– Медленно подъезжаешь, выходишь, ключ в красную дверь с гроздьями винограда вставляешь, люстра от датчиказагорается, хрусталь сверкает, Пушкинская в обмороке, я – в короне. Такие дела, мои дорогие! – Одна из версий жизни в Oldtown (принадлежит Цветочку).
Кто-то же должен быть ответственным, серые двери в красные превращать, лампочки в люстры, тощие цветы – в пальмы, всё на радость людям. И себе, конечно.
Из дверей городского архива выходили двое. Молча перешли они дорогу, молча зашли в кафе, съели по два пирожных, и только тогда Виви произнесла:
– Её звали Наташей.
– А ту Авдотьей, – Жизель покачала головой. – Давай, я у тебя поночую.
Виви кивнула.
Подруги поднялись на третий этаж.
Вот тут и случилось!
Стало ясно, Виви не шутит, не сочиняет и вообще здоровее всех здоровых.
– Что эта супница делает у тебя под кроватью? – вечером Цветочек ползала по полу, разыскивая кольцо.
– Не знаю, – писательница вздрогнула, – это не супница, скорее чашка. Одна ручка? Цветочек, это не моё. Ночной горшок! – Виви прикрыла рот ладошкой, – Дуня…
Ночную вазу в розочках извлекли на свет из-под кровати и стали разглядывать. Предмет довольно-таки тяжелый, на днище потертый штамп – "Cloo Paris".
– Ого! – воскликнула Жизель, – Клоо. Клозет по-нашему. Может, у тебя в стенах и клады есть?
Цветочек пыталась шутить, смешно не было никому. Совсем не смешно. И в этой квартире с куском телятины и ночной вазой,им предстояло провести ночь.
– Завтра поедем к Анюте, – Жизель умная и находчивая.
– Точно, – кивнула Виви.
Забегая вперёд. Ни Анюта, ни её бывший мужничего подобного не видели и не слышали. Квартиру купили два года назад. Ремонт сделать не успели, у Павла Павловича случилась новая любовь. Никакие Филиппы Бриллиантовы, братья Модесты и прочие Дуни к ним, в квартиру на Пушкинской, не являлись. Горшкипод кроватью никто не оставлял, телятину с заячьими ушками не подносил. Диагноз напрашивался, стучался в двери. Если бы не архив. И не ночная ваза. Жизель свезла горшок к антиквару, антиквар высоко оценил и дажепредложил выкупить. Начало девятнадцатого века, констатировал старый еврей. Антиквар положил глаз на Жизель Львовну. Цветочек быстро поставила на место, махнула ручкой с кольцом, а это можете выкупить? Кольцо стоило так много, как много на небе звёзд.Их вообще не сосчитать. Согласно правилу Тавернье, если продатьего за пол стоимости, то можно безбедно жить на юге Франции несколько лет. Заговорились…
Правда, бывший хозяин Пушкинской, Павел Павлович и бывший муж Анюты, припомнил: однажды Розаночевала (совершенно случайно) у него в квартире. Опоздала на электричку до Семикаракор.
– Это что где-то в Африке? – съязвила Жизель.
– Ночью Роза закричала, – Павел Павлович не обратил внимания, обладал королевским терпением. Связи с людьми из Арабских Эмиратов что-то да значат. – Я вскочил. Роза утверждала – в ванной мужчина, я подумал, Роза сошла с ума.
Пал Палыч больше ничего не знал, переехал в новую квартиру. На Пушкинской улице добра хватает, домов много.Тайный романтик читал книги Виви. Познакомились совершенно случайно, в Баку. Павел Павлович летал за туфлями и рубашками, таких в Ростове-на-Дону нет.А нефть вещь серьезная. Виви в Баку, в Центральном книжном магазине, презентовала свою книгу. Подписала и Пал Палычу. Писательницу В. Фиалковскую нефтяник пригласилв ресторан, всегда мечтал быть меценатом. Хоть для кого-нибудь. А тут любимая писательница Фиалковская, да, ещё вего любимом Баку. Поэтому он факты не скрыл, рассказал о Розе. Бывшая жена Анютажила на окраине города, на семи ветрах.Алименты? Официальные доходы Павла Павловича– ноль. Зарплата в конверте. Ну, где та Анюта, а где те конверты? Быть меценатом для бывшей жены не романтично.
