- Изверг…
Смеешься – хрипло, гортанно, и по моему телу проходит крупная дрожь, которую ты не можешь не ощутить. Рывком заставляешь меня перевернуться и накрываешь собой, прижимаешься грудью к моей спине, горячо и рвано дышишь в затылок, не переставая ласкать самыми кончиками пальцев, и ощущать твой возбужденный член, прижатый к моему бедру – мучительно-сладко. Приподнимаешься на локтях, прикусываешь загривок – и я, подчиняясь звериному инстинкту, привстаю сам, наклоняя голову, подставляясь нечеловечески-острым зубам. Ожоги на лопатках пульсируют болью – вновь лопнули рубцы, и ты на короткое мгновение прижимаешься к ним губами, по очереди стирая их с моей кожи… Я бы и хотел воспротивиться, да не могу – потому что с каждым мигом желание все безумнее, все невыносимее. Ты знаешь это не хуже меня…
- Хочешь? – ласкающие пальцы смещаются, и ты резко вталкиваешь в меня сразу два. Скажи, тебе доставляет удовольствие заставлять меня кричать в голос? Ответить сил нет, я могу лишь судорожно кивнуть, невольно подаваясь навстречу твоей руке. Пожалуйста, пожалуйста… - Будет больно.
Да плевать же! Пожалуйста…
Ты знаешь. Чувствуешь. И не боишься действовать. Не боишься податься вперед, вбиваясь в меня – так, что больно, наверное, тебе самому. Заставляешь откинуть голову, перехватываешь мои губы, втягивая в неожиданно нежный поцелуй – полный надежды и обещания, и движешься, не давая ни секунды передышки, заполняя меня до предела – или так кажется. Подтягиваю колени к груди, прогибаясь, открываясь тебе – владей.
И ты… владеешь. Стискиваешь пальцами бедра, подтягиваешь ближе, и движешься, движешься, движешься, в каждом толчке отдавая все, что тебя гнетет. До сладостной муки заставляешь выгнуться, прихватывая волосы. Невыносимо жарко, невообразимо жадно, удерживаешь, клеймя принадлежностью, словно раба. И знаешь… я не против. Давно не против – хотя должен был понять себя гораздо раньше.
Потому что так – правильно. Ты тоже чувствуешь это, я знаю.
Скажи, в какой момент ушла твоя ярость? Когда ты перестал каждым своим движением пытаться сломить меня? Когда жажда сплелась с нежностью? Я не заметил, не успел понять… а сейчас уже и не хочу задумываться – потому что на это не осталось ни капли сил. И я могу лишь загнанно глотать горячий, пропитанный ароматом возбуждения воздух, закусывая губы, чтобы сдержать стоны. Твоя ладонь обхватывает мой член, и у самого уха – срывающийся шепот:
- Рискнешь догнать закат?
Со смехом перехватываю твои губы, поднимаясь, вжимаясь в тебя спиной, подаюсь навстречу очередному нетерпеливому движению… тебе не понять. Не узнать, чем для меня являются все постельные игры. Но с тобой… Я доверяю тебе. Одно только это говорит о многом. Мысли текут, путаются, порождают странные образы – но твои ладони удерживают, не дают сорваться в безумие, уверенно ведут к самому краю затопленного наслаждением обрыва, не позволяя свернуть.
Пожалуйста…
- оОо –
Приподнимаешься на локте, задумчиво разглядываешь меня, улыбаешься – мягко, нежно. Я не понимаю тебя, мой светлый. Кончиками пальцев очерчиваешь мою скулу, убираешь за ухо упавшую на щеку прядь. Невольно улыбаюсь в ответ.
- Я люблю тебя, - я… не ослышался? – Я так долго не решался это сказать…
Перехватываю твою руку, прижимаясь губами к ладони, и ты подушечками обводишь мои губы, но улыбка становится печальной.
- У тебя есть все. Положение. Достаток. Будущее. К чему тебе связываться с таким как я? Отступник, беглец, одержимый Серый Страж…
Глупый ты, любовь моя… Как тебе это объяснить? Поднимаюсь, накрывая твои губы своими, не давая продолжить:
- Без тебя у меня вообще нет будущего.
Я… я больше не могу оставаться один. Я слишком устал. Пусть хотя бы недолго, но я буду… счастлив, пожалуй. И, быть может, не только я.
- Это… комплимент? – ты улыбаешься, но глаза – серьезны. Рывком перетягиваю свое тело, усаживаясь на твои бедра, и наклоняюсь, укладывая подбородок на скрещенные на твоей груди руки:
- Это предложение.
