Радуйтесь…
Айви оттянула повязку, сплюнула — казалось, пыль проникала даже сквозь плотную ткань — и решительно зашагала к выходу из монастырского двора.
Официально снять с себя полномочия можно и завтра. У нее смена кончилась полчаса назад.
Айви жила в Старом городе, в крошечной квартирке, доставшейся ей от бабки по матери. Бабушка, к счастью своему, умерла от старости всего за месяц до начала эпидемии, и внучка, приехавшая на похороны — и заодно на каникулы — так и осталась жить в обшарпанной, пропахшей духом старости комнатке на третьем этаже старинного здания с лепными украшениями в виде жутких голов химер.
Куда угодно, только не в отцовский дом.
К тому времени Айви уже третий год училась в университете ближайшего крупного города и возвращаться домой на каникулы не планировала — ее ждала практика на раскопках древних усыпальниц в горах на севере страны. Но не приехать на похороны бабушки Люсии она не могла. А потом не смогла уехать — город словно умолял ее побыть с ним еще немного. Будто чувствовал…
А к концу лета разразилась эпидемия, и Город попал в изоляцию. Уехать оказалось невозможно. Тогда Айви и порадовалась, что не согласилась ни на одно из заманчивых предложений купить бабушкину квартиру.
За пределами карантинного кольца какое-то время продолжалась нормальная жизнь: в Город поступала электроэнергия, которую вырабатывала электростанция в соседнем городе; через оцепление передавали цистерны с горючим, контейнеры с едой и медикаментами. А через полгода связь с внешним миром прервалась — ситуация "снаружи" стала еще более катастрофической. Люди вымирали сотнями и тысячами каждые сутки, выжившие разбегались куда глаза глядят — чтобы заболеть в пути и напасть на своих товарищей по несчастью или самим умереть от их рук.
Близлежащие населенные пункты полостью обезлюдели. Город, видимо, спасло от подобной участи уникальное соседство в сравнительно небольшом поселении военной и медицинской академий, а также влиятельной епархии Церкви. Постепенно жизнь в Городе наладилась — насколько это было возможно: группа инженеров из военного гарнизона добралась до электростанции и смогла запустить гидротурбины. Теперь Город был обеспечен электричеством в достатке; им повезло, что электростанция оказалась не тепловой или атомной. Впрочем, постепенно выработка электроэнергии все же сокращалась: детали машин изнашивались, а взять замену было негде; экспедиция, отправленная на завод — в другой конец страны — так и не вернулась. Подходили к концу запасы смазочных и охлаждающих материалов. На сегодняшний день — спустя пять лет с начала эпидемии — бесперебойным электроснабжением обеспечивались только больницы и научные учреждения. В жилые дома электричество подавалось на четыре часа в сутки: на час утром и на три — вечером.
Центральное отопление давно не работало: котельные в Городе питались углём, который добывался на другом конце страны, и запасов в близлежащих городах хватило только на два года. К счастью, климат в районе расположения Города был мягким, и температура зимой редко опускалась ниже минус пяти по Цельсию. Горожане начали строить в домах печки и обогреваться чем придется: всё, что горело, шло в топки, а жители Ветошей за рекой обогащались, разбирая свои сараюшки и прочие не очень нужные постройки на доски и бревна и выменивая на них еду, медикаменты и другие полезные вещи. Развитие кустарного печного отопления привело к нескольким масштабным пожарам в районах плотной застройки — как же без этого.
В квартирке у Айви тоже имелась цилиндрическая печурка с выведенной за окно трубой, но в холодное время хозяйка предпочитала не тратить время и силы на поиск топлива и возню с растопкой — она просто временно переселялась в казармы Ордена. Сейчас, в начале апреля, в давно не топленной квартирке царил промозглый холод, и логично было бы и сегодня остаться в монастырском комплексе…
Айви опустилась на колени перед железным цилиндром, стоящим на подставке из кирпичей. Дверца топки открылась с душераздирающим скрипом, из недр печи пахнуло мокрым пеплом. Отсыревшие страницы старой тетради никак не хотели загораться, и Айви сморгнула слезы, закашлявшись от едкого дыма. Наконец — с десятой, что ли, спички — желтоватый листок наконец свернулся в трубочку в объятиях веселого огонька. На вспыхнувшей бумаге отчетливо проступили, чтобы мгновенно почернеть и исчезнуть навсегда, строки, написанные таким знакомым аккуратным почерком…
Айви сердито вытерла слезы испачканной в саже рукой и, спохватившись, наконец сдернула с лица ставшую уже привычной, но при этом до смерти надоевшую повязку.
