Большую часть времени я провожу на вилле. Живу в комнате с тремя другими телохранителями в крыле для рабов. Отличается наша комната от соседних тем, что в ней есть дверь. Вход в остальные закрыт занавесками, которые обычно подняты, зацеплены за колышек. Почему так — не знаю. Может быть, из-за оружия и кожаных доспехов, украсть которые дверь без замка уж точно не помешает. Незиот считает, что на вилле опаснее, чем в городе, поэтому держит здесь большую часть своих телохранителей. В городе мы бывает только вместе с ним. Перемещается Незиот, полусидя или лежа на паланкине, который быстрым шагом несут восемь рабов. Само собой, телохранители тоже сопровождают его на своих двоих. При этом на вилле в конюшне пять прекрасных жеребцов, которые днем стоят в денниках, а ночью пасутся в степи под присмотром двух вооруженных рабов-нубийцев, неведомо какими судьбами оказавшимися здесь. Для ночных сторожей нет никого лучше голых негров. Поскольку днем они отсыпаются в конюшне, без их ведома коня не уведешь. Я пытался законтачить с нубийцами, подговорить удрать вместе, но они ни на каком известном мне языке, включая египетский, не говорили или не хотели говорить, а язык жестов не понимали или не хотели понимать. С соседями по комнате заводить разговор на эту тему опасался. Все трое вроде бы довольны своим положением: сыты, одеты, не переутомляются.
Из всех возможных вариантов бегства из Пантикапея я выбрал два: по суше до Херсонеса или по морю до Малой Азии. У обоих были свои плюсы и минусы. По суше надо было преодолеть три вала со стражей в местах проходов в них, а потом проскочить через земли скифов и тавров, которые сейчас перемешались, образовав новый этнос тавроскифы. Можно было бы попробовать проделать этот путь в одиночку пешком, но лучше, конечно, небольшим отрядом на лошадях. Три-пять всадников — самое то. Пока что с лошадями и попутчиками ничего не получалось. Для морского пути помощники мне не требовались, но надо было украсть небольшую парусную лодку, затемно преодолеть на ней пролив и уйти на достаточное расстояние в открытое море, чтобы на рассвете меня не заметили с проходящих судов. Проблема была в том, что все рыбацкие лодки по ночам находились на промысле, а если нет, то весла и паруса хозяева уносили домой. Когда Незиота не было на вилле, нам разрешалось гулять по окрестностям. Я использовал каждую такую возможность, чтобы прогуляться по берегу, посмотреть, где можно по-тихому разжиться лодкой и веслами и парусом для нее. Пока что и с этим вариантом ничего не проклевывалось.
В тот день я обедал вместе с остальными рабами. Обед был запоздалый. Хозяин утром прислал гонца с сообщением, что приедет к полудню с двумя десятками гостей. Мы долго ждали его, а потом управляющий Сотад, уроженец Крита, неведомыми мне путями оказавшийся в Крыму, дал отмашку слугам и рабам съесть то из приготовленного для гостей, что все равно пропадет. Кушать нам полагалось, сидя на лавках. Мест на всех не хватало, поэтому те, кто послабее, ждали своей очереди, рискуя остаться без самого вкусного, или ели, расположившись на каменных плитах двора. Телохранители занимали ближние к кухне места и получали первыми и самое лучшее. Начали с дроздов, фаршированных орехами и изюмом. Затем был ягненок и козленок с пряностями. Дальше подали морских окуней с соусом из молок скумбрии, отваренных в рассоле и разведенных вином и оливковым маслом. За ними последовали креветки, зажаренные в кипящем оливковом масле. На десерт хозяину и гостям подали бы овечий сыр с греческого острова Китнос, который имеет специфичный, очень интересный вкус, благодаря произрастающим только там травам, и что-то типа вафель из слоеного хрустящего теста с медом, орехами, изюмом и пряностями. Слугам и рабам они не достались, были отнесены в погреб.
Во время еды, как обычно, перемывали кости хозяев. Странным образом обитатели виллы знали обо всем, что творилось в городском доме, и наоборот. В основном смаковали неутомимость хозяйки, у которой было по одним сведениям два любовника, по другим — четыре, и она каждый день умудрялась опылять и их, и мужа, если ночевал в городе. Я представил, что точно так же мои слуги и рабы обсуждали меня и моих жен. Надеюсь, рогов у меня было меньше.
