Дмитрий Ра
Идущий вопреки
Глава 1. Таверна
«Вчерашняя грибная похлебка с луковыми шкварками», – задумчиво оценил я засохшее пятно на старом прогнившем столе. Уже добрых десять минут я пытался оттереть его лоскутом ткани, что когда-то служил фартуком хозяину таверны. Таверны, где я работаю уже больше полугода.
За соседним столом сидела неприятная компания. Громогласный гнум с проплешинами в рыжей бороде что-то обсуждал со своим собутыльником – широкоплечим, высоким человеком.
– Мы здесь сидим уже полдня. Эхах! – гаркнул бородач и залпом осушил третью пинту альвского эля из корнеплодов. – Еще немного и у меня на бороде заведется седина. Это треклятое место пожирает нашу чертову жизнь!
– Ну не надо так уж… – ответил ему кудрявый человек с крючковатым носом, изо всех сил стараясь скрыть незримую дрожь в коленях. Одет он был по-крестьянски просто, но его широкие плечи облегали кожаные наплечники с железной шиповкой. – Это всего лишь два дня по твоим гнумским меркам.
«Вообще-то три», – ухмыльнулся я про себя образованности человека.
Осилив грозного врага в виде пятна от похлебки, я неспешно удалился на закрытую от посетителей кухню таверны. Скрип двери привлек внимание Борака – трактирщика. Он повернул свою лысую голову в мою сторону и многозначительно спросил:
– Хеллор, слушай… я не имею ничего особо против, но, может быть, ты все-таки спрячешь их, а? – кивнул в сторону моих ушей хозяин таверны. За его старым и морщинистым лицом чувствовалась искренняя озабоченность моим видом. А ведь не скажешь, что ему не более тридцати зим от роду. Слишком долго он проработал в этом месте…
– Борак, мы проходили это уже много раз. Твоя таверна находится в лесу Пояса Полувременья. В сотне лиг отсюда столица альвов. Почему я должен скрывать свое происхождение? Да и ты же понимаешь, что я делаю это намеренно, – вздохнул я. От мысли, что Борака снова приходится ставить на место, мне становилось не по себе. – Ты всего лишь владелец этой затхлой дыры. Не забывай этого, хорошо?
С невозмутимым видом я кинул холщовую тряпку на стол и спешно удалился наверх, на чердак, что служил комнатой поколениям чернорабочих. Позади я услышал чертыханье Борака. И, судя по всему, он сплюнул на пол кухни своей же таверны.
– Чертов альв…– прошипел он мне напоследок в спину.
«Ну, вообще-то – полуальв», – подумал я и ухмыльнулся, радуясь своему обостренному слуху.
Борак проработал здесь уже почти пять лет. День его жизни в этой таверне длится всего лишь четыре часа, поэтому за пять лет службы Академии он постарел здесь на тридцать лет. Его срок подходил к концу.
Прогнившие половицы на чердаке отдавали запахом плесени. Врожденная предрасположенность позволяла мне ступать по ним бесшумно. Скрип двери на чердак, где последние полгода я провожу почти всё свое свободное время, прервал мои мысли. С ходу бухнувшись на тюфяк, набитый застарелой соломой, я почти сразу же уснул. Мгновенно засыпать в грязи, слякоти, холоде или палящей жаре: где брезгуют спать даже дворовые собаки – это то, чему я научился много лет назад.
Спал я ровно пятьдесят девять минут. Третий и последний раз за эти сутки. Биологические часы, которые я настраивал в себе долгое время, работали безупречно. Когда-то мне, как и большинству разумных существ Известного Мира в Айвале, для нормальной работы тела и сознания нужно было как минимум шесть часов сна подряд. Но я переборол этот недостаток. Время – ценнейший ресурс в нашем мире.
При должном старании, подобные учения давались всем легко и в жизни пригождались повсеместно. Но, лутаров, или же новоприбывших учеников Академии Хронистов, никто не заставлял следовать правилам: не обязательно было учиться, стараться и всесторонне развиваться во благо непонятных Идей. Пожевывая гнумский табак, можно лежать на своей мягкой кровати и почитывать человеческие книги для развлечений. Чревоугодие, лень, похоть – запретов нет. И нет предела лени недалеких лутаров, которые так удачно, по их мнению, поступили в Академию. Их сытно накормят, напоят дорогими винами, оденут в хашаарские шелка и предоставят собственную комнату с белоснежной периной, набитой гусиным пухом. А потом для лутара наступит день расплаты. Точнее дни. И расплата эта чрезвычайно высока…
Я одним движением встал и накинул на себя замасленную накидку. На выходе из чердака схватил метлу и спустился в зал опустевшей таверны, где меня встретили тусклый полумрак и затхлый запах перегара. Похоже, крикливая компания покинула заведение не так давно. Этого я и ждал.
