Непосредственная опасность миновала, но пока гоблины не ушли окончательно, в усадьбе сохранялось напряжение. Беженцы, не решались больше молиться и вставать на колени, после того как я наорал на них, объявив их лживого бога бессильным и несуществующим. Какой-то грамотей, нашедшийся среди них, заявил, что пути господни неисповедимы, и может быть я, прославляющий Юпитера, только орудие рук божьих, вызволяющего своих агнцев из пасти волков. На это я посоветовал ему заткнуть поганую пасть, пригрозив присоединить его к куче дохлых гоблинов. И теперь эта толпапросто слонялась по двору, порой принимаясь недружно славить Юпитера. Люди Минация тоже не знали, чем заняться, то с тревогой вглядывались в толпу гоблинов, то заходили в дом и выходили назад, сидели и стояли на крыльце, переговаривались и, замолкая, снова смотрели за ров.
Поппея проводила разведку боем, бросая на меня все более смелые и откровенные взгляды, слегка краснела, ловя в ответ мои, изнывающие от вожделения и многообещающе улыбалась, ловко изображая легкое смущение. Мне же приходилось отвлекаться на менее приятные вещи. Одной из них была задница, пострадавшая от незадачливого лучника. Раненую занесли на кухню и разложили на столе, где Луций разрезав слой сала толщиной в ширину ладони, вытащил застрявший в тазовой кости наконечник, после чего рану промыли уксусом и перевязали.Проследив за решением этой проблемы, я вернулся на крыльцо, попросил вынести мне стул, и, устроившись у стола с рубильником, допрашивал Луция, пытаясь отвлечься от мыслей о Поппее, а заодно прояснить текущий политический момент.
- Весело вы тут живете. Ведь не прошло и пары месяцев, как усадьбу сожгли, и вот они пришли снова!
- Нет, это бургунды, а тогда усадьбу жгли алеманы.
- И какая, к лешему, разница! Бургунды, алеманы - захотели, пришли, ограбили, сожгли - это что, нормально? - Пытался я ухватить пролетарскую суть происходящего. - А как же власти, армия, объясни мне все толком!
-Варваров слишком много, они обложили нас со всех сторон, как собаки оленя. Армия не может защитить все границы области. Да и не только границы, банды варваров проходят провинцию насквозь, франки совсем недавно осаждали Париж. Несколько лет стояли под городом. Ничего нельзя было сделать.
- Но зачем тогда нужна такая армия, и такая власть?
- Многие так считают. Люди говорят, пусть варвары придут и останутся, тогда один раз ограбят, а потом будут защищать, как своих подданных, чем терпеть постоянные грабежи и убийства от проходящих банд.
- Нормально они рассуждают! Вроде, пусть нас немцы завоюют, а потом будем пить баварское пиво. С пивом понятно, а как же законность власти?
- Какая законность, и какой власти? Все эти варвары, они не совсем бандиты. У них были договора федератов с Римом. Другое дело, что их пустили погреться, а сейчас они стали хозяевами. Да и римского императора больше нет. Но и у Сиагрия нет права на власть над провинцией. Он просил об этом константинопольского императора, а тот отказал.
Федераты, Сиагрий, император, сплошная муть, но это и не важно. Понятно, что законной власти нет, и всем на все плевать, лишь бы было спокойней и сытней. И какой главный вывод? А очень простой - у кого сила, тот и прав! А если я...
- Луций, ты тут много чего наговорил, а вот теперь смотри: гоблины, ну, варвары, попытались захватить усадьбу. Я не дал. Кого убил, остальных прогнал, смотри вон они уходят!
Группа гоблинов человек в двадцать, в самом деле, потянулась на выход, хотя остальные не спешили последовать за ними.
- Придут другие, я их тоже прогоню. И что получается, я теперь хозяин усадьбы?
- Получается так. - Неохотно согласился Луций. - У Минация есть законные наследники, но если ты их прогонишь, и прогонишь людей комита, а потом и людей Сиагрия, то ты хозяин.
Поппея, встала у меня за спиной, положив мягкие руки мне на плечи, и внимательно слушала нас.
- Прекрасно, смотри дальше.Я соберу людей, дам им оружие, мы займем соседние усадьбы, потом дальше, потом всю провинцию...
- Если ты сможешь занять всю провинцию, и отобьешься от варваров, то кто же с тобой будет спорить?!
- ...и пошли они дальше, и покорились им Италия, и Византия, и Парфия, и Индия!
Стоящие на крыльце открыли рты, услышав неожиданно пришедшую мне на память цитату. Руки Поппеи, нежно разминавшие мне шею, замерли, и ласковые губы коснулись моего лысого затылка.
- Смотрите, уходят! Все бургунды уходят! - Крикнул Крат, разрядив обстановку.
