— Непонятно только, чем богатства ваше прирастают, — проворчал Бронкс с досадой и задумчивостью. — Я о народе и о земле в целом, включая державу вашу. Если мужья ваши не работают, а сплошь и рядом, как-то говоришь, праздности предаются. — Он с видимой неохотой снял ладонь с её более чем достойного нынешнего пристанища и принялся отгибать пальцы от кулака. — Если жёны — в ответ… Если дети при всём этом — сами по себе…
Он не договорил, лишь красноречиво покрутил руками перед собой.
— Пф-ф-ф, стада поди сами знают, где пастись в степи! — пожала плечами Нургуль. — Плюс, мы воины неплохие. Случись вдруг что, свои территории всегда обороним. Оттого к нам от соседей земледелов немало перебралось. Их растительность да наше мясо сложить — уже народ в целом сыт да обут-одет. А много ли нам надо?
— Ну да, в вашем климате капитальностью жилища можно не беспокоиться. У вас тут и зимой местами теплее бывает, чем у меня дома летом, — согласно покивал Бронкс и в очередной раз тактично не стал утонять, что стоимость украшений девицы он отлично понимает, несмотря на её нарочитую нетребовательность.
В частности, каратных алмазов, вдетых будто бы в обычное серебро (на самом деле — платина) и вставленный в виде серег в уши он видел за жизнь совсем не много..
_________
Интерлюдия.
— Ну что, как поиски?
— Как в воду канула.
— Как это вообще возможно? Она ж не должна была за периметр выбраться?
— Сам не понимаю. Видимо, чего-то мы недооценили.
— Как бы не наболтала чего где не надо?
— Не исключено… Есть надежда, что голым словам никто не поверит. Или… СТОП. Чего ты взгляд отводишь?! ЧТО?!
— У меня амулет пропал. Когда с ней справиться пытались, я в пылу не заметил. А потом хвать — в нагрудном кармане его нет.
— Твою ж мать… Твою ж мать!
— Эй, ты чего?! Да может обойдётся ещё?! Её прямой родни в городе нет, а с Двором, говорят, их семейство уж больше века как на ножах?
— Твою ж мать…Твою ж мать…Твою ж мать…
_________
Проводив Нургуль, Бронкс повалился спиной в удобное невысокое кресло, изготовленное специально под его размер. И задумался.
С одной стороны, некоторые маловыразительные детали в жестах и речи орчанки именно ему сказали много больше, чем новая знакомая сообщила изустно и лично.
С другого ж боку, его те тайны не касались ну вообще никак, а в сердце гному сама фемина запала. Может статься, первый раз в жизни столь сильно.
Говоря откровенно, у него мелькала на задворках сознания во время их общения смутная мысль схватить её за руку и никуда не пустить — предложив ей взамен…
А вот в этом месте его решительность неуклонно сбивалась с баса на фальцет и дискант.
По-хорошему, надо было предлагать жить вместе. Это если действовать сообразно порывам сердца.
Но к этому гном был не готов сразу по двум причинам, проистекавшим уже от разума.
Во-первых, данный девицей весьма неглупый совет (насчёт каждой десятой в собственной постели) требовал немедленной отработки.
В свете природной откровенности и нестеснительности орчанок, смена стратегии по их охмурению с затратной на безубыточную грозила в самом ближайшем будущем не просто несказанными барышнями, пусть и нематериального плана.
— Это же вообще… Рай на земле, — сформулировал Бронкс сам себе, покатав открывающиеся перспективы мысленно со всех сторон.
К таким развлечениям не каждому мужу и прикоснуться-то за всю жизнь удаётся. Здесь же, на полном серьёзе, вплотную вырисовывалась возможность нырнуть с головой в такие приключения, что похабные книжонки из закрытой секции библиотеки покажутся жалким детским лепетом против бряцающего бронёй гномьего хирда.
Второй причиной сдержанности Бронкса явился тот факт, что новая подруга немало не договорила.