Как и полагалось трактирщику, Борак стоял у своей стойки и протирал полусгнившие деревянные чарки тряпкой, которой только что размазывал грязь на столах. Одарив меня не самым доброжелательным взглядом, он заработал тряпкой еще усерднее.
Погода в это время года на распутье была пасмурной, но теплой. Стрекот насекомых и журчание ручья у подножья таверны доносились до моего острого слуха. С чувством начала нового дня, я приступил к своим ежедневным обязанностям. Подмел весь главный зал и очередной раз протер всё со столов с мыслью, что только больше размазал о них застарелую грязь. Жирную крысу в углу, которую я прозвал Огрызком из-за оторванного уха, успешно загнал метлой в дыру деревянной стены. Денег на отраву от грызунов, что можно приобрести у изредка проходящих караванов, трактирщик жалел.
– Еда! – из кухни вышла пышная кухарка Шеня и, брякнув тарелкой, положила ее на стол передо мной. – Пока гостей нет – ешь тут. Я тоже сейчас подойду, только замочу кастрюлю.
Отложив свою метлу в сторону, я с безразличным лицом сел за стол. На тарелке лежал чёрствый вчерашний хлеб; сыр, покрытый белым налетом; жидкая похлебка без мяса и стакан козьего молока. «Бывало и лучше», – подумал я и откусил кусок сыра с немного гнилостным запахом. Вот тебе и сыр с благородной плесенью. Год назад я мог позволить себе яства из перепелиных язычков и полувековые вина Владены.
– Ну что, Хеллор? О чем загрустил? – подсела ко мне Шеня. Ее круглое лицо озарила добродушная улыбка. Доказательством ее хорошего настроения служил отдаленный запах кислой сивухи и покрасневшие щеки. – Неужели не нравится моя фирменная похлебочка? Сегодня я для нее нарвала щавеля в лесу. А еще у купца приобрела непонятный табачок. Сорт называется лавровый лист, представляешь? Ты когда-нибудь такой пробовал? Гадость! Дымит странно. И, вообще, с него как-то нехорошо… – затараторила Шеня. Ее глаза загорелись праведным гневом.
– Даже не знаю… – начал было я.
– Ну что ты не знаешь? Все эти торгаши – обманщики и шарлатаны. Наживаются на честном народе. Как вот еще денег заработать, не обманывая людей, а? Ты знаешь? Во-о-от. Да никак! Тьфу!.. – остатки добродушия слетели с кухарки также быстро, как и появились. Забавно, как настроение может влиять на возраст и внешность женщины. Вот она тебе миловидно улыбается на тридцать лет, а вот уже злится на весь белый свет под все пятьдесят.
– Скажи еще – я мало тебе денег плачу, – подсаживаясь к нам, вмешался в разговор Борак, – Да на твое место я дворцового повара бы смог нанять. Боюсь только, что эти собаки подмешают нам какой-нибудь мерзоты в суп. Королей-то вон травят у себя постоянно…
– Королей травят не кухари, а те, кто их заставляет это сделать. Шантажом, подкупом или угрозами: они лишь инструмент в руках других и мало что понимают о дворцовых интрижках, – равнодушно протянул я, бросив тщетные попытки найти в своей похлебке такие же кусочки вареной телятины, как и в тарелке Борака. – Хотя объективного ответа на это нет…
– Объе… че? – выпучила выразительные глаза Шеня. – Ты тут не пудри мне мозги своим альвским ведунством, – рассмеялась розовощекая кухарка и хлопнула меня по плечу увесистой рукой.
Я подавился единственным в миске кусочком морковки и раскашлялся, забрызгав столешницу.
– Кха-кха, это… – с грустью в глазах я проводил укатившийся кусочек морковки в свой последний путь – под стол. Ну хоть Огрызок будет доволен, – это… слово, смысл которого заключается… – глаза кухарки иронично полезли на лоб. – А-а-а, не важно.
