– Согласен, не подумал, – холодный голос нарушил гнетущие думы Борака. Он вздрогнул.
На входе в кухню стоял высокий, худощавый полуальв. Черные длинные волосы спадали ему на глаза и было тяжело понять куда он смотрит. В руках он держал какие-то бумажки.
– Тьфу ты, Хеллор! Опять подкрадываешься? – молодой альв пугал трактирщика, но он старался этого не показывать.
В таверну Хеллор попал примерно полгода назад с рекомендациями из Ашомвела – альвского города, который помогает содержать эту богом забытую таверну. Борак никогда не забывал, что его заведение больше нужно ИМ, чем ему самому. Молодому лысому старцу нужны были только их деньги. И он никогда не задавал лишних вопросов. Раз в месяц он забирал свою золотую монету из дупла старого дуба, что растет напротив главного входа в таверну и символизирует ее название: Таверна «Старый Дубок». «Обычные шпионы со своими интрижками… Хотят знать, кто проходит через земли альвов по северному тракту Страгоского Разлома», – утешал он себя, но никогда не поднимал эту тему со своим рабочим. Единственное, что в нем глубоко задевало Борака – за полгода на лице Хеллора не появилось ни одной морщинки. Он по сей день все также свеж и молод. Только чистокровные альвы не старели в Поясе Полувременья, а он полукровка. Почему же тогда?
– Не стоило так говорить, Борак. Всю её семью освежевали клаахаты, – сказал Хеллор, странно посматривая на трепыхающуюся в руках Борака рыбу. – И, скорее всего, зажарили и сожрали на ужин.
На лице Хеллора не дрогнул ни единый мускул. Он говорил об этом слишком уж…естественно. Альв подошел к вертелу, на котором томилась баранья ножка. Мгновение разглядывая тлеющие угли, он легким движением руки бросил на них пергамент. Бумага мгновенно вспыхнула синим пламенем, не оставив даже пепла. «Шпионская дрянь», – выругался про себя Борак.
– Не хватает розмарина, – что-то перебирая в руках, еле слышно сказал Хеллор, многозначительно долго наблюдая за каплями жирка, стекающими с сочной баранины.
По телу Борака пробежали мурашки. Только что его работник говорил об свежевании людей, а теперь рассуждает о кулинарных пристрастиях. «Да откуда у нас розмарин то, черт бы тебя побрал, мы не столичный трактир… Похоже, что в таверне стало холодно. Нужно бы заделать эти треклятые щели», – продолжал он себя успокаивать.
– Займись-ка ты делом, а? Я сам решу, чего там не хватает. Вон крысы опять погрызли всё… Я уже продрог весь. Сходи в кладовую, там еще пара досок осталось и… Ну, чего ты уставился? – начал было распаляться Борак, но тут же взял себя в руки. Все-таки он успел привыкнуть к парню и старался хоть иногда относиться к нему по-доброму. «Кто знает какая у него история. Может его заставляют, а тут я еще… Да и не стоит никогда забывать, что он… покровителям таверны намного важнее, чем я сам».
– Мне нужно отлучиться, Борак. Вернусь завтра, – вопроса тут не прозвучало. Трактирщика это раздражало, но виду он не показал.
– Ну и иди. Потом сделай, что я сказал. Не забудь, – сквозь зубы выдавил из себя Борак.
– Сделаю. Бывай, – взгляд альва удалось рассмотреть. Возможно, хозяин таверны «Старый Дубок» и ошибся, но он видел в них только печаль.
– Ага, бывай, – ответил он, и подумав немного, добавил: – Ты это… Осторожнее там.
Борак сам не понял почему так сказал. Тревожное чувство сжимало его сердце.
Альв посмотрел на старого трактирщика странным взглядом. Развернувшись спиной, он молча вышел из кухни. Дверь за ним закрылась без привычного скрипа.
– Ла-а-адно, я свое дело знаю, – протянул трактирщик и усерднее заработал разделочным ножом. Лезвие соскочило со слизкого брюшка карася.
– Тш-с-с, – зашипел Борак и сунул палец в рот. Вкус крови и рыбьих потрохов ударили в нос. – Не к добру это…
Угли под вертелом с ароматной бараниной успокаивающе зашипели Бораку в ответ, словно на них опрокинули чарку с ледяной водой.