Вслед за первой ушедшей группой и все оставшиеся бургунды отправилась восвояси, поднимаясь назад на дальний холм, с которого и спустились утром ко рву. Маленькая война закончилась нашей полной победой. И самым главным ее результатом было то, что я, бесправный и провинившийся раб, два часа назад сидевший связанным под замком в ожидании расправы и возможной смерти, стал хозяином усадьбы игосподином Поппеи. Сейчас это молча признавали рабы и слуги Минация, потом мне предстояло заставить признать это весь мир. А там видно будет, ограничится ли дело одной усадьбой, или можно будет, как я говорил Луцию, замахнуться на большее. А еще лучше, найти с Поппеей проход, и вернуться домой. Или уже не лучше?
Пока же я послал Крата отключить так славно послуживший нам генератор, и собрать кабели. Затем приказал Порцию растащить трупы гоблинов, и закопать их подальше за рвом, в стороне от дороги. Порций без возражений подчинился, еще раз подтвердив мои новые права. Беженцы ждали, когда им освободят мост, чтобы покинуть спасительную усадьбу, я потянулПоппею в дом, где из холла она увлекла меня в столовую с накрытым столом. Я развернул ее к себе, заглядывая в озорные глаза. Что за игры, пытается увильнуть, или...
- Есть хочу!
Нормально, пообедать тоже можно, время к полудню.
- Что ты там говорил про Индию? Это ведь очень далеко, да? Ты хочешь захватить весь мир?
- Конечно! - Мне совсем не хотелось обсуждать с ней всерьез глобальные темы. Я приступил к обеду, прозрачный суп, свинина и дичь нескольких сортов. С питанием здесь не хуже, чем в лучших ресторанах, где мне приходилось бывать. - Слушай, а как получилось, что тебя привезли продавать на рынок, ты же местная?
- Ну да, местная. Я жила раньше под Суассоном, и здесь никого не знаю, и меня никто не знает. - Поппея помрачнела при напоминании о рынке.
- Не понял! Как это, жила под Суассоном? Суассон далеко?
- Два дня ехать.
- И ты приехала сюда, перед тем, как попасть в мой мир, в Бабурино?
- Нет! Я попала в твой мир из-под Суассона. А вернулась сюда, под Труа!
Да, этот день еще не закончился! Я просто охренел от нового сюрприза!
- А раньше, когда ты прошла в мой мир, и вернулась назад, где был проход, здесь, или под Суассоном?
- Под Суассоном, конечно! В первый раз я прошла к тебе, и вернулась назад, и все в одном месте. И потом снова прошла к тебе, но вернулась назад уже совсем не там!
Ага, проход перемещается, и вполне может быть, что я его больше и не найду. "Может быть, я обратно уже не вернусь, как ни жаль!" Прекрасно, что там говорить.
- Теперь, когда Минация убили, ты будешь здесь хозяином? Ты об этом говорил с Луцием? - Поппея сбивалась на более приземленные темы.
- Да, наверное. - Я, в свою очередь, хотел прояснить до конца интересующий меня вопрос. - Так выйдя из прохода, мы с тобой оказались в стране бургундов?
- Нет, алеманов. Я сначала не поняла ничего. Увидела, что поляна не та, но подумала, что это рядом, в том же лесу под Суассоном. Долго шла по лесу, и вышла в деревню алеманов. - Поппея замолчала.
- А потом?
- Они схватили меня, а утром привезли на рынок. - Поппея уходила от моих наводящих вопросов, однако после сегодняшнего я не собирался щадить ее чувства, напротив.
- Они тебя насиловали?
- Да...
- Всю ночь, до утра? Ты выглядела очень усталой.
- Да...
- И сколько их было?
- Пять или шесть... не знаю...,- Поппея, казалось, вот-вот заплачет.
Я вытер руки, поднялся, и подошел к Поппее, встал у нее за спиной, обнял за плечи и принялся целовать. Она подставляла лицо и шею, сначала спокойно принимая ласки, видимо, еще обижаясь, затем начала все активней отвечать, изображая загорающуюся страсть.
- Ты решила, что это я виноват в твоих бедах, и обиделась на меня?
- Не знаю... Наверное... - Хитрая лиса, попробуй-ка разобраться в ее мутной душонке. Ведь ни одному слову, жесту, взгляду нельзя верить. И я знаю это совершенно точно, и что? Если ей понадобиться, она обманет меня как ребенка, и ничего с этим не сделаешь. Ну и хрен с ним.
Я помог ей встать со стула, и неожиданно для себя предложил:
- Отнеси меня наверх!
- Отнести тебя?
- Ну да. Ты же сильная. Давай!
Поппея звонко рассмеялась, и легко подхватив меня на руки, прошла через холл, взбежала по лестнице, даже не запыхавшись, и внесла в ставшую моей спальню.
- Я совсем не любила Минация, он был мне противен! Если бы ты знал, как я смотрела на него, когда он не мог меня видеть!
- Могу себе представить. Легко.
- И ты зря ревнуешь меня. Он любил меня, я говорила, но ничего не мог, как мужчина. - Поппея игриво посмотрела на меня, приподнявшись на локте.
- Конечно. Представляю, что ты будешь говорить обо мне.
- Ты самый лучший! Мне ни с кем не было так хорошо, как с тобой, ты же видел!