Трактирщик, тихо уплетавший свою телятину, фыркнул себе под нос, но и сам при этом чуть не подавился.
– Кхе-кхе, больно ты уж умный выискался. Короли, не короли – если человек имеет отношение к убийству, значит он – убийца и точка. Думать тут нечего.
– Хорошо, Борак, – вздохнул я. – Давай представим, что ты королевский кухарь. Я не беру в расчёт вероятность такого поворота событий, но всё же. К тебе лично пришел герцог соседнего государства и говорит, что у него в плену твои жена и дети. В доказательство этого он сует тебе, например, их отрубленные пальцы. Он требует, чтобы ты подмешал в фаршированного яблоками гуся, предназначенного для короля, настой лютолистника. Что ты сделаешь тогда? В каких случаях ты сам себя будешь считать убийцей? Кто получается из вас больший убийца?
– Акха-а! Пфф… – настала очередь давиться Бароку своей зажатой телятиной. – Какие п-п-пальцы… с ума что ли сошел, альв? Не может сам герцог таким заниматься и посылки такие приносить… слуги его принесут. Вот. Ну, а если так уж думать… – трактирщик покраснел от потуга придумать какой-то страшный план не стать самому убийцей и одновременно спасти свою любимую семью. – А-а, да ну тебя! Я человек маленький и точно знаю, что убийцей не стану. Грехово это. Пусть короли сами разбираются, а Ганра их потом там сама рассудит, – сказал трактирщик с нотками обиды и кивнул в потолок.
Оставшееся время мы ели молча. Лишь изредка старый, но молодой трактирщик с опаской кидал взгляд на меня.
Я закончил с ежедневной уборкой. Как бы я не пытался, но отыскать потерянную морковку под столом мне не удалось. Кухарка Шеня гремела посудой в подсобке, а Борак разговаривал у стойки с караванщиком. Он пытался выторговать себе лишний медяк за бочонок дешевой хлебной сивухи. Купец уже было махнул на трактирщика рукой и тому пришлось сдаться. Караваны здесь довольно редки, а вот всякий сброд: авантюристы и наемники, охочие на дешевую выпивку – гости бывалые.
Убедившись, что обслуживать некого, я отправился на чердак. Сегодня тот самый день, когда прилетает ворон с указаниями из Академии. Редчайшая птица определит мою дальнейшую судьбу в этой затхлой дыре.
По пути в свою комнату, в углу темного коридора я повстречал Огрызка. Тот спокойно, как у себя дома, почесывал обрубок уха. За полгода пребывания здесь, он стал единственным моим собеседником, от которого я почти ничего не скрывал. Если бы Лейнусы увидели меня болтающим с крысой о делах Академии, то наказали бы со всей строгостью.
«Ну что, мой давний друг? Проголодался, наверное, а?» – ухмыльнулся я про себя, доставая из кармана краюху зачерствелого ржаного хлеба и отщипывая от нее небольшой кусочек. Привычка носить с собой еду въелась в меня еще с давних времён. Неизвестно, что со мной может произойти через мгновение.
– Держи, – пальцем я запустил в полет шарик смятого хлебного мякиша и угодил прямо в наглую крысиную мордочку.
Испуганно пискнув, Огрызок пустился в темную дыру неподалеку, но увидев меня, недовольно фыркнул и приступил к неожиданной трапезе. То, что крыса не почувствовала меня на подходе, нисколько не удивило.
Полумрак чердака успокаивал. Прогнившие половицы пытались скрипеть под моим весом, но кровь альва запирала любые звуки в полной тишине. В дыре деревянной стены, которое Борак называл окном, сидел большой белый ворон и смотрел на меня умными черными глазами. На его когтистой лапе виднелся небольшой тубус белой кости на серебряной цепочке. Птицы, способные летать, в Айвале – большая редкость. Лишь некоторые знатные вельможи и правители имели у себя пернатых почтовых голубей. Стоимость их содержания доходила до стоимости небольших поселений на окраине Срединного Пояса. Птицы питались лучше богатейших мира сего, а их корм пробовала дюжина слуг во избежание отравления. Вороны же – единственные летучие твари, которые могли перелететь через Разлом. Любая другая крылатая живность вырывалась из цепких рук Мастера по Птицам и отказывалась пересекать страшную бездну. Если же их как-то заставляли это сделать, то они никогда не возвращались обратно. Никто не знает почему.