В конце обеда на виллу прибежал один из городских слуг. Сложив его озабоченный вид с не приездом хозяина, я сделал вывод, что произошло что-то важное и неприятное. Надеюсь, не смерть хозяина, потому что я еще не готов к побегу. Слуга сразу направился к управляющему, который всегда ел один в своей комнате. С хозяином и гостями ему не полагалось, а с остальными слугами и рабами было западло. Через пару минут Сотад выбежал к обедающим рабам, приказал нубийцам приготовить всех лошадей, а телохранителям надеть доспехи и взять оружие, чтобы сопровождать его конными.
— Что случилось? — спросил я запыхавшегося слугу, смазливого юнца, по слухам — одного из любовников хозяйки, который остался с нами, чтобы выпить вина и перекусить.
— В городе мятеж… Убили царя… Чернь грабит богатых… Наши хозяева заперлись в доме… Ждут помощь, — короткими фразами, чередуя их с глотками вина, рассказал он.
Я не сразу понял, что надо радоваться и действовать. Решил все-таки съездить в город и посмотреть, что там происходит. Если всё серьезно, то надо будет под шумок убрать своего хозяина. Нет рабовладельца — нет рабов. Если меня никто не будет искать, легче будет выбраться за пределы Боспорского царства. После чего надо будет сколотить отряд и рвануть в Херсонес по суше или, захватив галеру, по морю.
8
Стражи на въезде в Пантикапей не было. Ворота нараспашку — заходи, кто хочет! Я думал, что стражники разбежались в страхе перед мятежниками, а позже увидел двоих на городской улице. Они вместе с толпой других любителей легкой наживы, навьюченных награбленным, осторожно спускали под гору двуколку, нагруженную с горкой самыми разными вещами. Вполне возможно, что добычу захватили в доме Незиота, но мы узнали об этом позже.
Богачи в Пантикапее жили на вершине горы, ближе к акрополю. Чем богаче, тем выше. Я заметил, что грабили не всех. Вроде бы дом не отличается от соседних, и нет крестика, нарисованного мелом на воротах, но толпа грабителей обходила его. Видимо, горожане знали, кого можно убивать и грабить, а кого нет. Значит, несмотря на кажущуюся стихийность происходящего, кто-то руководил процессом. Как догадываюсь, это были те, кого не устраивал переход боспорского царства под власть понтийского царя Митридата Шестого. Через несколько дней узнаем их имена.
Дом Незиота был рядом с главным входом в акрополь, ворота в который тоже были нараспашку. Во дворе акрополя было пусто, если не считать двух солдат гарнизона, которые несли из дворца большую корзину с одеждой из дорогих тканей и серебряной посудой, а сверху лежал меч в ножнах с золотыми накладками, наверное, царский. Незиот лежал с проломленной головой и без правой кисти посреди своего двора в большой луже подсохшей крови. Над ним и над лужей роились мухи. Голый труп жены нашли в столовой. Ей перерезали горло. Судя по раздвинутым ногам, грабители были милосердны — ублажили Ифигению перед смертью. Ничего ценного в доме не осталось, а из рабов не сбежала только старуха, которая продолжала прясть в полутемной коморке, не обращая на нас внимания. Монотонный труд успокаивает нервы.
— Надо отвезти хозяев за город и похоронить, — сказал Сотад, когда мы вернулись во двор, к лошадям у коновязи.
— Мы теперь сами себе хозяева, — проинформировал я его. — Пусть мертвые хоронят мертвых, а мы займемся устройством своей судьбы.
Сотад собирался сказать еще что-то, наверное, напомнить, что мы все равно собственность наследников Незиота, но не успел, потому что телохранитель по имени Дамохар, которого я считал самым нерешительным из нас и довольным своей судьбой, всадил нож в затылок управляющего. Может быть, свел личные счеты.
— Собираюсь добраться до Феодосии по суше, а оттуда морем до Греции. Чем больше будет отряд, тем меньше шансов, что на нас нападут скифы. Так что предлагаю составить мне компанию, — произнес я.
