— Но как нам туда добраться, наверняка на всех дорогах шпионы?
— Как-нибудь справлюсь. И не «нам», а «тебе», ехать верхом, и быстро, ты эту дорогу не вынесешь. Или надеешься на повозку? Она не пройдет тайными тропами.
Глядя, как вскинулась ее голова, как упрямо выпятился подбородок, подумал: кто знает, какой еще колодец с сюрпризами скрывается в этой девочке? Возьмет слуг, поедет следом за ним, и сгинет. Очень хотелось ее убедить, но голова кружилась — все же потерял много крови, путались мысли, да и умение убеждать никогда не было его сильной стороной. Когда-то Лайэнэ могла одним махом разбить любые его доводы…
И он просто велел ей слушаться. Жена она, в концов, или нет? Остаться — и наблюдать, если будет возможность.
— А если понадобиться что-то сверх, ты разберешься, — сказал он тогда. Верил в это — Майэрин уже показала себя умницей. Может, это дух Тори не оставляет ее, оберегает, советует?
Через узорные ставни, с которых летом была снята цветная бумага, на циновки падали пятна света, показывая, что возведенная человеком преграда для них — только шутка. Рииши закончил рассказ, похоже, для него непривычно длинный. Теперь просто вертел в пальцах пустую чашечку; на кистях рук Кэраи заметил еще не сошедшие следы от порезов и небольшие ожоги. Видно, работа в оружейнях была для него в самом деле работой. Но сказал о другом:
— Я был против вашего брака, но его, видно, благословили Небеса. Если б не Майэрин, в союзниках Аэмара нам не видать. Пусть даже союз этот окажется временным, он уже дал очень много.
— Я так и не понял, что она во мне нашла, — вздохнул Рииши.
— Ничем не могу помочь, я тоже не понимаю, — Кэраи чуть опустил голову, скрывая улыбку. — Не потому, что ты плох, а потому, что мне недоступны суждения юной девушки.
И больше уже не улыбался — теперь, выслушав историю Рииши, он хотел знать больше о делах в Хинаи.
…Кое-что ему рассказали сразу, но пришлось ждать и новых вестей. Его личные осведомители больше ни перед кем другим не открылись бы.
Кэраи уже знал о смерти Айю. Теперь он хотел узнать о племяннике.
Шпионов у Дома Таэна все еще было много, хотя кого-то убили, кого-то перекупили, но оставшимся пока не удалось напасть не след похищенного мальчика. Если он был жив, его прятали, как демон свое уязвимое место. Если нет… это тоже скрывали надежно.
Столь же надежно, как стены Тай-эн-Таала.
Силы против заговорщиков тут было собирать бесполезно, он понял сразу, как услышал про крепость. Место, чтобы пересидеть и обороняться — отличное, но для прямого броска расстояние до Осорэи все же великовато, и окружить их смогут с превеликим удовольствием. А отступать будет некуда. Но про военные планы так и так можно сразу забыть, Столица не позволит сцепиться двум старинным Домам на землях, которые уже считает своими.
Он так и сказал. Слова разочаровали тех, кто мысленно уже видел в нем своего лидера. Вновь ощутил мысленное сравнение не в свою пользу — пока там, на севере, старший брат почти одолел захватчиков, этот позволяет увести всю провинцию из-под носа, не думая даже о родовой чести. Сравнение с отважным, вспыльчивым, но простым, готовым и посмеяться братом и раньше было не слишком приятным — а теперь к сравнению прибавилась еще и трусость, а может, и подлость.
В открытую высказать недовольство ему могли только при первом разговоре, потом не посмели бы, но сам воздух в крепости стал заметно прохладней, словно уже наступила глубокая осень.
А он мог только ждать, что и когда случится теперь на севере, а потом — кого пришлют сюда на замену их Дому. Нэйта же… пусть сами роют себе яму.
С неделю спустя ему доложили о приезде женщины, которая разыскивала господина Нара. Но самого Рииши здесь сейчас не было, он уехал на ближнюю заставу, и Кэраи велел привести гостью к нему. Когда стройная фигура, завернутая в тонкое серое полотно дорожной накидки, перешагнула порог, его словно выбросило из кресла и подкинуло в воздух. А гостья, напротив, сжалась и шагнула назад, к удивлению провожатого. И, позабыв о манерах, вместо поклона то ли ойкнула, то ли охнула.
