру…
– Так что с твоим обожаемым маньяком? – буднично спрашивает Софи, подходя к нему и поворачиваясь спиной, чтобы он застегнул «молнию» на платье.
– А… – пальцы, прежде чем застегнуть замок, своевольно проходятся по её спине. – На этот раз я его видел прямо здесь, у дома. В семь утра, когда выходил на пробежку в парк. Ну, он просто стоял на той стороне улицы… пальто с высоким воротником, явно дорогое, зонт…
Софи, дождавшись, пока он справится с «молнией», ушла в прихожую, к большому зеркалу.
– Всё тот же зонт? – переспросила оттуда.
– Да, он всегда с одним зонтом, – Арсений, слегка повысив голос, чтобы она слышала, отбросил ручку на стол. – Из-за этого лица не разглядишь, только волосы… вроде длинные. Зонт тёмно-синий… – он споткнулся, – как твоё платье. Только гораздо ярче. Бросает глубокий рефлекс на лицо.
– И что, снова исчез? – лёгкие шаги в сторону мастерской.
– Ну да. – Арсений с тяжким вздохом оторвал задницу от кресла, потянулся. Торопливо стянул с себя джинсы и майку, оставшись в одних трусах, перебрался на разворошенную кровать и развалился там. Навалилась сонливость – дала себя знать ночь, проведённая за ноутбуком над обработкой фотографий.
Ещё ехать.
А зато прогуляюсь вечером по этому Вичбриджу, посмотрю, как к особняку пройти от гостиницы…
– А указать на него полицейскому не пробовал? – предложила Софи, шурша за стеной. Перебирает рисунки, ищет на своём рабочем столе нужные. Вот что-то роняет – в её мастерской бардак почище, чем у него на ноутбуке в папках с исходниками фотографий. Резкий скрип выдвигаемого ящика, скрежет зажима, удерживающего рисунки в подборках. Снова шуршание, щелчок металлической застёжки.
– И что я скажу? – Арсений улёгся на край кровати и вытянул шею, чтобы было удобнее с ней переговариваться. – «Извините, во-он тот непонятный кадр с зонтиком на меня второй год как пялится издали, ничего не делает и исчезает при попытке его догнать»? Великолепно.
– Может, ты его выдумал? – насмешливо. – У некоторых детей есть воображаемый друг, а тут…
– А тут воображаемый сталкер, ага, – хмыкнул Самойлов, поудобнее устраиваясь среди подушек. – Когда я перебежал улицу, он уже садился в машину. Опять другой марки. Раз восемь пробивал через знакомого машины, на которых он уезжает. Все взяты напрокат. Небо, я начинаю думать, что это призрак. Серьёзно, Софи, это уже не смешно. Я второй год вижу, как этот человек следит за мной издали, но ни разу ни догнал, ни смог нормально сфотографировать… Это я-то, с моим опытом беготни…
– А если это твой бывший любовник? Один из.
Софи показалась в дверном проёме. В руках она держала чёрный кожаный портфель, в каком имела обыкновение носить эскизы.
– Исключено. Лица я не видел, но запомнил бы фигуру и манеру двигаться. А я, кажется… – продолжил на волне озарения, заметив, что Софи заинтересовалась, – понял.
– И?.. – нетерпеливо.
– Это не маньяк и не призрак. – Арсений выдал это трагичным тоном, подняв к потолку палец. – Это – призрак маньяка.
Софи фыркнула, моментально теряя интерес.
– Саймил, – она постучала ногтями свободной от портфеля руки по дверному косяку, – что скажешь насчёт тёмно-синего зонтика?
– Синий зонтик? Девочка, тебе что взбрело в голову? – он даже приподнялся на локте. – Синий зонт будет давать рефлекс, такой же точно, как у этого моего маньяка. Хочешь походить на зомби?
– А я хочу синий зонтик… Впрочем, неважно. – Она смахнула со лба выбившийся из причёски локон и окинула его, развалившегося на кровати, тёмным взглядом. По губам скользнула улыбка. – Надеюсь, ты ничего не планируешь на вечер? В планах тебя культурно выгуливать.
– Литературный салон?.. – Арсений, сползя спиной с одеяла, с тяжким вздохом свесился с кровати, выгнулся, доставая ладонями пол – будто на половинчатый мостик становился.
Софи улыбнулась уже явственно, уловив в его тоне обречённую тоску.
– Не переживай так сильно, всего лишь выставка. Одного довольно известного современного художника. Мне показалось, тебе было бы интересно… А потом прогуляемся по туманным улицам. По-английски.