Поскольку хозяин мертв, и никто не будет меня искать, предъявлять на меня права, можно было не прорываться в Херсонес, а добраться до Феодосии, которая сейчас входит в Боспорское царство, но там вряд ли знают, кто я такой. Это большой город, расположенный намного ближе Херсонеса. Уверен, что там можно без проблем сесть на торговый корабль, отплывающий на юг. Оставаться в Крыму и, тем более, возвращаться в Херсонес, я не хотел. Слишком неласково меня здесь встретили. Посмотрю, что сейчас творится на Средиземном море, поищу удачу там.
— Я поеду с тобой, — сказал Дамохар, после чего начал стягивать с Сотада доспехи, одежду и обувь, делая это с ловкостью профессионального солдата.
Остальные тоже согласились, но предложили сперва поживиться, набрать еды на переход, воспользовавшись всеобщим бардаком. Грех было упускать такой шанс.
— Не возражаю, — согласился я. — Здесь, в центре, всё наверняка уже разграблено, но я знаю пару мест, где можно взять добычу и пополнить наш отряд.
Первым таким местом был дом Антидия. Он находился в пригороде и вместе с дворами занимал большую площадь. Само собой, грабить его никто не решился, хотя, уверен, соседи знали, что человек богатый. Его самого и стражников, за исключением Фрасилла, в доме не было. Не удивлюсь, если узнаю, что во время нашего налета Антидий обносил чужой дом.
— Показывай, где хозяин прячет ценности, поделим поровну. Если хочешь, можешь поехать с нами в Феодосию, — предложил я стражнику.
Фрасилл согласился мигом. Может быть, из страха, что убьем. Он провел нас к сундуку в дальней темной комнате, где одного серебра было почти с талант и немного золотых монет разных царств. Заодно прихватили всю ценную посуду и оружие и забрали украшения у жены и трех дочерей. Папа купит им новые на награбленное. Тем более, что забрали мы не последнее. Наверняка что-то припрятано в тайниках, искать которые у нас не было времени.
Затем мы выпустили гладиаторов. В большой камере сидели всего двое. Гай Минуций был жив. Он искренне обрадовался мне. Или свободе.
— Без тебя здесь было скучно! — сообщил Гай и сразу согласился отправиться в Феодосию.
Один из «новичков» отказался ехать с нами, поскольку был с противоположного берега пролива, а остальные присоединились с радостью. Надо было пользоваться моментом, удирать подальше. Погибать ради того, чтобы Антидий стал еще богаче, никто не хотел. В конюшне стояли всего три лошади. На остальных трех Антидий, видимо, отправился за добычей. Недостающих мы добрали у его соседей, которые не рискнули отказать нам. В том числе вязли и двух вьючных кобыл, нагрузив их едой и вином.
После чего наведались к Бикте. Не мог я уехать просто так, не отблагодарив его, Спевсиппа и охранников, избивших меня. Сопротивление оказал только помощник купца. Бикте и Спевсиппу я снес голову лично. Остальных перебили мои соратники. В доме нашли почти сорок мин серебра. Плюс серебряная посуда, пусть и не самая изысканная. Остальное просто некуда было грузить. У каждого члена моего небольшого отряда на крупе коня был прикреплен большой узел с самым разным барахлом. Я взял только плащ из куньего меха и пару новых сапог. Хотя сейчас середина лета, помнил, что зима близко.
9
Возле перехода через Тиритакский вал мы встретили большой отряд скифов, около тысячи всадников. Пришлось ждать, когда они проедут на восточную сторону. Как догадываюсь, спешат на помощь мятежникам. По слухам царя убил скифский аманат по имени Савмак. Мальчиком он был отдан в заложники. Царь Перисад воспитывал Савмака и других скифских аманатов вместе со своими детьми. За что царя и отблагодарили. В советской школе меня учили, что это было первое восстание рабов на территории нашей страны. Видимо, у советских ученых было собственное представление о том, кто такие рабы. Стражники, охранявшие переход в Тиритакском валу, не мешали скифам, предусмотрительно спрятавшись в башне. Мы тоже отъехали метров на двести, чтобы случайно не попасть под раздачу. К счастью, кочевникам было не до нас, спешили в Пантикапей. Стража тоже не обратила внимание, даже не поинтересовались, кто мы и куда едем. И так ясно, что удираем от бардака, который творится в городе.
