— И цто ты тут делаешь? — немного сварливо спросил дед, впуская Реймонда внутрь.
За прошедшие годы он, казалось, ничуть не изменился, выглядел всё таким же пятидесятилетним (несмотря на свои семьдесят пять), крепким и кряжистым, способным кулаком раздробить скалу. Имеонский говор тоже никуда не делся.
— Вернулся домой, с отличием и раньше срока закончив учёбу! — торжественно объявил Реймонд, вручая деду свиток с алой сургучной печатью на золотом шнуре, после чего добавил: — Всё благодаря твоим урокам, деда.
Агостон Хатчет, прищурившись, всмотрелся в диплом, после чего неожиданно громко фыркнул и провёл рукой. Реймонд скривился, глядя, как тускнеют золотые вензеля Вагрантского университета, как парадный алый герб его становится затрапезно-синим, как осыпается невесомой пылью часть чернил с записей о сданных экзаменах…
— Та-ак… — протянул дед, и Реймонд пристыженно вжал голову в плечи. — Вот в это мне верится куда больше. Знацит, слаб в стихийной магии, но силён в иллюзиях и мореплавании? Неплохо, неплохо…
Реймонд неопределённо пожал плечами, внутренне ликуя, и едва не пускаясь в пляс. Сердце колотилось, как у юнца, впервые расцепляющего крючки на женском платье.
— Иллюзии, говоришь? Кхе, — голубые дедовы глаза остро взглянули на Реймонда из-под кустистых белых бровей.
А затем он вновь провёл вдоль диплома рукой, снимая второй слой иллюзии.
Реймонд непроизвольно издал лёгкий стон, ведь он проверял! Его двойные иллюзии обманывали даже мастеров! Дед, конечно, был магистром, но Реймонд рассчитывал обмануть и его. Самонадеянно, как выяснилось.
— Так, так, — прорычал дед, потрясая сжатой в кулачище бумажкой «отчислен с третьего курса после провала повторных экзаменов». Над головой его уже собирались тучи, — отцислен за неуспеваемость!
Тучи потрескивали и готовились разразиться градом и молниями, так как Агостон Хатчет, помимо геомантии, специализировался ещё и в погодной магии. Реймонд с опаской скосил взгляд наверх, сосредоточился.
— Даже не думай! — рыкнул Агостон, и молния ударила в камень двора.
Несколько градин щелкнули рядом, и Реймонд, собиравшийся незаметно отодвинуться в сторону, оставив вместо себя иллюзорного двойника, тут же передумал. Ещё одна градина прицельно тюкнула его в макушку.
— Ой, деда, за что! — нарочито детским голосом пропищал Реймонд.
Больно, однако, было по-взрослому.
— За то, цто хотел меня обмануть и продолжаешь попытки! — рыкнул Агостон, надвигаясь. — Ты хорош в иллюзиях, спору нет, но всё же недостатоцно хорош! Сразу видно, не уцился как следует!
Реймонд, осознавший, что основная гроза миновала, потупил голову с виноватым видом.
— Ты есце всхлипни и шмыгни носом, — посоветовал жёстким голосом дед. — Тебе цто, пять лет?
— Нет, двадцать один, — признал Реймонд.
— Так и веди себя соответственно, как мужцина! Признай свои ошибки, полуци наказание, извлеки урок и не повторяй таких ошибок!
Реймонд лишь повёл слегка плечами. Не говорить же деду, что эти его нотации и лекции, и градины по голове, были главной причиной, почему он решил прибегнуть к трюку с дипломом? Не поймёт, да ещё и опять градинами осыплет, а то и молнией в четверть силы стукнет!
— Признаю свои ошибки, наказание я уже получил, урок извлёк, — затараторил со скоростью бывалого студента Реймонд, — а что нужно, чтобы не повторять ошибок?
— Ох, хитрец! — неожиданно захохотал Агостон, после чего погрозил пальцем внуку и повторил. — Хитрец!
Он подошел ближе к внуку, и Реймонд с удивлением осознал, что за эти годы перерос деда. На полголовы! Но при этом сцена «магистр Хатчет в ярости» словно бы вернула Реймонда в прошлое, в те самые пять лет, когда он был дедушке по колено.
— Вообсце-то этому тебя должны были науцить в университете, — сказал Агостон, закладывая руки за спину и разглядывая внука.