К тому ж, она оставила у него амулет, за которым однозначно вернётся. Здесь его уверенность зиждилась на том факте, что работа резчика-каллиграфа на изделии стоила дороже, чем сам материал и функциональность изделия. Знающему это очень обо многом говорит.
В общем, поднять тему совместного проживания с царапнувшей душу феминой можно будет и обождав.
До возвращения же новой знакомой, он не планировал тратить времени понапрасну и, как минимум, лично пролить свет самому себе на недосказанное ею.
Для чего через систему сообщений Всеобщего Банка надлежало расспросить кое-каких знакомых о последних владельцах однокаратных алмазов тона dark-blue, оправленных в платину шестой с половиной пробы, подработанной под серебро серебряным же напылением. В серьгах модели Organic, номер пятьсот один, если смотреть по унитарному каталогу гномов.
Самое смешное, что форма серег Нургуль среди ювелирному ремеслу не чуждых имела вполне определенную историю и насчитывала совсем немного воплощений: точность руки при работе требовалась колоссальная, а продажной стоимостью изделия затраченные усилия не окупались.
Как сказал бы сам Бронкс, «в грамм добыча — в год труды».
Уверенно лил эту модель ну о-о-очень ограниченный круг мастеров, которых сам Бронкса если и не знал лично, то уж точно мог пересчитать по пальцам и безошибочно назвать номер клейма каждого из них. Потому что было таковых общим числом аж пять душ на весь белый свет, включая его самого.
Себя, кстати, из тех пятерых исключать можно было смело: в любом изделии руку свою Бронкс узнал бы и с закрытыми глазами. Серёжек Нургуль она точно не касалась. Да и клиентку такую гном бы запомнил, чего уж.
Говоря по совести, с поспешными матримониальными предложениями он не выступил исключительно оттого, что испугался перемены в самом себе.
Во-первых, женитьба до последнего момента была лично для него чем-то если и не сакральным, то, как минимум, слишком основательным, чтоб делать такие вот предложения после часа знакомства.
С другой стороны, в этой земле и жён можно было взять много более одной, четыре — если быть точным… Числом, так сказать, избыть огрехи поспешности выбора.
Но в тридцать с лишним на вещи смотришь спокойнее. И если перед тобой раскрываются вовсе невообразимые перспективы и возможности общения с противоположным полом — а ты собираешься всерьёз окольцеваться с одной-единственной, так и не вкусив всей прелести потенциально обильных прыжков в ширину…
Девица в итоге никуда не денется, в сотый раз напомнил Бронкс себе через час, когда перед глазами неожиданно в который раз возник образ Нургуль, с ироничной улыбкой на губах.
— Не будем торопиться с таким фундаментальным вопросом, как брак. — Молвил гном вслух сам себе, подбирая одежду на вечерний выход.
Практичный и мудрый совет новой знакомой надлежало опробовать на практике. Кажется, впервые в жизни перед Бронксом встала реальная перспектива безграничного собственного услаждения, без каких-либо обязательств с собственной стороны.
********************
К данному слову Бронкс всегда относился более чем серьёзно. Оттого, когда совсем уж потерявший страх стражник полез в ящик его стола, он лишь бессильно забился в удерживавших его на весу руках четырёх здоровенных орков:
— Отойди оттуда, тварь! Там нет ничего!
Возможно, месячные налоги стоило и уплатить. Однако понял гном это с запозданием, откровенно наплевав на фискальные обязательства своей лавки, поскольку ошибочно позволил себе слишком широко трактовать милость местного двора в адрес таких, как он.
Ложность его предположений проистекала из-за отсутствия того самого обязательного клеймления золота в государстве. Как оказалось, за прочими делами пригляд вёлся более чем скрупулёзно.
Кстати, не стоило и совсем уж отбрасывать в сторону вероятность того, что муж Алии, давно выброшенный из головы, тоже поспособствовал: на лацканах местной формы указывались не только воинские и специальные ранги, а ещё и формальная принадлежность.
Орудовавшие в мастерской фискалы с приданными стражниками, как один, носили те же номера, что были и у ушибленного в своё время собственной пепельницей здоровяка.