Квартира прогревалась медленно, из всех углов тянуло затхлостью и плесенью. Айви ненадолго открыла одну створку широкого окна, в очередной раз порадовавшись тому, что она живет не на первом этаже — здесь можно было не бояться случайного попадания брызг слюны или крови от зараженных, если те пробегут под окном. До начала подачи электричества оставалось минут сорок, и Айви проверила, полон ли бак водонагревателя.
В начале эпидемии водоснабжение в Городе было отключено. Пока ученые и медики не могли установить пути передачи инфекции и определить возбудитель, они не могли и дать рекомендаций по централизованному обеззараживанию воды из Реки, поэтому подача воды как возможного источника заражения была прекращена. Однако на горожан тут же обрушился типичный «букет» болезней, проистекающих из несоблюдения элементарных требований гигиены, и тогдашние городские власти распорядились возобновить водоснабжение и выделили средства для установки в квартирах, оснащенных водопроводом, баков для кипячения воды.
Необходимое количество простейших водонагревателей, к счастью, успели изготовить на одном из заводов в ближайшем крупном городе и доставить через карантинное оцепление. Эта мера — длительное кипячение — оказалась достаточной; во всяком случае, после подачи воды населению число заболеваний нейрочумой не возросло, а вот всевозможных дизентерий и прочих неприятностей стало значительно меньше. Все же история изучения болезнетворных микроорганизмов еще не знала ни одного вируса или бактерии, которые бы выдерживали продолжительный нагрев до температуры в сто градусов Цельсия.
Бак был наполнен. Айви повернула регулятор температуры на максимум и вышла из ванной. Печь распространяла по комнате волны тепла, и девушка с наслаждением стянула надоевший комбинезон, оставшись в черном термобелье. Поставила на верх печи чайник, налила туда питьевой воды из бутылки. Порылась в шкафчике, достала большую чашку с отбитым краем, банку с молотым кофе и пакет печенья.
Постояла у печи, впитывая кожей исходящий от нее жар. Чайник быстро зашумел, застрелял, и Айви, с трудом дождавшись, когда вода забурлит, заварила кофе прямо в чашке, накрыв ее таким же надколотым блюдцем.
Пока кофе настаивался, дали электричество. Щелкнул и едва слышно загудел в ванной водонагреватель. Айви грустно улыбнулась сама себе. Кофе, горячий душ, теплая комната и собственная постель — что еще нужно человеку для счастья? Да вот, пожалуй, еще неплохо было бы перестать без конца прокручивать в голове давешний разговор с Учителем. И думать о том, что будет завтра, когда запищит будильник и настанет время идти на службу…
Так. Хватит. Выкинуть из головы эти мысли. Успокоиться.
«Как он там сказал?.. Вынужден делать. Даже в ущерб интересам Ордена».
Айви, стиснув зубы, бессильно зашипела и обхватила себя руками, как будто у нее сильно заболел живот. Еще увидят многоуважаемые командиры — это решение было ошибочным! Снизится число спасенных. Возрастет количество ранений… Нет, Жук, конечно, парень с головой, но…
Ч-черт…
— Заткнись! — вслух сказала Айви и сама вздрогнула от своего голоса. Хриплый, какой-то дребезжащий. Будто лист железа волокут по мостовой.
«Успокойся ты, истеричка. Иди и пей кофе. И ложись спать. Ты жива, и это главное. А командиры могут еще передумать. Поймут, что погорячились, и…».
«Ты правда на это рассчитываешь?».
«З-заткнись! Кофе. Душ. Сон. Выполнять.»
Усевшись на жесткий стул перед единственным в комнате столом, Айви обхватила обеими руками горячую чашку и осторожно приподняла нагревшееся блюдце. Запах кофе всегда помогал ей хоть ненадолго перестать ощущать всепроникающие запахи крови и гари.