Глава 4
Ночь прошла без приключений.Наступило утро, зимнее российское утро от ночи особо не отличается. Виви поставила тесто, круассаны по двести пятьдесят рублей, это слишком! В доме запахло булочками и счастливой жизнью. Снега нападало, крупные хлопья скользили по стеклу, плавно укладывались, создавая на подоконнике причудливые горки. Жизненная красота завораживала, Виви задержалась у окна и вздохнула.
– Старый дом, сколько тайн…
Почемуони, тайны, начали открываться именно ей? Виви прикрыла дверь на кухню. Пусть Цветочек поспит.
Закипел чайник. Булочки а-ля Виолетта Фиалковская, что-то из ничего, писательская вкуснотища, стояли на батарее. Такие бывают только в английских романах. Батареи. Павел Павлович, не моргнув глазом, принялся их менять (единственное, что он поменял). Установили чудесную отопительную систему. Чудесную для Пал Палыча. Плоскиеобогреватели вызывали у Виви глубокую тоску. Ржавчиной не тронутые, старые, писательница обнаружила в подвале дома, приказала узбекам тащить обратно на третий этаж. Дореволюционные, чугунные радиаторы с резными штампами выкрасили в красный цвет. Прораб плевался, узбеки дерзили (рассчитывали сдать на металлолом). Получился арт-объект, модные дизайнеры грызли ногти от восторга.
Все эти сказки про мятые лица, плохое настроение, про – после сорока пяти не звонить – это не про Виви и Цветочка.
– Булочки? – Жизель зевнула, – Не ущипнул ночью Бриллиантов за мягкое место?
Виолетта улыбнулась.
– И меня… А мог бы, – Цветочек вздохнула. – Вот что, Виолетта, пригласим батюшку, освятим твою квартиру, заодно и мою, после этогопусть попробуют горшки под кроватью оставлять.
– Чаю?
– Налей! – Жизельпривыкла командовать, – Если бы Бриллиантов ко мне явился, я б спросила его кое о чём. – Цветочек подмигнула, – Как спала-то?
– Хорошо. Третий этаж ивдруг такое…
– Трусихаты несусветная. Бери с меня пример! Первый этаж, никаких Дунь, Фрось, никто не является. А хоть бы кто явился, – Жизель деланно вздохнула, – ладно, некогда рассиживаться по гостям. Надо идти руководить!
Цветочек считала, у неё настоящая жизнь. А другие так, в трамвае за ручку держатся. У Жизель – отряд бухгалтеров, продавцов, менеджеров. У Виви в подчинении печатная машинка и ноутбук.Он часто не подчиняется.
Упустим подробности (банк, продавцы, отчеты, звенит в ушах,прочий житейский фактор).
Переделав всех и вся, Цветочек вернулась домой, на Пушкинскую. Если уж совсем точно, то в двадцать ноль-ноль. До десяти продолжала руководить отрядом по телефону. Цветочек пока не знала, СУЩЕСТВУЕТ другая жизнь. Нешумная. Счастливо-спокойная. Наконец, она улеглась. Икеевский будильник облегченно выдохнул.
Бой часов раздался в полночь.Жизель открыла глаза. Поправляя на часах (не её) маятник, в углу комнаты стоял широкоплечий мужчина.
– И что Вы хотели узнать, о чём спросить?
– Филипп Моде-дестович? – Цветочек тряхнула головой.
– Он самый.
– Тьфу ты! Свяжешься с ненормальной, еще Наполеона увидишь, – прошептала Жизель.
Цветочек потянулась к ночной лампе, взгляд задержался на окне. Не то окно, не её. Три узких, высоких окошка, до самого потолка.
– Не зря тут больница до революции была, – промямлила Жизель.
– Вы всё про своё. – Вздохнул Бриллиантов. – Всего этого могло и не быть, если б масштабно мыслила одна десятая часть населения.
– Полностью согласна. Нет революции, не надо бежать за границу. Заграница здесь. Россия всех за пояс.
Бриллиантов не понял. Жизель продолжала удивляться. Огромная люстра под потолком (тысяч на триста потянет, оценила Цветочек), три окна вытянулись, потолок ушёл вверх.
– Господи, где я?! – прошептала Жизель.
– Вы к нам из Англии? – спросил Бриллиантов.
– Ага, – промямлила она, – с Шетландских островов. Овцы, просторы, знаете…
Виолетту за юродивую, меня в Британию, да, подумала Цветочек.
– А в чём Вы со мной полностью согласны? Какая такая революция? Какая заграница? Я не об этом. О другом. Умей мои Пашки и Сеньки масштабно мыслить, не было бы дома, завода, мастерских!
– Скоро и не станет, – Жизель прикусила губку.