Я о себе самого высокого мнения, как, наверное, большинство, но тут я расхохотался. Я не верил ни одному ее слову, но как же приятно слышать это, даже заранее зная, что она врет.
- Ты зря смеешься, - решила слегка обидеться Поппея, - и про Минация это правда. Он отвозил меня в город, и отдавал своим знакомым солдатам, а сам при этом занимался рукоблудием.
- А эти солдаты тоже ничего не могли...
- Да! Едва они притрагивались ко мне, как их руки покрывались волдырями, как от ожогов! Это святой боже берег меня в чистоте для тебя!
Когда через пару часов я, оставив Поппею отдыхать наверху, спустился по лестнице, в холле меня ждал Луций.
- А, идешь! Хорошо, там как раз бургунды.
- Опять бургунды! - По вечно безмятежному лицу Луция нельзя было понять, насколько плохи новости.
- Всего несколько человек, наверное, поговорить. Посмотри сам.
Мы вышли на крыльцо, где в полном составе собралась наша похоронная команда. Беженцев не было видно, они уже разошлись назад по деревням. На дороге, не приближаясь к мосту, стояли трое всадников и телега, запряженная парой лошадей. Один из всадников что-то рассказывал остальным, показывая руками на мост.
- Из недобитых, что утром приходили. Про чудеса рассказывает. - Прокомментировал Крат. Он держал на плече тяжелую секиру, конфискованную у убитых гоблинов.
Потом другой всадник подъехал к кустам на берегу реки, срубил большую зеленую ветку, вернулся к мосту, спешился, и, размахивая веткой над головой, пошел по мосту в сторону усадьбы.
- Закопали трупы? - Спросил я Порция.
- Не успели, только покидали в яму, тут эти подъехали. Уедут, тогда зароем.
Крат счел нужным прокомментировать:
- Видел бы ты, как они плотно лежали. Мы едва смогли растащить их, особенно тех, что на мосту. Никогда бы не подумал, что люди могут умереть, просто навалившись друг на друга. Щиты, мечи, или топоры, попавшие между ними, вдавились в тела так, что переломали кости, тех, что попали с краю, прижали насмерть к перилам моста, будь эти перила чуть слабее, они бы точно сломались, и все бы свалились в воду. И это было бы для них лучше, чем погибнуть такой страшной смертью в этой ужасной давке на мосту.
Да, я и сам понимал, что если в кучах по концам моста люди погибли от поражения током, то в свалке на мосту гоблины подавили друг друга. Я читал о таких случаях гибели людей в давках, особенно на стадионах. И крупные твердые вещи в толпе, как правильно заметил Крат, были дополнительным поражающим фактором. А перила, они устояли только потому, что основное давление было вдоль моста, а не поперек.
- Сколько погибших, не считали?
- Двести девятнадцать тел, господин Гиппопотам. Не считая утонувших.
- Порций сказал не только раздеть бургундов, но и косы отрезать, - сообщил Крат.
- Пойдут на бумагу, - отозвался тот.
Я рассмеялся над этой ситуацией черного юмора, это был тот самый случай, когда пошли за шерстью, а оказались стриженными.
Гоблин с веткой прошел ворота и поднялся на крыльцо. Крат с вырывающим видом встал возле него, забросив секиру на плечо.
- Я граф Годиох. Здесь убили моего брата Хипельхара. Вот три тысячи солидов. Отдайте нам его тело. - Годиох положил на стол тяжелый мешочек.
- Крат, если этот урод хоть немного повысит голос, снеси ему голову. Если он не так шевельнет пальцем, снеси ему голову. Если тебе не понравится его взгляд, снеси ему голову.
Годиох сжал зубы и тяжело задышал. Я развязал мешочек, и, взяв одну монету, покрутил ее в пальцах.
- Это деньги с портретом римского императора. Как они к тебе попали? Может быть, римляне заплатили тебе за зерно, которое ты посеял, сжал и продал им? Или за корову, которую ты, долго за ней ухаживая, вырастил из теленка? Или ты построил для римлян дорогу, чтобы им было удобно ездить, или дом, в котором им хорошо живется, и они щедрой платой вознаградили тебя за труд? А может, ты украл у них эти деньги, и хочешь заплатить мне ворованным? Говори!
Годиох молчал, все также тяжело дыша, и мрачно глядя на меня. Потом медленно проговорил:
- Неважно, где это золото было раньше. Важно, где оно сейчас.
- Ват как! Ну, так теперь это золото мое, и мне не интересно, где оно было раньше.
Я бросил монету в мешочек, затянул завязку и передал деньги Порцию.
- Мы прикопаем твоего брата в канаве, как собаку, только чтобы не вонял. Никто не будет знать, где он гниет, и через неделю все о нем забудут. А если ты через минуту будешь еще здесь, ляжешь с ним рядом. Кстати, и лошадей, и телегу оставьте здесь. И оружие тоже. Иначе не сумеете отойти и на десяток шагов, как откинете копыта. Убирайся!