На Киммерийском валу мы заночевали возле башни. Соваться ночью за него побоялись. Стража предупредила, что видела по ту сторону в степи еще один отряд скифов. Вроде бы поехали в сторону Киммерика, но куда на самом деле — никто не знал, потому что следить побоялись. По светлому мы разделили добычу, захваченную в Пантикапее. С монетами все было просто. На каждого вышло почти по одиннадцать мин серебром. С посудой было сложнее, потому что прихватить весы не додумались. Делили на глаз. Мне достался большой серебряный кубок с барельефом в виде скифов, скачущих на лошадях, золотые сережки с нефритами и половина большого блюда, разрубленного топором. Поскольку одна часть блюда была чуть больше, кинули жребий. Повезло мне. Видимо, черная полоса подошла к концу.
Утром обнаружили, что исчез Фрасилл. Поскольку ничего чужого не прихватил, искать не стали. Как догадываюсь, присоединился он к нам не столько из жадности, сколько из страха, что убьем в случае отказа. Хотя, возможно, дело все-таки в жадности. Получив свою долю, прикинул, сколько еще сможет хапануть, если вернется в Пантикапей, и свалил ночью по-английски. Джентльмены — они во все века и во всех странах джентльмены.
Феодосия пока что ни в какое сравнение не идет даже с самой собой под именем Каффа. Да, по меркам этой эпохи город считается средним, потому что имеет население тысяч семь, но это на порядок меньше, чем будет, когда я ее грабил вместе с казаками. На склонах невысоких гор уже много садов с вкусными яблоками и грушами. По пути к городу мы заезжали в сады и рвали плоды с деревьев под испуганными взглядами хозяев, которые собирали урожай в корзины и ссыпали затем в арбы. Здесь уже слышали о событиях в Пантикапее и ждут, когда беда придет и в их город.
Мы сразу поехали в порт — на берег моря у крепостных стен. Пока что они высотой метров пять. Возле ворот, в башнях и на сторожевых ходах усиленные караулы. Поскольку мы не собирались заезжать в город, никто не поинтересовался, откуда и зачем приехали. На берегу стояли четыре торговые галеры, заканчивали погрузку пшеницей. Как мне рассказали, Боспорское царство опять главный поставщик зерна в греческие полисы. Египет переключился на Рим, где цены выше.
Я выбрал самую крепкую галеру, тридцатишестивесельную. Возле форштевня, по обе стороны от которого на корпусе нарисовано по большому глазу с красными зрачками, как у бешеной собаки, стоял упитанный грек в красной тунике с золотой канвой по подолу и, отчаянно жестикулируя руками, густо поросшими черными волосами, объяснял грузчикам, какие они ленивые и неблагодарные работники. Такое мог себе позволить только судовладелец. Я оторвал его от приятного времяпровождения вопросом, куда направляется?
— В Византий, — сообщил он и задал встречный вопрос: — А что?
— Пассажиров возьмешь? — ответил я вопросом на вопрос.
— Если договоримся. Я беру по десять драхм с человека, — сказал владелец галеры.
Я не знал, какие сейчас расценки на перевозку пассажиров, но в предыдущую эпоху за драхму можно было добраться до Гераклеи, от которой до Византия рукой подать, поэтому презрительно фыркнул и сказал:
— За десять драхм я до Рима доплыву!
— Плыви! Разве я тебе мешаю?! — высокомерно воскликнул он.
— Так и сделаю, — сказал я и сделал шаг к соседней галере.
— Подожди-подожди! Что вы все такие быстрые?! Ни поговорить, ни поторговаться, как следует! — более мягким тоном произнес владелец галеры. — Сколько вас человек? Все, кто с тобой? Тогда по пять драхм с головы!
— По две, — предложил я.
— Ладно, уговорил, по три! — уже совсем мило, как старому другу, молвил он.
Я не стал биться за драхму. Нам надо было убраться отсюда, как можно скорее и как можно дальше.
— Договорились, — сказал я. — Отплываешь утром?