– Что Вы имеете в виду, Англия нападет, отымет? – Бриллиантов рассмеялся.
– Хуже. Да, тише Вы, соседи спят.
– Шотландцы? – Филипп Модестович подмигнул. – И где Вас только Авдотья выискивает? Одна юродивая, в исподнем, юбка короче ног, другая из Шотландии. А Вы мне нравитесь. Я б на Вас женился, если б не Авдотья и не разница в возрасте.
Цветочек поперхнулась, да разница великовата.Надо выпить воды.
Жизель вскочила с кровати. Икеевский будильник мирно тикал. Глубокая ночь. Декабрь досыпал последние дни.Не всем, но многим казалось, вот-вот придёт счастье. Население необъятной страны мечтало. Следующий год будет лучше предыдущего! Мечты улетали в Небо. Климат в этой части суши очень капризный, сложный. Мечтам пробиться, не представляется возможным.Пару лет и повысят пенсионный возраст.
А так мечтали бы о другом, о старом.
– Никаких часов, никакого маятника, фух! Значит, всё приснилось? – Жизель прошла на кухню, – Жаль. Годы-то идут… – она осеклась.
На добротном столе, привезённом из Лондона правдами и неправдами, стояла тарелка, рядом валялись хвостики от клубники.
– Что это?! – Цветочек потёрла глаза.
Клубника к завтраку. Придёт Виолетта, сварим кофе, закусим клубничкой, покупала втридорога. Дело к праздникам. В нашем царстве-государстве так: праздник равно цены, умножить на два. Правило ОбдираньЕ. Цветочку и Виолетте что надо? Самую малость. Не будешь же в клубнике себе отказывать и в чёрной икре. Цветочек распахнула холодильник. Банка черной икры… ну, вот пустая!
– Поганец! – воскликнула Цветочек.
Жизель схватила луивитоновский платок, и как есть в пижаме и тапочках помчалась к Виви в соседний подъезд.
Но в три часа ночи писательница всегда видит сны.
Глава 5
Сон Виолетты.
Горько у окна плачет девушка.
Снова эти лишние комнаты, думает Виолетта. Громко бьют часы, девушка поднимает голову.
– Аня? – изумляется Виви, узнавв девушке бывшую хозяйку квартиры, – Ты как здесь?
– А, это ты, – отвечает «Аня», поднимается с места, утирает слёзы. – Есть хочешь? Сейчас Дуню позову.
– Не хочу. Ты тоже здесь, Аня?
– Меня Натальей зовут, – уверенно,уже без слёз отвечает девушка.
– На… как? Анечка, не бойся, нам всё снится.
– Ой, странная ты. Маменька говорила, – Наташа с ног до головы оглядела Виолетту. – Дядю жалко. Царство Небесное.Зря всё. Зря ты к нам пришла. Папеньке порт достанется, ко мнетеперь Вася на шагне подойдет.
Девушка вздохнула.
– Дуня, накорми странницу! – повелительно крикнула папина дочь.
Виолетта перевернулась на другой бок. Сон продолжился.
Филипп Модестович вышел от поверенного, готовый растерзать львов в клетке. Первый, кто попадётся, превратится в котлету по-киевски, жизнь, как масло, вытечет. На счастье всех и каждого, улица была пуста. Бриллиантов поднял голову, нотариус не без злорадствасмотрел в окно. Филипп Модестович поднял было кулак, но опустил и прищурился. Навстречу двигалась потенциальная «котлета» – юродивая Авдотьи.
Бриллиантов сплюнул, махнул Митьке, кучеру, сани подкатили к крыльцу соседней конторы.
– Садись, жалкая! – приказал Филипп Модестович.
Виолетта уселась напротив Бриллиантова. Снежная мостовая, с деревьев на шубу купца первой гильдии сыпется иней, на худенькое пальтишко Виви ложатся снежинки.
– Что делать прикажешь? Этот дурак, – Филипп Модестович выругался, – жены-детей не нажил, всю жизнь мне завидовал, теперь назло порт, не знамо, кому, отписал. Михрютке! Ваське! Приказчику моему, змею подколодному. Влез Модесту в душу, обдувало. Убил бы покойничка. А Ваську сейчас убивать буду!
Виви стучала зубами от холода. Всё-таки в Prada в России холодновато, думала Виолетта Фиалковская. На каком она свете, на том или этом?
– Мордофиля, шинора, обдувало! Убью! – долетало до Виви.
– А что он натворил, Филипп Мо-мо-дестович? – Виви синела от тридцатиградусного мороза.
Разве во сне мёрзнут, пронеслось вголове?