**
…Майэрин догнала ее уже за воротами, видно — бежала, хоть теперь и шла лишь чуть быстрее обычного.
— Подождите же… — щеки ее пылали, волосы растрепались. — Я подумала… если и вправду так важно, мой долг помочь…
Что уж такого вызвавшего доверие в ней углядела эта девочка, а может, и ничего, и просто была чересчур наивной?
Лайэнэ слушала ее речь — даже после бега и в приступе волнения очень обдуманную, и радовалась, как ему повезло. Наконец-то… И надеялась, что эта девочка лишь с виду такая хрупкая, а на деле, как большинство Аэмара, обладает крепким здоровьем.
Теперь она ехала в крепость, о посещении которой подобные ей никогда и не думали. Девицы для развлечений могли попасть туда лишь изредка, если устраивали какой-нибудь праздник для офицеров. Тогда из ближайшего крупного села доставляли лучших, красивых и умеющих развлечь не только телом. Но они не шли ни в какое сравнение даже с девушками из более-менее крупных городов, что говорить про Осорэи.
А солдатам приходилось самим добираться до деревенских красоток, когда отпускали в увольнение. А там не особо повыбираешь…
Подушки, устилавшие повозку, были мягкими, а дорога вполне ровной, и все же Лайэнэ
невероятно устала и не раз поблагодарила суровых наставниц, которые не давали девочкам спуску при обучении. Одни упражнения на осанку и походку могли вымотать любого. Но, болтаясь в крохотной повозке, почти ничего не видя вокруг, приоткрыв занавеску лишь самую малость — чтобы не задохнуться, она была почти счастлива, а ведь уже и забывать начала, что это такое.
Нет, были, несомненно, и радости, связанные с мужчинами, и удовлетворение от наконец сочинившейся песни или удавшейся сложной мелодии. В детстве и юности она гордилась похвалами наставниц. Но такое, слегка шальное, светлое, беспечное ощущение было то ли неведомо, то ли прочно забыто.
А ведь если подумать, ничего хорошего впереди не ждало. Да и карьера, похоже, погибла… не то сейчас время, чтобы женщина, даже ее рода занятий, могла позволить себе столь привольную жизнь. И прежние связи ей вряд ли простят.
Но сейчас она видела и веселых полевых жаворонков над разнотравьем, и голубых журавлей — спутников Заступницы, а однажды под вечер вроде бы углядела даже рыжий лисий выводок, если то были настоящие звери, а не местные духи.
Мысли, что ее могут попросту не впустить в крепость, конечно, закрадывались, но развеивались быстро. Майэрин не дала ей с собой ничего, ни строчки, ни знака, все же поосторожничала — но не догадывалась, что это Лайэнэ не нужно.
С собой все-таки взяла одну служанку, и раз двадцать об этом пожалела. Лучше бы кого-то из слуг-мужчин, они не умеют укладывать ее волосы, но хоть не страдают вслух час за часом. Лайэнэ велела ей спать, и это оказалось лучшим решением.
Вечер был сиренево-розовым, длинные облака в небе сплетались, как водяные драконы, когда, наконец, миновав две заставы, повозка достигла ворот Тай-эн-Таала. Не так уж легко оказалось пробиться сквозь кордоны, однако имя Майэрин сослужило ей службу. Про Рииши в крепости знали, опасно не пропускать вестницу от жены главы Дома: в саму крепость спешно направили гонца, и разрешение было получено.
И вот вместо Рииши ее встретил другой.
…Энори в прежние дни был для нее, как дурманящее зелье, к которому человек тянется против воли, играл на струнах ее души, на страстях, страхах и слабостях. И он дважды помог ей обрести свободу: в первый раз с умыслом, во второй — случайно. Понял ли он сам про этот второй раз? Наверное, да.
Но свобода свободой, а есть законы, которые лучше и не пытаться нарушить. Чуть не позабыла ашринэ простую истину. Вовремя вспомнила. Сверкая для всех, нельзя любить одного…
Но человек с усталыми глазами и жесткой складкой у губ взял ее сердце, даже не задумавшись, трудно это или легко.