Кап… Кап…
***
Если бы неподалёку стоял кто-то, то он вряд ли успел бы понять, что мелькает между деревьями. Черная тень, что на своем пути не обращает внимания ни на огромные поваленные деревья; ни на прогнившие, заросшие мхом пни; ни на высокую густую поросль. Казалось, живому существу неведомы возможности так легко проскользнуть сквозь бурелом дикой густой травы и так стремительно прорваться сквозь преграды, не потревожив при этом ни одной травинкой и не издав ни единого звука. Дикий ашомвальский олень, что обычно не забредает в эти края, нервно втянул холодный ночной воздух лишь тогда, когда тень мелькнула совсем неподалеку от него. Осмотревшись по сторонам, синерогий олень фыркнул и вернулся к поеданию сочного мха. Преодолев расстояние в восемь лиг, тень резко замерла на месте, проявляя свой мрачный силуэт. Существо, что по росту и комплекции, могло статься человеком или альвом, стояло в томительном для всего леса ожидании. Слившийся с мраком теней древних исполинских деревьев капюшон полностью скрывал облик лица. Лишь чистокровный альв смог бы заметить черную прядь волос и улыбку, что таила в себе затаившуюся угрозу всему вокруг. Лес знал, что сейчас нельзя тревожить тёмную фигуру и не издавал ни звука.
***
– Б-у-ааа, – рыгнул гнум с проплешинами в рыжей бороде, поедая обгорелую тушку белки на ветке. – И зачем только мы сюда приперлись. Ты болван, Тарек. Бабка ему сказала, видите ли…огромные сокровища… Тьфу! Треклятый лес! Красс так и не пришел, кстати… Видать только такие дураки как я доверяют старым бабкиным байкам и их тупоголовым внучкам. Эх-х, старею…
– Ты мою бабку Нюру не обижай. Это семейная тайна, передавалась от отца к сыну. Ну, мне от бабки, да, – замялся сидевший напротив гнума человек в наплечниках с шиповкой поверх грязной рубахи. – Она сказала, что я стал настоящим мужиком и теперь готов. Говорит, мол, хватит обирать тощих крестьян на трактах, пора бы и настоящим делом заняться… Да ты погодь, Харн, дружище. Еще пару дней и дойдем. Все ориентиры пока верны. Откуда бы она знала…
Человек и гнум сидели у костра. Огненные зайчики с трудом разгоняли густой мрак древнего Леса Полувременья. Они были так шумны, что живность давно разбежалась во все стороны на много лиг вокруг. Лишь разнообразные ночные насекомые еще разряжали тишину леса. Но и они вскоре затихли, на что громогласная компания совершенно не обратила внимания.
Как и полагается гнуму – он был широк и низок ростом, едва ли в половину высоты своего великорослого друга-человека. На поясе у него висели два чекана – небольшие гнумьи резные боевые топоры. У широкоплечего же мужчины был большой неуравновешенный двуручный меч. Этот громоздкий клинок по виду своему видимо был выкованный давным-давно каким-то кузнечным подмастерьем в небольшой деревушке. Лезвие уже начало ржаветь из-за отсутствия ухода и засохших багровых пятен, напоминающих стылую кровь.
– Гнумья муть… – вздохнул гнум. – Надо было таверну пощупать. Ты ж видел кто там был? Тощий остроухий прислужка, да бабёнка со стариком. Они по-любому где-нибудь в бочке с квашеной капустой держат свои заначки. Повязали бы всех, бабу бы пощекотали… Эхх… старик бы все и выложил. Там та еще глушь, никто бы даже не сунулся…
–Ха-ха-ха! Ну так мы на обратном пути туда еще заглянем, – громко и басисто рассмеялся человек, ковыряясь мозолистым пальцем в носу.
Ха-а-а – Ха-а – Ха!..
Лес ответил сдавленным эхом,что бывает лишь в огромных пустых залах без обстановки. Гнум насторожено оглядел округу, но дальше, чем на пару шагов от спасительного костра ничего не увидел.
Но их видели все…
– Что ты ржешь, как конь. Тихо! – зашипел Харн на человека. По его телу пробежала неприятная дрожь. – Ты не видишь какой лес, а? Недобрый он. Жопой своей гнумьей чую, что найдем мы тут приключений ненужных. Слушай, а может…эээ… бабка твоя тебя обдурила, чтобы ты сгинул тут? Вы же там у себя все съехавшие. Нахрен ты ей нужен, вот она и…
– Нет! Бабка моя – святая бабка! Любит меня с измальства самого, пирожки лепила мясные, котлетки… мягкие… У вас такие не делают нигде, – настаивал на своем человек. Сам он жевал застарелый сыр, купленный в мелкой таверне под названием «Старый Дубок», что стоял у единственной дороги из Страгаса во Владену выше Страгасского Разлома. Последний отголосок цивилизации за ближайший день.