– Что натворил? Ты еще спрашиваешь! Модест порт на михрютку отписал. Нет, точномне назло! С того света мстит.
– А Василий о завещании знает?
Филипп Модестович аж подскочил, как-будто сейчас Виви и заметил.
– А ну, Митька, стой, – закричал он кучеру.
Лошади замерли на месте, пар повалил из ноздрей, Митяй укутался в тулуп, Филипп Модестович прищурился.
– Замерзла? Носишь на плечах на копейку, жидкое.
Бриллиантов снял с себя шубу и накинул на Виолетту.
– Ты Авдотье сказала, что Модест помрет? Я посмеялся, братец мой живее живых, а он возьми и помри. А заветное: порт мой будет? Так-так… А порт Модестушка за неимением мозгов взял, да и на Василия записал. Будь они оба неладны! Так-так. А Васька давно с Наташки глаз не сводит. А та урюпа…
– Какая она урюпа? Наталья красавица, насмотреться не могу.
– Красавица? Насмешила! Дылда худющая, одни глазищи. Дочку я люблю, за нее миллион дам. Капусты ты переела на постесвоём, Виолетта, мозги у тебя овощные, все красавицами кажутся.
Не скажи, Филипп Модестович, подумала Виви, в наше время… Веса мало, роста много, лицоособенное, черты идеальные.
– Еще какая красавица, – подтвердила Виолетта, согревшись в бриллиантовской шубе, отороченной соболями. – Василия не видела я пока…
– А что там видеть? Мордофиля и есть. Правда, красивый гад. Наташка и засматривается. И он дурак на неё с придыханием.
– А ты их, Филипп Модестович, пожени, а про порт потом скажешь.
Бриллиантов выпятил глаза.
– Как тебя?
– Всё ещё Виолетта.
– Тьфу ты! Разве это имя? Вот что, Виолетта, мысли наши сошлись. Теперь никому ни слова. Ни барыне, никому, поняла?
– Поняла.
– Домой, пошёл! – заорал Модестович Митяю.
Кучер резко тронулся, два раза не повторять. На повороте тряхнуло, Виви выпала в снег, сани помчались дальше.
– Филипп Модестович! Филипп Модестович, я здесь!..
Снег, снег, снег…
– Рыбонька моя, снова сон? – Жизель теребила Виви.
Хорошо, ключ всегда под ковриком.
– Где я? – писательница раскрыла ладошку.
Цветочек со страхом глядела, как тает снежок в руке Виви.
Какие там хвостики от клубники, какая чёрная икра? Впору очередь занимать. И к психиатру ли?
Глава 6
Наташа? Наталья Бриллиантова? Виолетта протерла глаза.
– А! Так это та самая Наташа, дочка Бриллиантова. А как на Анечку похожа. Вот сходство-то!
Жизельмолча глядела на Виви.
– Он съел мою клубнику. Он существует.
Ненормальным много слов не надо. Через десять минут Виви с Цветочком мчались вниз.
Если интересно, лифтов в таких домах нет. Дома существуют вне времени и пространства, пусть имеется центральное отопление, газ, но пушкинские дома – сплошь памятники архитектуры. А памятникам прощается всё. Тем более кованые элементы на лестницах, возможно, помнят самого господина Бриллиантова.
Да-да, Бриллиантова. Его конечно, в квартире Цветочка не оказалось. Стол был, хвостики от клубники были, купца не было и чёрной икры тоже.
– Он предлагал замуж. В кои-то веки начальник ростовского порта зовёт под венец! А потом оказывается – сон, – Жизель развела руками. – Такого богатого жениха не хватало мне всю мою жизнь.
– Нам всё приснилось, Цветочек.
– Как же приснилось! А ночная ваза? А телятина? А хвостики от клубники?
– Да…
– Пиши!
– Что?
– Книгу. А сейчас давай спать. Стели на диване. Оставайся, не бежать же снова на третий этаж. Завтра подумаем, какую пользу извлечь из этого дельца.
– Дельца?
– Ой, Виолетта, всему тебя надо учить. Ты напишешь книгу, а я… – Жизель Львовна закусила губку и пошла в спальню.
Жизель Львовна никогда не задергивала шторы, может, звезды звала в гости, может еще что.
Только звезды заняты бесконечными звездными делами. Могли бы отправить звездный свет вместо себя. Пока свет дойдет, многие из нихпогаснут. Полезно отправлять вместо себя что-то. Глядишь, за это время утихнут страсти, ненависть превратится в любовь и так далее, и так далее.