Твои пальцы запутываются в моих волосах, и ты подтягиваешь меня ближе, шепча прямо в губы, прежде чем накрыть их очередным поцелуем:
- Если это сон… я не хочу просыпаться.
========== Катакомбы. Лилии и безумие Бога ==========
В прохладном, гладком хрупком мире,
Отгородив его стеною,
Живет Создатель роз и лилий,
Боготворящий неживое.
С улыбкой ласковой Джоконды,
С глазами как у манекена,
Хозяин сумрачной Голконды
Спасает красоту от тлена.
Конец зимы. Снега давно нет. Не то, что в Ферелдене, там он хорошо, если к Месяцу Цветов растает. Но зато тут хватает грязи – и это именно то, за что я ненавижу Эмериус. Ты что-то задумчиво чертишь на листе пергамента – стараюсь не вмешиваться, хотя даже в перевернутом виде вижу, что в одной из частей… это же какое-то заклятие? …заклятия – нарушение связей. Не могу указать тебе на него – ведь я не маг. Для всех вас, кроме Варрика.
Снова я сижу на подоконнике, на расстоянии вытянутой руки от тебя, медленно водя точильным камнем по лезвию Sin’Lamina. Все чаще в сознании всплывает… родной язык. Все сложнее становится контролировать свою речь. Над городом раскинул крылья кровавый закат – сколько раз я видел его с верхней площадки Цитадели? Не думаю, что могу пересчитать и припомнить эти десятки тысяч ночей… Пробую остроту клинка на ноготь и усмехаюсь, когда ты хмыкаешь:
- Можешь так не делать?
- Почему вдруг?
- Не знал бы точно – счел бы, что ты маг. На малефикара похож. Особенно… в таком освещении.
Моя улыбка наверняка шире, чем у огра – если бы косситские отродья могли улыбаться. Если бы ты знал, как часто оказываешься прав в таких вот… случайных предположениях, душа моя. Ты улыбаешься в ответ – чисто и светло, откладывая в сторону перо.
Так странно. Ты по-прежнему меня ненавидишь – за то, что я не хочу и не могу принять твои идеи о мире свободной магии. Но при этом… любишь. Это неправильно… но вряд ли мне будет под силу отказаться от этого. Потому что только сейчас я, кажется, начинаю чувствовать себя легче. Быть может, потому, что ты никогда не задаешь вопросов – хотя их у тебя явно немало.
Скажи, сколько уже раз ты просыпался, баюкая меня в своих объятиях, когда меня вновь мучили кошмары? И сколько раз я так же успокаивал тебя – после твоих собственных? Двое калек.
- Ты закончил?
Киваешь, едва заметно прищурившись – отчего сразу напоминаешь мне хитрого лисенка. Лисенка, да. Сердце обжигает болью – непрошеной, едкой. Ты действительно на нее похож. Хотя, я могу найти ее черты в любом из спутников. Так же, как в любом из спутников могу найти черты каждого из тех, кого уже потерял. Иногда кажется – вот уже все зажило, отболело… но нет. Чей-то жест, какая-то фраза – и снова лопается корка на отравленной ране.
- Тогда пойдем. Матушка просила хоть иногда появляться за столом.
Соскальзываю с подоконника – чтобы оказаться в твоих объятиях. Ты все еще стесняешься ее, я знаю. Прижимаешь меня к себе, урчишь куда-то в висок… Ну уж нет, сегодня отвлекаться не стоит, и так умудрились три ужина пропустить… потеряв в процессе чувство времени. Аккуратно расцепляю твои руки и по очереди касаюсь губами узких запястий:
- Нас ждут, светлый мой.
Усмехаешься, теперь – неловко и по-детски напуганно. Так и не привык к тому, что тебе рады в этом доме. Вечный беглец с душой-окном в Тень и добрыми глазами…
А в коридоре снова – как и всю последнюю неделю, несмотря на то, что там, снаружи, еще даже не закончилась зима – пахнет свежими цветами. Пряно-приторно, с ноткой тлена. Так мучительно-похоже на запах Хозяина…
- оОо –
В свете Мраморной луны лужи крови на мостовой кажутся гротескно-алыми.
А еще – эта кровь не сворачивается, не буреет, лишь застывает мутной пленкой. И я знаю лишь одну причину, по которой она может так себя вести. Она – не принадлежит раненому… да и раненому ли?… потому что нацежена из мертвой плоти.