– Да и вообще. Сейчас люд обнищал совсем, дрянь какую-то таскают. Бывает снимешь с холопа какого-нибудь краюшку, а она с дерьмом, как будто, лошадиным, – продолжил негодовать бандит. – Так что приходится по стари…
Он не успел договорить.
– Доброй ночи, уважаемые господа, – тихо сказал голос откуда-то из темноты.
Харн поперхнулся пережаренной белкой, но для гнума своего телосложения вскочил с места достаточно резво. В руках он держал небольшие топоры, готовые разорвать в клочья любую угрозу. Человек же, с испуга, запутался в собственных ногах и сейчас, чертыхаясь, пытался выискать свой несуразный меч в полумраке.
– Кто здесь?! Покажись! Убью! – в голосе гнума слышались нотки страха и уверенности одновременно, но он был умелым воином. По крайней мере, для бандита. – Да встань ты уже с земли, идиот!
– Прошу, не пугайтесь, я с миром. Куда путь держите? – голос раздался во мраке леса уже со спины и гнум резко развернулся.
Харн привычным и выверенным движением сильной руки бросил на голос топорик. Тот, закрутившись мельницей и пропал во тьме леса. Гнум не услышал звука попадания или падения на влажную землю. Оставшийся топор он взял в обе руки и встал в странную позу, балансируя с одной ноги на другую. Человек же только-только поднялся с земли. В руках он неумело, но очень сильной хваткой держал двуручный меч, казавшийся неимоверно тяжелым для боевых действий.
– Играть со мной будешь, с-с-суука! Последнее предупреждение! – бородач не шутил. Он уже держал один глаз закрытым, чтобы тот хоть немного успел привыкнуть к неестественно-густой темноте. У гнумов было очень хорошее зрение, но в этом лесу он почему-то видел хуже, чем в самой глубокой пещере Горо́дроса. – Тарек, ветку бери! Кидай туда! Ну!
– Так разве же я попаду в него палкой? – тупо уставился на напряженного гнума человек по имени Тарек, отводя в сторону взгляд от темного места леса, откуда шел голос, таивший в себе смертельную угрозу. Гнум чувствовал это. Человек – нет.
– Из костра… – только и смог прорычать сквозь зубы Харн. Он проклинал про себя недальновидного человека всеми известными проклятиями.
Тарек развернулся спиной к врагу, нагнулся и вытащил горящее полешко из костра.
– Туда кидай, – рыжебородый гнум уже просто не мог позволить себе злиться и дальше.
В полете ярко горящая коряга попыталась развеять непроглядную ночь, но у нее это получилось очень плохо. Разбойники ничего не увидели. Кроме неестественно кривых веток и бурелома, мгновенно проглотивший светящееся угощение.
– Прошу вас простить меня за беспокойство. Могли бы вы опустить оружие? Я к вам с выгодным предложением, – снова раздался спокойный голос за спиной. Гнум и человек синхронно развернулись.
На месте, где только что отдыхал Харн, уже сидела высокая фигура в черных одеждах и капюшоне. Фигура эта, казалось, поглощала весь свет от костра. Разглядеть ее было очень тяжело даже с такого небольшого расстояния. О том, чтобы рассмотреть за капюшоном лицо незваного гостя не было и речи. На земле, в ногах у призрачной фигуры, гнум успел заметить свой улетевший во мрак топор.
Тарек, не раздумывая, пошел на врага. Поразительно легким движением он поднял над головой свой громоздкий меч.
СМЕРТЬ! Единственное слово успело мелькнуть в голове гнума. Его древние расовые инстинкты трубили паническую тревогу.
– Замри, идиот!!! – визг гнума было не узнать. Тарек замер на полпути. Больше от удивления, чем от осознания, что от него хотят.
Не опуская меч, человек вертел головой и переводил непонимающий взгляд то на гнума, то на странную фигуру, которая, казалось, сейчас даже не дышала. Грудь гнума же, наоборот вздымалась очень часто.
– С-стой, Тарек, – пыхтел гнум, но старался взять себя в руки. Находиться в боевой стойке в таком напряжении было крайне непросто. – Ко мне подойди. Ну!