**
— В таких холмах любят селиться оборотни-маки, — пробормотал кто-то из спутников. — Вон как кустарник разросся, будто его нарочно кто подстригал…
— Что ж, если и впрямь тут живет, пусть выбирается, найдем, чем угостить, — Шимара щелкнул по фляге, притороченной к седлу. И впрямь, длинноносые маки, если верить байкам, куда приятней некоторых людей, хоть и воровством своим славятся…
Ветер приносил запах полыни и меда, вовсю стрекотали сверчки. Половина неба стремительно наливалась красным и розовым, чтобы вскоре почернеть.
Шимару все тянуло оглянуться по сторонам, хотя вечер как вечер был, и провожатых он выбирал лично — людей, которые за него пошли бы в огонь и воду. Другим бы сейчас не доверился.
Дела обстояли, прямо сказать, неважно. Как вихрь, примчался Макори — опередил всех осведомителей — и забрал мальчика, теперь прячет его неизвестно где. Подобного поступка от него можно было ожидать, всегда славился порывистым нравом, но вот откуда у него умение прятаться? Верно, почуял недоброе, в дурной час, как говорят, и заяц умнеет, хоть Макори уж точно не заяц…
Сейчас Шимара прикидывал, как усыпить бдительность Суро. Очень уж нехорошие взгляды в последние пару дней доставались ему. Может, винит в пропаже Тайрену, сговоре с наследничком своим? Да еще и шпионы Нэйта упустили Кэраи, он теперь в Крыле Лебедя, оттуда не достанешь так просто.
— Господин, что-то их долго нет, — обратился к Шимаре спутник. — Темнеет начинает.
— Значит, будут ломать ноги коням по темноте, — отрезал тот.
Свою задачу — разведать, все ли в порядке в давно покинутом имении — он исполнил. Там Суро намерен поселить младшего сына, опасаясь, что старший не ограничится похищением ребенка.
Теплый ветерок овевал лицо, ждать на воздухе среди разнотравья было даже приятно. Шимара сошел с коня, велел дозорному смотреть пристальней, сам зашагал вдоль склона холма. Тот, иссеченный временем, походил на ладонь с раскрытыми пальцами. Гости ожидаются с юга, ожидающих они увидят, лишь подъехав вплотную…
Скольких людей сейчас возьмет с собой Суро? Младший его сын должен приехать завтра, сегодня только сам старый пройдоха. Открытой схватки все равно нельзя допускать, но вот незаметно ударить, когда останутся наедине…
— Едут, — окликнул Шимару подручный.
— Сколько их там? — спросил, спешно возвращаясь и взлетая в седло.
— Человек шесть.
Сумерки сгустились пуще прежнего, и не разобрать издалека, кто именно едет.
— Эй, есть тут кто? — подал голос один из всадников, когда те совсем приблизились. Шимара с людьми выехал из-за невысокого гребня холма. Он узнал голос одного из подручных Суро.
— Вы припозднились.
— Пришлось…
Всадников и впрямь было шестеро, на одного человека больше, чем у Шимары. И все они были рослыми; даже сумерки не сделают щуплую фигуру Суро выше и крепче.
— Вы одни?
— Господин приедет завтра вместе с сыном. А пока он велел… — говорящий запнулся.
— Что же?
Слов не было — стрелы свистнули, вынимая из седел и укладывая в травы всех пятерых. Все ли виновны в умыслах, нет ли — разбираться дороже станет. На всякий случай каждого еще ударили ножом пару раз, забрали коней и умчались, словно не было их.
Шимара открыл глаза, когда стук копыт, по траве и без того негромкий, совсем затих. И никаких оборотней не оказалось в этих холмах, кроме тех, что скрылись, исполнив приказ.
— Никуда я не годный слуга, выбирал все время не тех хозяев, да и не ту сторону, — пожаловался Шимара ветру и молодым звездам. Они как раз начали проступать и висели невероятно низко, могли и услышать.
Алые краски покинули небо, воздух и на западе стал серым и сгустился; но сверчки стрекотали пуще прежнего, и запахи трав проступали отчетливей, как бывает перед скорым дождем. Ночью ливень и впрямь пролился, короткий — не больше четверти часа. Его Шимара не видел, хотя по-прежнему оставался в предместьях, но теперь он был просто темным пятном среди темной травы.