Реймонд опять потупил взор, словно не мог вынести пронзительного взгляда голубых глаз магистра. Также вблизи стало видно, что жесткая щетина на лице деда за прошедшие годы украсилась сединой. Это выбило Реймонда из колеи, внезапно напомнило, что и дед, несмотря на всю свою магическую мощь, смертен.
— Но свобода жизни вдали от дома и соблазны столицного города вскружили тебе голову, и ты вместо уцёбы предавался пьянству, разврату и развлецениям, — вынес вердикт Агостон. — Даже странно, цто продержался поцти три курса!
— Только благодаря твоим урокам, деда!
И это было чистой правдой. Равно, как и то, что благодаря урокам деда, в университет Реймонд приехал уже с некоторым багажом знаний. Это его и сгубило. На первом курсе всё давалось легко (кроме нудной и унылой теории), и Реймонд легкомысленно решил, что так будет и дальше, после чего погрузился в столичную жизнь. Однако к третьему курсу неожиданно выяснилось, что теорию всё же надо знать, и желательно назубок, иначе будет плохо. Реймонд слишком поздно спохватился, слишком привык к расслабленной жизни, и попытки как-то вызубрить теорию с треском провалились: требовалось понимание, которого у юного Хатчета не было.
— А ты всё нос воротил от моих уроков, — проворчал Агостон и поскрёб щетину.
Потом, словно приняв решение, он крепко обнял внука, сжал так, что у Реймонда перехватило дыхание. Дед словно уподобился своим любимым камням, и теперь сжимал внука с мощью скалы. Реймонд не исключал маленькой мести, но всё же признался самому себе честно, что легко отделался.
— Я скуцал, — просто сказал Агостон, разжимая объятия.
Тучи над головой рассеялись, и Реймонд понял, что гроза — буквально — закончилась. Можно было не сомневаться, что впереди его ждет ещё много ворчания, упрёков, и, возможно, градин по голове, но это были уже мелочи.
— И я тоже, — признал Реймонд.
Мать Реймонда и дочь Агостона умерла, когда сам Реймонд был ещё маленьким. От неё у младшего Хатчета остались лишь смутные детские воспоминания о тепле, сильных руках и колыбельной перед сном. Собственно, из родных людей у Реймонда был только дед, и, соответственно, наоборот, и в результате Агостон, боясь разбаловать внука, проявлял к нему излишнюю (по мнению Реймонда) суровость. Эти воспоминания придавали отдельного радостного оттенка свободе и развлечениям вдали от дома, но всё же следовало признать — Реймонд скучал и по дому, и по деду.
Внутри башни практически ничего не изменилось: толстые каменные стены, отлично хранящие тепло зимой и холод летом, широкие коридоры и комнаты, ковры и гобелены на стенах, и тяжеловесная, сделанная на века, под стать дому, мебель.
— Накрывай на стол, я скоро приду, — буркнул Агостон, сворачивая в свою мастерскую.
Реймонд знал, что вход туда прикрыт магической защитой, и теперь, прищурившись, попробовал увидеть полог. В само́й мастерской он бывал в детстве, но буквально считаные разы и под строгим присмотром деда. Если теперь научиться туда входить самостоятельно… Реймонд вздохнул, признавая свое бессилие. Если бы он учился лучше, то наверняка смог бы всё увидеть, но если бы он учился лучше, то сейчас сидел бы в Вагранте и готовился к выпускным экзаменам, изредка сбрасывая напряжение на дружеских студенческих пирушках. Если бы он учился лучше, то, глядишь, и работу бы себе уже нашёл, и с Агатой не поссорился… Решив, что сейчас не стоит дополнительно злить деда, Реймонд пошёл выполнять поручение.
В кухне было тепло, уютно и пахло едой, и настроение Реймонда сразу улучшилось. Ухватив ломоть хлеба, он начал жевать и осматриваться. Судя по всему, за кухней и башней по-прежнему присматривала домна Киэра из клана Мондиш, которую Реймонд в детстве какое-то время искренне считал мамой. Теперь, после жизни в Вагранте, Реймонд задался вопросом, состояла ли она в отношениях с дедом, но быстро отогнал эту мысль. Дед, конечно, магистр, и вообще самый сильный маг в здешних горах, но замужняя домна, да с внуками? Нет, такого горцы точно не поняли бы, а деду, насколько теперь понимал Реймонд, достаточно было щёлкнуть пальцами, чтобы набрать себе сколько угодно незамужних горных красавиц.