Арсений лёгким движением поднял корпус и передвинулся, снова целиком оказываясь на кровати.
– Вот именно что «было бы»… На мне фотография ещё одного особняка. Здесь, недалеко, буквально в пригороде, но обернусь только за два дня… Сама понимаешь, поезд после обеда, в четыре, а мне нужно утреннее освещение…
– О боже, я живу с трудоголиком, – насмешливо констатировала Софи, уходя в прихожую. Арсений слушал, как она шуршит летним пальто, как надевает туфли. Вкусное щёлканье каблуков по паркету, подходит к зеркалу. Звяканье ключей.
– Бутерброды в холодильнике. Ты мне нужен здоровым, а всё стараешься угробить желудок голодовками. Хотела ещё заказать обед, но раз ты уезжаешь…
– Погоди с «уезжаешь». Бутеры? С кетчупом? – Арсений резво привскочил на кровати.
– Как ты оптимистичен, – ироничное, убивая его вспыхнувшую надежду. – Ненавижу эту красную жижу. Скажи спасибо, что майонез в холодильнике завалялся. – Звук открывающейся двери, и уже совсем другой голос, спокойный, мягкий. – Позвони мне вечером, Саймил. После девяти. Я буду дома.
Дверь закрылась, щёлкнул замок, и он остался один в огроменной пустой квартире.
– Опять майонез… – пробухтел себе под нос по-русски, сползая по подушке и закрывая глаза. – Доколе можно издеваться над моими любимыми бутербродами?..
Он едва не проспал. Проснулся в три – за окном задумчиво бродили тусклые лучи августовского солнца, то исчезая за тучами, то снова выныривая. Пришлось звонить, заказывать такси до вокзала. Одевшись и наскоро зажевав несколько бутербродов (насчёт майонеза Софи не пошутила), напялил любимую «походную» куртку, закинул на спину рюкзак с необходимым минимумом вещей для поездок, перекинул через плечо ремень фотоаппаратной сумки. Сунул в карман завёрнутый в целлофановый пакетик последний бутерброд. У двери похлопал себя по карманам – привычно по всем шести на джинсах, проверяя, не забыл ли чего. Вышел из квартиры в три двадцать пять, прогрохотал по лестнице, напугав внизу консьержа, не успевшего даже пожелать ему доброго дня. В кармане зазвонил телефон – ровно когда он вылетел на улицу и увидел, что такси подъехало.
На улице опять начался дождь. Уже открыв дверцу и собираясь сесть в кэб, Арсений замер. Поверх чёрной лакированной крыши он увидел своего маньяка. Тот стоял на другой стороне улицы, в тени под балконом. Мимо то и дело сновали прохожие, мельтешили чужие зонты и пальто, кроме того, по дороге проезжали машины, мешая рассматривать. Но маньяк в чёрном. Полами расстёгнутого лёгкого пальто играет ветер, чёртов зонт бросает глубокий рефлекс на лицо, но даже под зонтом, в маскирующей синеве, заметно, что преследователь спокойно пьёт кофе из пластикового стаканчика. Судя по повороту головы, сюда не смотрит…
Догоню нет чёрт не успею
В первый раз за два года
Он меня не видит
– Сэр? – таксист вопросительно глянул на него через плечо.
– Простите, задумался. – Арсений сел в машину, проклиная всё на свете.
Когда кэб отъезжал, Самойлов через тонированное стекло взглянул на то место, где стоял незнакомец. Он никуда не исчез – так же стоял под своим зонтиком и пил кофе.
Арсений чертыхнулся про себя.
Время подходило к половине четвёртого.
====== 14 августа ======
– Так тебе кажется, Дженни нашла свою свободу, – уточнил негромкий голос Кукловода.
Джим перелистнул очередную страницу медицинской энциклопедии. Многострадальные конечности его многострадального брата снова подверглись испытанию – он растянул сухожилие на ноге. Джим уже не спрашивал, где, как и зачем, но помогать было нужно. Иначе…
Да кто его знает, что будет, если иначе. Но что какое-то там растянутое сухожилие не заставит Джека хоть сколько-нибудь снизить нагрузки, он знал наверняка. К тому же, Джим привык проводить вечера вот так – в библиотеке за книгой, у потрескивающего камина. В промежутки стекла, между плах, ещё просачивался слабый свет дождливого вечера, но включенная лампа на столике у дивана сглаживала его мутную серость. Периодически завывающий в каминной трубе ветер не портил общего впечатления уюта и спокойствия. Сегодня же его почтил беседой сам Кукловод: их неторопливая дискуссия о свободе – о чём же ещё можно говорить с этим… Кукловодом? – нисколько не мешала врачу сличать симптомы и подыскивать лечение.