Кофе был одной из ее немногочисленных слабостей. И единственной, о которой было дозволено знать окружающим.
В родительском доме постоянно пахло кофе. Мать любила этот бодрящий ароматный напиток и постоянно пила его — во всяких видах: черным, с молоком, с бренди, со специями… Маленькая Анна, которая еще только кончиком носа доставала до края столешницы, сверлила мать умоляющим взглядом, выпрашивая хотя бы глоточек: мама пила кофе, все ее коллеги-археологи постоянно пили кофе. И Анна считала, что невозможно стать настоящим археологом, если ты не пьешь кофе…
«Детям кофе нельзя!», — строго говорил отец и покидал кухню. «Да, конечно, дорогой», — улыбалась ему вслед мама и украдкой наливала Анне в ее крохотную чашечку две чайные ложки волшебного горького напитка…
Айви отхлебнула из кружки и поморщилась — обожгла язык. Почему-то задрожали руки. Кофе вдруг приобрел медный привкус.
Отец… Почему он всегда так старался сделать их с мамой жизнь безвкусной и серой?
И никто сейчас не убедит ее, Айви, что он делал это из лучших побуждений, заботясь о них.
«Нэнни, а что, если твой отец был прав насчет Джун?», — как-то раз написала ей в письме бабушка. «Она поступила по-своему — и чем всё закончилось?».
«Нет, неправда. Мама никогда бы не полезла в тот ад, если бы отец не подталкивал ее к этому…».
«Ты так хорошо понимаешь, что произошло между твоими родителями, когда тебе было одиннадцать?».
Кофе остыл. Щелкнув, отключился водонагреватель. Окончательно стемнело, и огромная белая луна выплыла из-за остроконечных крыш Старого города. Под ее оценивающим взглядом Айви вдруг почувствовала себя неуютно и, резко поднявшись, рывком задвинула шторы на окне.
Пора в душ. Горячая вода поможет расслабиться. Айви взяла большое полотенце и закрылась в ванной. Встала перед стареньким, покрытым пятнами отслоившейся амальгамы зеркалом. Внимательно посмотрела на себя. Узнавая и не узнавая знакомые черты.
Отцовский чуть выдающийся вперед подбородок, тонкие губы. Так и кажется, что они сейчас, искривившись в противненькой усмешке, вытолкнут из себя: «Ну что, дочь, чем ты меня сегодня… порадуешь?». И таким тоном, что понятно: на месте последнего слова должно было быть «огорчишь».
Айви помотала головой. Уставилась в глаза своему отражению. А вот глаза и брови — мамины. И как же хорошо, что низ лица постоянно прикрыт повязкой… Она провела рукой по зеркалу, словно пытаясь стереть отражение, и наконец шагнула в ванну. Вода уже остыла до того, чтобы можно было мыться, не обжигаясь.
Водонагреватель у Айви был нестандартной модели — она заказала и установила его на свои деньги, а не на субсидию от городских властей. Бак был двухслойным, и после кипячения между внешними и внутренними стенками пропускалась холодная вода. Таким образом и вода в баке быстро охлаждалась до комфортной температуры, и излишки тепла не пропадали зря — поступали в небольшой радиатор, который хотя бы немного, но нагревал комнату и сушил воздух.
Воды немного, надо торопиться. Прошли те времена, когда можно было по полчаса нежиться в теплой воде. Но даже и такая малость — безумно приятно. Вода смывает и уносит не только грязь, но и усталость и напряжение, на какое-то время дарит ощущение обновления — пусть и обманчивое…
Вытираясь, Айви неожиданно осознала, что уже достаточно давно смутно слышит какой-то шум. Замерев, она прислушалась и чертыхнулась. Точно: кто-то настойчиво барабанит в дверь. И ей прекрасно известно, кто это.
Завернувшись в полотенце, она бесшумно выскользнула из ванной и подкралась к входной двери. Осторожно заглянула в глазок. Замерла, боясь пошевелиться и вздохнуть.
«Тихо. Н икого нет дома».