Во вплавленном в камень сундуке-артефакте он обнаружил чугунок горячей ухи и потащил его наружу. Хорошая штука сундук, останавливающий время — в каком виде положил вещь, в таком и достал — но больно уж дорогая; во всем Перпетолисе такой был только у деда и у короля. Пока Реймонд возился с овощами, пытаясь изобразить жалкое подобие салата, а также подогревал воду в котелке, дед уже закончил свои дела и пришёл на кухню.
— Столицная жизнь совсем тебя разбаловала, — покачал он головой, глядя на жалкие кулинарные попытки внука.
— Просто там нет необходимости всё делать самому, — сказал Реймонд, и сам ощутил, что его оправдания звучат довольно жалко.
— Знаю, — коротко ответил дед.
Затем он без церемоний притянул к себе чугунок и начал шумно хлебать уху прямо из него. Реймонд замер, так как за годы в Вагранте отвык от горской простоты нравов. Что за моветон! Однако же, отказываться от обеда Реймонду не хотелось — с утра не жрамши. Вздохнув, он подсел поближе и тоже зачерпнул ухи из котелка. Как в детстве.
Какое-то время кухню оглашал только перестук ложек и довольное кряхтенье и чавканье. Ломать голову над словами деда Реймонд не стал: давно уже убедился, что бесполезно пытаться узнать, где же они жили раньше, до того как перебрались в Перпетолис. Дед просто замыкался в себе, как скала, а на особо энергичные расспросы мог и подзатыльником одарить.
После ухи пришел черед травяного взвара, и Агостон щедрой рукой сыпанул горсть сушёных трав в котелок. Реймонд отхлебнул и закашлялся, думая о том, что дед был прав: столичная жизнь его разбаловала. В Лахте, столицей которой был Вагрант, предпочитали сладкий взвар, причем не такой крепкий, не такой кислый и не такой вяжущий. Дед исподлобья наблюдал, шумно отхлебывая из кружки, и Реймонд прямо физически ощущал его недовольство.
Не злобу, нет, именно недовольство.
— Я думал, цто науцил тебя самостоятельности, умению трудиться, — заговорил Агостон, допив и стукнув кружкой о столешницу, — думать, прицём головой, а не задницей, и думать своей головой, а не цужими, но вижу, цто ошибся.
— Мог бы и сам меня учить, — не удержался Реймонд от ответного выпада.
— Мог бы, — признал дед, — но не стал. Как думаешь, поцему?
— Возиться не хотел, — пробурчал Реймонд под нос, чувствуя, что ляпает лишнее и ненужное, и в то же время не в силах остановиться.
Нет, его не пожирала изнутри неугасимая обида на деяния минувших дней, если выражаться высокопарно (вот уж что любили в Вагранте, так это высокопарность и задирание носов), но всё же причины были. Агостон Хатчет постоянно пропадал в разъездах и делах, крепил склоны и дома, занимался какими-то своими экспериментами и высокой магией, и то, что он называл «научил», в глазах Реймонда носило несколько иной оттенок. Ему просто пришлось стать самостоятельным, потому как деда никогда не было дома.
— Эка, да ты есцё взвоешь, когда я с тобой возиться нацну, — пообещал Агостон, впрочем, совершенно беззлобно. — У меня не загуляешь по девкам и кабакам, как в университете!
— Если ты всё знал, зачем отправлял?
— Да цтобы ты, олух, на мир посмотрел, на людей, его населяюсцих, цтобы науцился трудиться не в мягких домашних условиях, где тебе сопельки подтирают, — объяснил дед. — Не все такие прямые и открытые, как горцы, ведь неприятно было понацалу, цто лахтинцы носы задирают?
Реймонд, поджав губы, кивнул.
— И это ты только одно королевство посмотрел, а сколько их таких вокруг? — продолжал Агостон. — Поэтому я тебя, олуха, в университет отправил, не из прихоти и каприза, и не потому, цто возиться не хотел, а цтобы ты сильным и достойным магом стал, а когда мне уже не под силу будет, Перпетолис засцисцал! Умел уциться сам, в любых условиях, умел трудиться и знал, цто за люди вокруг живут!
— Да умею я и знаю!
— Враги — не девки, сцупать себя не дадут, в кости и карты с тобой играть не будут, — голос деда стал жёстким, неприятным. — В иллюзиях ты неплох, спору нет, но толку с твоих иллюзий, если вдруг грых-шатун проснётся?
— Дед, ты чего? Это ж детская страшилка! — искренне удивился Реймонд.