– Насколько я понял, ты не считаешь свободой добровольное заточение в доме, – после небольшой паузы произнёс Джим.
– Так да или нет?
Джим не торопился отвечать. Прежде, чем он нарушил повисшую тишину, были перелистнуты три страницы.
– Да. Мне кажется, что она счастлива. Помогать людям, чувствовать себя полезной… ей больше ничего не нужно. Она не чувствует стеснения или несвободы. И даже может проводить праздники, это в таких-то условиях. Так что да, считаю, Дженни нашла свою свободу. Я только не понимаю, почему с этим не согласен ты.
– Твой марионеточный ум не в силах додуматься до такой очевидной истины? Ты разочаровал меня, Джим…
– Уйдёшь от ответа?
Джим перелистнул страницу.
– Марионетки в моём театре считают себя слишком умными… возможно, именно это мешает вам.
Снова повисла тишина. Джим углубился в отдельный параграф, где рассказывалось о компрессах, способствующих восстановлению эластичности тканей. Огонь в камине негромко потрескивал, выпуская редкие искры, за окном плясали тени, отбрасываемые ветками деревьев.
– Пора швырнуть камень в болото, которые вы тут развели, – подал голос Кукловод. Джим даже оторвался на несколько секунд от изучения побочных эффектов компресса – настолько неожиданно это было.
– И как же? Нам ожидать новых ловушек?
Молчание.
Негромкий смешок. В динамике что-то щёлкает, связь обрывается.
Собрав всё необходимое для компресса, Джим направился прямиком в подвал.
Вчера он с трудом уговорил Джека позволить перетянуть повреждённую ногу. Джек ругался, Джек сопротивлялся, но под конец упал в кресло и замер, негромко ворча себе под нос. О чём ворчал брат, Джим даже не прислушивался, и так всё было понятно: не надо его оберегать, не надо его лечить, не надо о нём заботиться. Старая песня.
Глухой звук собственных шагов, коридор в полумраке, выцветшие репродукции по стенам и несколько подлинников среди них. Налево, потом по лестнице вниз, миновать прихожую, за ней – сумрачный участок коридора, снова лесенка, ведущая в подземную часть дома, и – подвал, где травмированный лидер Подполья, согласно предписанию врача, «отдыхал, лечился и не подвергал конечность лишним нагрузкам». Ну да, конечно.
Его неугомонный братец вовсю отдыхал и лечился. Взгромоздился – одной ногой опирается на табуретку, шаткое творение похмельного разума Билла, второй – на почти картонные перегородки стеллажа, – и активно шурудит руками на верхней полке.
– Что ищешь? – спокойно поинтересовался Джим. Действительно спокойно, так как если волноваться из-за каждой выходки Джека в подобном роде – нервов не напасёшься. – Я могу помочь?
– Ну, если у тебя в кармане завалялся лишний лазерный диод, – еле слышно втянув воздух сквозь сжатые зубы, Джек слез и уместил своё беспокойное седалище на табурете. – Тебе чего? Вынюхиваешь?
– Джек, я не верю, что ты действительно считаешь меня глазами и ушами Кукловода, – Джим присел рядом, на перевёрнутый ящик. – Как нога?
– Пока не отвалилась, – полуотшутился-полуогрызнулся тот, – а тебе что? Собираешь коллекцию «части тела заключённых в особняке»?
– Чувство юмора есть, жить будешь, – невесело усмехнулся Джим, почти насильно ощупывая лодыжку брата. – Так больно?
– Ну…
– Понятно. А так?
– Ашшш, что ж ты делаешь?! Без ноги меня решил оставить?..
– Не я, а ты.
Закончив с пальпацией, Джим осторожно размотал тугую повязку, наложенную днём ранее, и принялся накладывать компресс. Джек сидел с отсутствующим видом, оживая, только если пальцы брата проходились по особенно распухшей части. Наложив новые слои бинта, Файрвуд-старший слегка похлопал по повязке.
– Хорошо получилось, плотно. Есть смысл уговаривать тебя вернуться в комнату?
– Да иди…
– Ну, как знаешь… – Джим старался быть спокойным, но интонации то и дело скатывались куда-то в спектр укоризненно-заботливых, – но я бы на твоём месте…
– А знаешь, что бы я сделал на твоём месте?! – не вытерпел подпольщик, – я не стал бы заманивать брата в невесть какую глушь к маньяку!!! А если б и заманил, то не сидел бы с постной рожей мученика, а старался выбраться!!! Понял ты, я выбраться стараюсь!!!