Впечатления от последующего нетривиального происшествия с Нургуль тогда затмили разум Бронкса столь плотно, что он безосновательно (видимо) посчитал инцидент с офицером у него же дома исчерпанным.
Понимание возможной ошибки пришло тогда, когда в его лавке без предупреждения появился десяток городской стражи, сопровождаемый двумя представителями службы мытарей.
Бронкс к сему времени уже несколько дней как пользовался более чем обильными плодами совета Нургуль; оттого находился в отличном расположении духа.
Он быстро сопоставил детали визита. Все в городе знали, что взыматели налогов могут проверять любой мастеровой народ исключительно по предварительному предписанию. Хотя был и второй вариант — как в его случае; когда кто-то конкретный небезосновательно подозревался в уклонении от уплаты в казну полагающегося.
Супруг Алии, о котором Бронкс спустя столько времени и думать уже забыл, на форме своей носил знаки отличия именно что этого подразделения фискальной стражи.
В жилище Алии, в момент горячки, гном лишь скользнул по форме здоровяка взглядом, не углубляясь в детали и не раздумывая долго над его точным родом занятий: угроза обнажения самострела перекрывала все возможные неприятности, какие только можно.
Однако, придя в себя спустя солидное время, фискальный стражник, похоже, первым делом припомнил, кому был обязан приходом собственной пепельницы в свой же лоб.
А возможности у старшего офицера наверняка были.
Просеяв всех немногочисленных гномов, занесённых в реестр миграционной службы, рогатый орк наверняка пустил подчинённых по всем новым лавкам подгорного народа. А уж не заметить обители Бронкса на Центральной улице было невозможно.
— Вот уж не ожидал! — сказал гном самому себе, утверждаясь в собственных подозрениях.
Он был бы гораздо менее удивлён, приди здоровяк-орк рано или поздно выяснять отношения лично, по-мужски, с кулаками; или даже с оружием в руках. Которого у мирного мастерового не могло быть по определению (хотя и лежало заначенное в укромном месте).
Но вот так — подло, наслать фискалов… которыми сам же и руководишь…
Несмотря на усиленную работу мысли, внешне Бронкс не переставал предаваться любимому занятию: изображать дурачка иногда не просто весело и легко, а ещё и бывает весьма полезно для меркантильности.
Более всего посмешили его изымаемые стражниками зачем-то гвоздики из «чистого золота» (якобы покрашенные в черный цвет для маскировки) — таких обманок у каждого ювелира по углам растыкано не одна и не две, чтоб случайный лихой люд, к металлургам не относящийся, потратил драгоценное время грабежа на изъятие ухоронок, золотом не являющихся.
Сейчас, правда, в роли маргиналов выступала местная фискальная стража.
В первичной налоговой декларации, заполнявшейся при открытии лавки, эти изделия, разумеется, не фигурировали.
Так же, как и «изумруды», записанные стеклом (и стеклом являющиеся — но как будто ложно).
И платина, числившаяся по документам нержавеющей сталью (ею и бывшая — но с личным клеймом Бронкса, что и навело стражников на ложный след).
И многое-многое другое.
Всё бы ничего — изымала стража исключительно фуфел (настоящее имущество Бронксом как раз в декларацию было внесено скрупулёзно, оттого конфискации не подлежало).
— Шешен а… — проворчал гном на родном языке, когда стражники принялись заполнять протокол изъятия всего обнаруженного, чего не было в его изначальной заявке.
Не то чтоб его парили несколько фунтов крашеных гвоздей, изготовленных хоть итщательно, но — из качественной латуни.
Просто играть надо было до конца.
Время от времени Бронкс бузил и шумел, исключительно чтоб не выходить из образа.
В такие минуты дюжие орки-стражники поднимали его подмышки в воздух и расходились в стороны — так он их не мог полноценно приложить ногой по мордасам. Ибо руки орков изрядно длинны были.
Справиться же в рукопашную с четырьмя здоровяками сразу было не то чтоб невозможно. Скажем, пришлось бы действовать всерьёз.
А убивать Бронкс никого не планировал, что бы ни орал вслух.