— Да если бы страшилка, — вздохнул Агостон. — Водится тут в горах… всякое.
— О, кстати! — неожиданно вспомнил Реймонд. — А перманет драконис в этих горах водится?
— Драконье говно? Здесь?! Плюнь в лицо тому, кто тебе такое сказал!
— Эм-м, это будет несколько затруднительно, — смутился Реймонд.
Он пересказал историю знакомства с доньей Августиной, и дед от души посмеялся, после чего махнул рукой.
— Забудь. Будь здесь перманет, уж я бы знал! Или вот, слышал, цто в княжествах Намрии творится?
— Ну, они, эта, вроде устали воевать друг с другом и теперь объединяются? — почесал в затылке Реймонд.
— Э-эх, молодость, — саркастично вздохнул дед. — Устали они, как же. Рвут сейцас друг друга в клоцья, побеждённых в землю по ноздри вбивают, такое вот объединение. И теперь представь, цто собрался ковен тамошних ведьм, да к нам в горы прилетел, цтобы ритуал провести?
— А к нам-то зачем?
— Ну, не свою же землю им поганить, — небрежно бросил Агостон. — И цто ты одними иллюзиями против них сделаешь? Притворишься, что тут нет гор — одни равнины? Или вот, коли о говне вспомнили, ударит в Ойстрии моца в голову опять свои притязания на земли Империи выдвигать, двинут они войска сюда, и цто ты будешь делать, а?
— Раньше же не двигали, с чего бы сейчас двигать? У нас тут съедобные скалы завелись?
— Всяко вероятнее, цем залежи драконьего говна, — хмыкнул дед. — Но ойстрийцам на выгоду плевать, заруби себе на носу. Тамошних сеньоров хлебом не корми — дай только удаль свою показать. Цихнёт наш посол при ихнем короле — враз обидятся и примцатся «цесть отстаивать». А про выгоду — это Ранфия вон, всё идёт к тому, цто там купцы короля заборют, придут с запада, торговый путь в Ойстрию прорубать да пошлины не платить. Или, скажем, со Святого Острова приплывут, ересь искоренять, или, не приведи Спаситель, и вовсе…
— Да хватит, хватит, дед! — вспылил, не выдержав, Реймонд. — Я всё понял, да, я — говно, только не драконье, а говно, как маг!
— О, о, раскипятился, — фыркнул Агостон. — Неприятно слышать правду? Ну извини, так вот оно обыцно в жизни и бывает, если слишком много приятного, то потом будет оцень неприятно. И скажи спасибо, цто я тебя молнией не шарахнул, для пусцей доходцивости!
— Спасибо, — процедил сквозь зубы Реймонд.
— Видишь, я за тебя есцё не взялся толком, а ты уже жалеешь, — усмехнулся дед.
— Серьёзно?
— Похоже, что я шуцу? — посуровел Агостон. — Или ты пропустил мимо ушей мои предыдущие слова? Ты же упрекал меня, цто я тебя не учил? Теперь будешь уциться под моим руководством.
— Но…
— Разумеется, ты можешь отправиться в любой другой университет…
— Хочу в университет Имеона! — воскликнул Реймонд.
Агостон скривился, словно укусил горсть козлиных ягод, и договорил:
— …если сумеешь сам за него заплатить.
Энтузиазм Реймонда тут же увял, а готовый сорваться крик «Дед, ты лучший!» умер в зародыше.
— Выуцишься, и с моей рекомендацией приедешь и сдашь так называемый практицеский экзамен, на подтверждение квалификации подмастерья.
После окончания университета Реймонд тоже стал бы подмастерьем, но слова об этом, подобно предыдущему радостному воплю, тоже так и не были озвучены. Не стоило испытывать судьбу: дед и без того уже один раз сказал про «пропускание мимо ушей».
— Да, деда, как скажешь, — вздохнул Реймонд.
— Для закрепления урока послушания, а также осознания того, цто тебя ждёт, если не будешь стараться, засуцивай рукава и начинай убирать башню, сверху вниз или снизу вверх, мне всё равно, срок тебе до вецера.
— Но, деда, это же невозможно! Вон, башня какая большая!
Реймонд даже голову вскинул, словно собирался увидеть все четыре этажа башни одновременно.
— Башня большая? А ты не маг, что ли? — поинтересовался дед. — Вон, до тебя тут был Грегор Макратиш, так не смотри, цто наследник главы клана, без всякой магии за полдня башню убирал!