**
— А ведь когда-то недостойный был искренне счастлив в монастырских стенах и считал невероятной удачей, что именно его отдали на воспитание в Эн-Хо, — брат Унно задумчиво рассматривал себя в быстрых водах ручья, склонившись почти к самой воде. — На священной горе Огай есть монастырь, который к Небу ближе всего, настолько близко, что туда как-то скатился слиток железа из небесной кузни… думалось — там бы удостоиться побывать. Лишь побывать, жить там могут лишь избранные… Была такая мечта, хоть и не должно монаху воображать, чего нет.
— Теперь не мечтаешь? — спросил Лиани. Он от нечего делать выстругивал палочку по форме стрелы.
— Теперь… со временем стало казаться, что Небеса, по сути, везде простираются. А может, это ложные мысли, за то, что слишком часто стремился покинуть стены Эн-Хо…
— И где гора эта? Я слышал название, — Лиани запустил недоструганную стрелу в ствол дерева, и попал.
— Недостойному этого не открывали. Может, и в Юсен, вдруг на соседней вершине?
— Не верю, что столь могущественные монахи просто смотрели, что здесь у них творится под носом. Рухэй, горящая крепость… И что ты пытаешься в ручье разглядеть?
— Себя, — ответил брат Унно. — В зеркала нам смотреться запрещено, однако же хотелось бы видеть собственные глаза.
Последние сутки пути выдались странными. Они вроде и не сбились с дороги, всегда могли сверяться по солнцу, но держаться направления, которое накануне указала тварь из пояса, упорно не удавалось. Тропки кружили, уводя то вправо, то влево, и в конце концов путники оказывались в стороне от намеченного, всегда западней и немного северней, словно их разворачивало опять на Эн-Хо.
— Сдается мне, нас морочат, но зла не чую, — пожимал плечами монах. Лиани видел больше его: то мелькнувшую в кустах пятнистую шкуру рыси — зверь шел по пятам, то птицу, явно за ними следившую, но ничего эти знания не давали. А нежить из пояса вдруг выходить отказалась, и монаху не удалось ее вызвать миром, силой же не хотел.
— Все ли ваши столь учтиво вели бы себя с тори-ай? — спросил Лиани, глядя на пояс так, словно хотел вытрясти из него ответ.
— Не все. Сам ведь уже понял, — ответил брат Унно. Отвернулся — во всем теле читалось, что говорить он об этом не хочет. Видно, была все-таки некая трещинка между ним и монахами Эн-Хо, а может, совсем недавно возникла.
Лицо молодого человека сделалось мягче, и сомнение отразилось на нем:
— Странно мне. Он ведь когда-то был человеком. Плохим, наверное, раз выбрал такой путь, но ведь и в самом деле любил жену. А потом эти двое убили многих, но теперь он помогает нам, и эту помощь мы принимаем… Не могу и не хочу думать о нем по доброму, но и с ненавистью уже не выходит. Есть ли для него надежда в посмертии?
— Может, и есть. Я в это верю, во всяком случае.
Небо еще не темнело, а на земле среди нависших игольчатых лап и смолистых стволов начинали клубиться сумерки, тогда тот, о ком говорили, незваным вырвался из пояса. Он стал меж узловатых корней, будто вышел из-под земли: тело, уже тронутое тлением.
Речь давалась ему с трудом, и чертами он теперь лишь отдаленно походил на живого человека.
Сказал только — ее больше нет. И еще сказал, что знает дорогу. А в глазах злая тоска выла сильней и страшней, чем стая волков зимой вокруг одинокого путника.
Лиани растерялся немного — и с трудом удерживался, чтобы не ударить саблей нежить. Ему было, пожалуй, спокойней в давнем домике на болотах — там он, по крайней мере, не ожидал от твари ничего, кроме нападения. А сейчас почти привык, что тори-ай где-то неподалеку, если не вовсе рядом, и даже скорее помощник, не враг.
Монаху казалось хуже — он почти привязался к проводнику, а теперь и у него подрагивали руки, когда смотрел на существо мертвое и ненавидящее. Прежнего их спутника больше не существовало, любовь к жене, бывшая его стержнем, уничтожила его в час ее гибели.
Но тори-ай было сейчас не до них. Он вел напрямик к ему одному видимой цели, не замечая ни коряг, ни корней, ни провалов в земле. Люди едва поспевали за ним.