До сего момента. Когда не в меру ретивый мудак потянулся к столу, куда гном в своё время бросил амулет Нургуль.
Хозяин лавки привычно уже завопил про произвол и бросился на исполнителя с кулаками.
Орки из стражи (уже тоже привычно) тут же взяли его под руки, подняли вверх да и разошлись в стороны — лишая манёвра.
А фискал с удивлением обозрел пустой ящик. Почти пустой.
— Чего орёшь? Нет же тут всё равно ничего, — очевидно было, что дешёвая амулетная поделка ценностью в глазах фискала не является.
Вопреки своим словам, орчина протянул руку к артефакту, касаясь его пальцами.
В этот момент в помещении тут же резануло эльфийской или хуманской магией и какая-то странная волна наподобие взрыва вышибла из Бронкса сознание.
Кажется, не только из него, поскольку последнее, что он помнил, были удерживающие его под руки здоровяки, валящиеся на пол вместе с ним.
Глава 12
Через сколько он пришел в себя, сказать наверняка было сложно. Судя по положению солнца в окнах, речь шла о нескольких минутах.
Хотя-я, с такой-то головной болью, ни в чём нельзя было быть уверенным наверняка.
Рядом, также на полу, кряхтели и ворочались давешние стражники да фискалы, тоже пытаясь привести себя в вертикальное положение.
Над поверженными многочисленными орками и единственным гномом возвышались пятеро сотрудников Специального ханского Приказа — это Бронкс видел по скрещенным костям да черепам на нарукавных нашивках.
— Что за незадекларированное магическое воздействие имело место на территории? — резко прокаркал самый высокий из уже новых орков (судя по тону, не делавший различия между Бронксом и присутствовавшими стражниками).
Гном поймал себя на том, что при попытке произнести хоть слово, лично у него начинает дьявольски трещать голова. Судя по невнятному бормотанию фискалов, не у него одного.
Специальный Приказ, ввиду полной недееспособности присутствующих, подхватил с пола оброненные мытарями бумаги, посвящённые неуплате Бронксом месячной пошлины да переписанным «ценностям».
Новоприбывшие орчины мгновенно взяли в оборот имеющееся на руках дело смежников и переоформили ювелирные подробности уже на своих бланках.
Толсто намекая гному, что конец — вот он, прямо только что подкрался.
Но не таков был Бронкс, чтобы сдаваться даже в самой безнадежной ситуации.
Понимая, к чему клонится дело, он принялся лихорадочно размышлять о возможных мерах противодействия со своей стороны.
По-хорошему, если бы двое мытарей были лишь с первичным сопровождением (как и полагается в таких случаях, вообще-то), с ними точно получилось бы договориться: если фискалы настаивали бы на побуквенном исполнении всех законов, то всё изъятое у гнома подлежит сдаче в казну. Там быстро разберутся, что это просто железо; соответственно, вместо награды будет взыскание.
А вот если договориться так, чтобы выгодно было всем троим — тут уже открывались вполне определённые перспективы… Хан, чай, не обеднеет. Если гном от чистого сердца сделает страже подарки из задекларированного и настоящего золота.
Бронкс родился не вчера и прекрасно понимал: у каждого из этих фискалов дома наверняка есть большая семья, куча детей, до десятков братьев и сестёр.
Будучи любителями как банковских металлов (хоть и неклеймёных), так и драгоценных камней, во времена семейных торжеств и любых праздников, орки очень охотно дарили друг другу (и принимали в подарок) золото, серебро, платину; не брезговали и камнями — тогда в ход шли алмазы, рубины…
Самое интересное, что многие из них весьма неплохо разбирались в семейном деле Бронкса; по крайней мере, качественную работу от наспех сляпанной поделки многие клиенты периодически отличали влёт.
Сами орки, может быть, такого создать в массе своей и не могли (ну не было в кочевом народе усидчивости, внимания к мелочам и способности кропотливо, по капле, завершать начатое — особенно трудясь над золотой миниатюрой). Но глупыми или невнимательными в вопросах материальных ценностей их назвать тоже было нельзя.