Проигнорировав ворона, я подошел в угол своей комнатки и, опустившись на колено, дотронулся пальцем до совершенно обыкновенной на вид доски прогнившего пола.
Щелк! Я отодвинул в сторону неказистую дощечку. В темной дыре показалась старая деревянная шкатулка с вырезанными ликами зверей, что обитают лишь на севере Ашомвела – столицы альвов.
Из шкатулки я достал пергамент, увесистое и обшитое сталью черное перо ворона и тюбик с кислотно-зеленой мазью. Тщательно растерев руки субстанцией, я подошел к ворону и погладил по перьям. Убедившись, что мазь работает и мое тело не лежит бездыханным на грязном полу, я отцепил от лапы записку. «Не повезет тем, кто смог бы подстрелить тебя в полете, да, дружок?» – подумал я и сел на тюк сена перед бочкой с вонючей хлебной сивухой. Услужливый трактирщик притащил её в мои роскошные апартаменты на хранение.
Я нахмурился. Белые птицы мне вестей еще не приносили. Вороны всегда были черными.
За стеной комнаты послышался тихий шорох. Я мгновенно замер, навострив все свои чувства полуальва.
Четыре маленьких лапы. Небольшого веса. Жует.
– Огрызок… – выдохнул я и расслабился. Пора узнать, что мне предрешено посланием из Академии Хронистов.
«Дорогой сынок, Фельдгравик!» – Ледяное чувство тревоги мгновенно объяло меня.
«Как ты поживаешь? Шлём тебе это письмо с благословения Герцога Адвана. Он великодушно разрешил главе купеческого дома воспользоваться его возможностями и предоставил свою прекрасную птицу. В этом месяца я буду краток. Твоей сестре Киране стало хуже, но мы делаем все чтобы болезнь не обострилась. Она очень тебя ждет и скучает. С мамой все хорошо, мы с ней открыли новое дело – наняли очень умелого владенского поводыря и теперь можем перевозить специи в Страгос через Тюремные Топи. Это опаснее, но намного дешевле, чем по морю. Там у нас очень хороший деловой партнер. Поэтому мы очень тебя ждем: твои умения нам бы очень пригодились. Пожалуйста, не медли! Желаю тебе крепкого здоровья!
Не подведи нас.
Твой папа!»
Я перечитал пергамент еще один раз. Посмотрел на обороте и проверил бумагу на наличие отголоска Эха Шёпота, но больше ничего не обнаружил. Гнев начал разрастаться во мне безжалостным паразитом: глаза стали плохо видеть, уши плохо слышать.
– Безмолвие – это путь, – прошептал я, заставляя себя успокоиться. – Гнев – это пустота.
Второй раз за десять лет я не смог. Не успокоился. Мимолетное движение руки и утяжеленное сталью воронье перо со свистом улетело в противоположную стену. Резким движением я встал и вышел из своей комнаты.
Дубовая гнилая дверь медленно закрывалась с протяжным и противным скрипом. Тяжелое воронье перо кавасара, предназначенное не только для начертания букв, торчало в прогнившей стене. По нему медленно стекала бурая густая кровь. За стеной больше никто не жевал. Белый ворон сидел на месте и смотрел слишком умными глазами…
Кап…
***
– Сколько, ты говоришь, мне платишь, старый скряга? Придворного кухаря, говоришь, наймешь, а? Ну-ну, – кухарка стояла у плиты и ворчала на Борака, потрошащего ловкими движениями мелких карасей, выловленных утром в ближайшем пруду.
– Я, между прочим, этой дыре свою жизнь отдаю, а ты о грошах тут печешься, – распылялась Шеня, остервенело помешивая бульон на говяжьих костях. – Нет дураков здесь работать кроме нас.
– Больно она тебе нужна. Я здесь вообще уже пятый год, а у меня дети и жена в Страгосе. А тебя-то кто ждет? – Борак тоже начинал закипать и отрезал от карася больше, чем нужно.
– Д-да… как ты… – кухарка кинула на стол поварешку. Ее, и без того пухлые розовые щеки, стали пунцовыми, – Да я… я…
Глаза Шени предательски заблестели. Задрав подол фартука, она быстрым шагом выскочила из кухни. Вслед спешно затихающим шагам он успел услышать всхлипывание доброй кухарки.
– Вот черт… не подумал… – трактирщик сменил гнев на грусть и устало бухнулся на грязный табурет. В руках трепыхалась еще живая рыба.