В горле клокочет сиплый рык, и Авелин сжимает мое плечо закованной в латную перчатку рукой – отшатываясь, когда я оборачиваюсь. Молодец, девочка, быстро она поняла, в каком я состоянии – и что соваться ко мне сейчас опасно вдвойне. Зверь внутри беснуется, не желая терпеть промедление, и впервые за долгое время я позволяю себе раствориться в сущности того, что я есть. В сущности Umbrassa.
Цех мне знаком, и будь я хоть немного дальновиднее – тогда – я выжег бы это пропитанное духом Некро гнездо, до самых скал в основании города, до самой Бездны. Сколько еще я буду корить себя? Думаю, долго… потому что я уже чувствую – я опаздываю. Жестоко, безнадежно опаздываю.
Так же, как четыре года назад. Ровно четыре года. И та же самая Мраморная луна снова равнодушно смотрит на холодную землю внизу, безразлично топит ее в своем льдистом мереющем сиянии, как тощего котенка.
Ты оглядываешься по сторонам, задумчиво разглядывая высокие тяги над огромными плавильнями, и хмыкаешь:
- Надеюсь, в этот раз мы найдем что-то большее, чем кучку костей…
Иногда ты бываешь поразительно бесчувственным, любовь моя… Тихо ойкаешь, когда локоть Варрика врезается тебе в живот… Оглядываться на вас времени нет. Быстрее-быстрее-быстрее. Пульс гремит в ушах, вторя единственной мысли-жажде.
Как четыре года назад.
Только тогда со мной плечом к плечу мчался по топям Коркари Карвер. Что ж, сейчас мне в любой момент готов прикрыть спину мой новый брат. Стены смазываются в сплошную серо-бурую полосу – и с каждой секундой все отчетливее запах разлагающейся плоти, химических реагентов, пепла, тлена… и лилий. Проклятых белых лилий.
- оОо –
Он – пугающе силен для самоучки. Если бы прошел должное обучение, если бы его Проклятие не уснуло под рукой Храмовников Круга – в мире было бы на одного Некромага больше, но сейчас он только некромант. Пусть сильный, но работает топорно, заново открывая колесо – принципы сохранения тканей давным-давно разработаны неваррскими мастерами. Все указания есть в тех книгах, что разбросаны по его убежищу, но он, кажется, слишком увлечен своей идеей, чтобы отвлекаться на подобные мелочи. Хотя, проштудируй он эти фолианты, ему пришлось бы убивать гораздо меньше.
Знаю, что пытаюсь отрешиться от того, что вижу, прячась за посторонними мыслями и идеями. Знаю. Но это хотя бы не так больно.
Потому что видеть изуродованного магией голема из частей плоти десятков женщин, на чьих плечах закреплена грубыми стежками голова матери – даже не больно. Это окунает в безумие.
В иной ситуации я восхитился бы тем, чего он сумел достичь – сам, опираясь лишь на книги и чистую силу, ища ответы у собственной интуиции. Но не тогда, когда это коснулось меня – и моей семьи. Того, что от нее осталось.
С губ снова рвется рык – дикий, нечеловеческий, и клинки быстрее вдоха ложатся в ладони. Я помню, что нельзя использовать магию – пока еще помню. Он стоит передо мной – и лицо его искажено нездешней улыбкой – он живет вне мира, вне законов, вне правил. Он сотворил собственное убежище, где он – единственный бог и судья. Где его ждет та единственная, которую он творил годами – если не десятилетиями, и творил только для себя. Почти Галатея. Почти идеал… Почти жива. Я пытаюсь пробиться к нему через десяток Духов Праха, что откликнулись на его зов, на зов его крови, словно лучшие стражи, стискиваю зубы, чтобы не позволить сорваться с губ мольбе к Семи… и я ненавижу себя – сильнее, чем когда-либо.
Потому что я…
…завидую ему.
- оОо –
Мир рассыпается осколками силы и алыми брызгами из десятка мелких порезов – плевать. Тонкий стилет, достаточно острый, чтобы сделать быстрый глубокий надрез на ладони или запястье, который всегда хранится за поясом – на всякий случай, с тонким пронзительным свистом распарывает воздух, чтобы завершить полет в сгнившем черепе, что от удара закаленного в моей собственной крови сильверита раскалывается, словно орех.
Она идет навстречу – и нет сил даже выхрипеть «Мама». Поймать на руки тело, магические швы которого рассыпаются в моих руках – не я его создатель, не мне хранить это подобие жизни.