– Э-э-э, а че, драки не будет? – удивленно спросил здоровяк. – Смотри, Харн, он без оружия, топор твой даже не удержал. Дохленький какой-то… Может у него есть че? Ты с ним поговорить решил, а, Харн? – с ухмылкой на лице, Тарек продолжал провоцировать ситуацию.
Гнум начал нервничать пуще прежнего. Ему тяжело было объяснить тупоголовому Тареку о своих ощущениях, но примерно так чувствовал бы себя цыпленок перед волком. Харн лишь надеялся, что волк этот сытый и детей не обижает. Последняя мысль почему-то показалась гнуму забавной даже в такой отчаянной ситуации. Он опустил топор.
– Приветствую э-э-эм… премногоуважУемый путник. Меня кличут Харном, а моего безмозглого друга – Тарек. Мы здесь по очень важным делам и никому… хм-м-м… ну вообще не мешаем и это… как бы и не планировали. Кто ты и о каком предложении ты говорил, брат? – Харн побагровел – так тяжело ему было подбирать непривычные слова.
Похоже, что на Тарека галантные потуги Харна повлияли больше, чем могли бы повлиять любые его оскорбления. Выпучив на полурослика глаза, он опустил свой огромный меч.
Темная фигура совершенно не шевелилась. Она не ответила. Тяжелая гнетущая тишина затянулась, и даже Тарек стал нервно покачиваться из стороны в сторону. Спустя какое-то время, казавшееся бесконечно долгим, вместо ответа в сторону Харна что-то полетело и упало к ногам. Гнум не успел разглядеть и понять, что это было, хотя имел весьма богатый опыт метания разного рода острых и убийственных предметов. В ногах у него лежал небольшой завязанный мешочек. Не спуская глаз с тёмной фигуры, расслабленно восседающей на пригретом гнумом месте, Харн носиком сапога пнул холщовый мешочек и услышал однозначный и очень знакомый звук. Звонкий и глубоко обожаемый звон монет.
***
Немного ранее…
Времени оставалось совсем мало. Указания из Академии нужно было выполнить сегодня же. Я не знаю почему такая срочность и знать мне не положено. Моя Ступень в Академии не позволяет задавать вопросы: требовалось лишь беспрекословное подчинение. Учителя, или по-другому Лейнусы, добивались этого не строгостью или наказаниями за любую провинность. Они годами наблюдают и терпят капризы всех поступающих в Академию глупцов. Метод их воздействия до невозможного прост. Как я это называл для себя – вброс идеи. Незначительные жесты руками, мимика, случайно пророненное слово, последовательность постоянно повторяющихся действий: всё это влияет на неподготовленный разум намного сильнее примитивной порки. Некоторые Лейнусы Высоких Ступеней могли из пропито́го бездельника сделать лучшего лутара Академии несколькими простыми манипуляциями, а он решит для себя, что добился всего самостоятельно. Этого Лейнусу и надо.
Например, если в течение всего месяца, Лейнус будет мимолетно поглядывать лишь на одного из своих воспитанников, то тот, не осознавая придаст себе какую-то значимость для него по отношению к другим. Если же этот Лейнус в конце месяца перестанет играть с ним в гляделки, то у ученика возникнет чувство волнения или тревога. Ведь то, что для него было довольно долго нормой, то, что льстило или пугало его – вдруг перестало существовать. Лутар начинает переживать, его воля ослабла – дала трещину. С ним можно продолжать… работать. Таких примеров много, и я за время своего обучения заметил лишь малую их часть.
Я повторил про себя очень многозначительную мантру: «Выбор есть всегда, но не только у тебя».
Перед тем, как отправиться в путь, я вернулся в свою комнату на чердаке.
«Ошибка!» – мелькнуло в голове и сердце сжалось морозными оковами. Ворон все еще сидел в проеме окна, а старая пожелтевшая шкатулка лежала на виду. Окровавленное перо торчало в прогнившей доске. Если бы сюда решила зайти Шеня, чтобы принести мне втайне от скряги Борака порцию похлебки с мясом, то последствия могли бы стать ужасными. Мне еще многому предстоит научиться. Теория – ничто, пока не наткнешься на беспощадную практику.
Вздохнув, я взглянул на ворона. Ему не нужны были слова. Он понял, что последнее письмо останется без ответа. Тихо каркнув, птица повернулась ко мне белоснежной спиной, расправила крылья и исчезла в полумраке.