— Айви, — произнес Жук, устало опершись обеими руками о косяки двери и опустив голову, — я знаю, что ты там. И знаю, что не откроешь. Я сказать зашел… Слушай… Мне очень жаль, что так вышло. Я… Я не хотел. Да черт… — он оттолкнулся от косяков и запустил руку в волосы. — Я уж точно меньше всех прочих хотел этого. Ты же знаешь… Ты лучший командир из всех, которые у нас были. Ну, кроме Шефа Роджера. И ребята все в шоке. Ты от нас не шарахайся, пожалуйста. Мы с парнями — всегда твои солдаты, что бы ни говорили эти…Там.
Айви осторожно перевела дыхание.
— Ну ладно, пошел я, — Жук сокрушенно покачал головой и начал спускаться по лестнице. Остановившись через пару шагов, он обернулся и тихо сказал, глядя прямо в черный кружок глазка: — Я буду всё делать, как ты учила. Обещаю. Я буду беречь ребят, — и тяжело зашагал вниз по ступеням, постукивая кулаком по перилам.
Айви вдруг захотелось открыть дверь, окликнуть старого боевого товарища…
«Арман! Погоди…».
«Нет. Нет. Ни к чему. Я не одета, и вообще…».
Айви медленно отступила от двери. Шаги Жука затихли в глубине подъезда.
1.4
***
Высокий грузный мужчина, выгибаясь, катался по мостовой, вцепившись в волосы уродливо искривленными узловатыми пальцами, и выл:
— Я-а-а-а… Не-е-е… А-а-а… — дальше звуки перешли в какой-то низкочастотный утробный рык, от которого неприятно заныли зубы. Пауль с напарником — Грегером по кличке Сова — подбирались ближе, держа наготове прочную сеть.
— Папа! — раздался вдруг отчаянный детский вопль из дверного проема ближайшего здания. Пауль вздрогнул от неожиданности и обернулся — и это едва не стоило ему жизни: обезумевший мужчина неожиданно без видимых усилий вскочил на ноги и прыгнул к нему, оскалив зубы — уже не человеческие, удлиненные и заострившиеся.
— Ы-ы-е! Не-е-е! — заорал он, но приклад винтовки Совы остановил и движение, и звук, врезавшись в подбородок мутанта. Брызнула кровь — темно-фиолетовая, нечеловеческая, и Пауль, несмотря на костюм химзащиты, маску и перчатки, непроизвольно дернулся и скривился, когда капли попали на рукав.
Мутант рухнул на мостовую, низко рыча и отплевываясь кровью и выбитыми зубами. Сова, недовольно зыркнув на напарника, ловко накинул на зараженного сеть и опутал конечности, превратив бедолагу в подобие запаса на черный день в логове гигантского паука. Мужчина, брызгая слюной, ощерил зубы и, широко разинув рот, принялся грызть тросики, из которых была сплетена сеть. Какое там — эти тонкие серебристые веревки и нож не берет.
Пауль выпрямился, переводя дыхание, и отступил на шаг. Сова несильно толкнул обездвиженного пленника носком сапога и обернулся к напарнику:
— Последи… Хотя куда он, черт, денется, а я пойду дом проверю.
Пауль рассеянно кивнул, через крупные ячеи сети разглядывая лицо зараженного. Уродливо выступающие лоб и подбородок, синие бескровные губы, глаза с почти алыми белками… Нейрочума воздействовала не только на нервную систему — центральную и периферическую. Остальным органам человеческого тела тоже доставалось не меньше. И самым жутким — чисто внешне — выглядели изменения, которые вызывали повреждения эндокринной системы. Похоже на акромегалию, но намного хуже. Все мышцы, хрящи, а под конец и кости начинали бурный и беспорядочный рост. Человек в буквальном смысле становился монстром, мутантом, чудовищем…
А ведь этот бедолага, косящийся на Пауля безумным алым глазом, совсем недавно ходил с дочкой на рынок покупать ей новые ботинки; приносил из магазинчика по соседству книги с картинками, которые они вместе читали и разглядывали вечерами за столом…
Кстати о дочери. Пауль, словно получив удар по щеке, выведший его из оцепенения, обернулся на отчаянный визг. Сова спускался по ступеням крыльца, зажав под мышкой отчаянно брыкающуюся и кричащую девчушку лет девяти.