- Прости… я опять не успел… - не ее ладонь, но не имеет значения. Прижать ледяные пальцы к своей щеке, не отпуская белесого взгляда – не ее глаза. Нить дрожит и звенит в моих руках – и нет ни единого шанса удержать ее так долго, чтобы я смог… смог хоть что-то сделать.
Ты стоишь у меня за спиной, утирая кровь, сочащуюся из пореза на скуле, словно забыл о собственной силе Целителя, и выдыхаешь почти неслышно:
- Я ничего не могу сделать, Хоук… Его магия поддерживала в ней жизнь.
Скажи мне то, чего я не знаю, душа моя… Хрупкие, словно высушенные, пальчики матери дрожат от усилия – погладить по скуле. Голос тих и тоже будто высушен жестокой магией, превращен полупрозрачный лепесток умирающей лилии – такой же, как те, что некромант рассылал своим… не жертвам, нет. Возлюбленным.
- Чш-ш, маленький мой… Не плачь…
- Я… не умею плакать, мам. Ты же знаешь, - Нить снова вздрагивает, и удержать ее еще сложнее, чем всего секунду назад.
- Мой храбрый мальчик… Отпусти меня, - сейчас, на границе миров, она видит больше, чем когда-либо… чувствует, что это я не даю ей покинуть разрушающуюся куклу из мертвой плоти, - Я ведь уже почти свободна. Я снова увижу твоего отца, Карвера и Бетани. И Алисию…
- Если… если увидишь их всех… Передавай им всем привет. И скажи… скажи им, что я сожалею.
- Обязательно, - улыбается краем уже ставших непослушными губ, и по восковой щеке сбегает единственная, мутно-розовая слеза. – Я так горжусь тобой… Отпусти же меня…
- Прости.
Нить выскальзывает из пальцев, рассыпаясь невидимой пылью – и тело окончательно обмякает в моих руках. Где-то в груди закипает крик, полный боли и ненависти, но я лишь стискиваю зубы, прижимая к себе то, что осталось от последнего близкого мне человека, что связывал меня с далеким свободным прошлым, в котором еще не было крови и боли. Последний осколок распятого на Алтарях детства…
- оОо –
Сверхчеловек ловит луч полуночного солнца,
Рану в груди исцелит ловко пойманный жар,
Смех и экстаз… Твой рассудок в агонии бьётся,
Боги мертвы - ты их в сумерках зимних распял -
Распял, чтоб назваться богом,
Выше власти рабов убогих,
Ради власти над самим собой!
В Клоаке – пусто. Удивительно пусто, на самом деле, словно все те отбросы общества и беженцы, что населяют ее, чуя мое приближение, попрятались в свои норы. И это правильно, потому что сейчас я не буду разбирать, кто заступил мне дорогу – ублюдок из Хартии, выкормыш Общества или несмышленый ребенок. Ненависть горит отравляющим саму душу огнем – жгуче-ледяным, вымораживающим мысли и человеческие чувства. Найти. Догнать. Завершить то, что не завершил.
Переходы смазываются в сознании, путаются, но меня ведет нечто большее, чем память. Меня ведет чутье – и едва ли не впервые за последние годы я отпускаю свое Проклятие, и оно голодным Зверем рвется впереди меня, выслеживая свою добычу. Разорвать. Разодрать в мелкие окровавленные лохмотья. Уничтожить – так, чтобы и следа не осталось.
Он стоит на дальних галереях, что-то внимательно высматривая внизу. Правильно, тварь, именно те, нижние, коридоры и переходы станут для тебя последним, что ты увидишь. Юный – по моим меркам – пособник монстра. Глупый молоденький крысеныш, падальщик, жаждавший научиться запретным Школам. Что ж, ты познаешь их обратную сторону – ту, что прячется на другом конце клинка Некромага, на кончиках его пальцев, в его зрачках. Агонию, что будет длиться так долго, как я захочу…
Это не вернет мне никого из тех, кто погиб по вине треклятой магии. Это не избавит меня от боли. Но это – освобождение, подобное тому, что испытываешь, вскрывая загноившуюся рану. Быть может, хотя бы после этого она начнет подживать…
Он верещит, словно поросенок, хватает меня за исчерченную кровавыми трещинами Малефикарума кисть, что поднимает его за шею над полом, не позволяя дернуться, и взгляд его вначале затекает осознанием… а потом – и неизбывным ужасом, но крик затихает, едва он видит мои глаза.