- Пить будешь?
Я не ослышался? Нет, определенно, мне никогда не понять этого эльфа. Только что он был готов меня растерзать - и вот уже протягивает бутылку Агреджио, утирая тыльной стороной перчатки губы.
- И за что ты пьешь? – успеваю стиснуть зубы, чтобы не договорить «на этот раз».
- Сегодня – годовщина моего побега. Astia vala femundis! Хочешь послушать историю?
С губ само срывается:
- Мне нравится слушать, как ты болтаешь…
Его смешок – с ноткой опьянения, но неожиданно добродушный. Он, кажется, и сам не понимает, как мучительно слышать в его фразах невольный флирт…
Мне плевать, что он несет – потом, если будет нужно, я вспомню все до малейшей паузы – но сейчас… сейчас я всего лишь позволяю сознанию наслаждаться. Еще несколько мгновений близости, не физической, но духовной. Опять ворованные – ведь он вновь пьян. Пусть – хотя бы так я ощущаю себя не совсем одиноким.
- Однажды раб – раб навсегда…
Я и сам не понимаю, о ком сейчас говорю…
Перечерченные лириумом губы кривятся в неловкой и неумелой улыбке, но гораздо важнее – выражение облегчения в его глазах – когда я соглашаюсь, что этот вечер – совсем неподходящий.
Одиночество вгрызается в тело ледяными клыками. Как все было просто…
- оОо –
Снова пьянка, снова Изабелла завела свою шарманку про козла и пожар… снова нет Андерса. Он почти никогда не приходит. Может, и к лучшему – мне хватает и безудержной тяги к мрачному подобию себя самого – сидит, дуется на плохие карты, теребит кружку с дерьмовым Корфовым виски.
Скоро вновь напьется до невменяемого состояния. Проверено. И мне в компании Варрика опять тащить его в Верхний город, выслушивая поток пьяного бреда – с каждым разом все более откровенного. С каждым разом все более жестокого. С ним хорошо молчать, но слушать его поистине непереносимо, потому что яд его откровений затекает в вены, медленно убивая душу.
Тяжело под понимающим взглядом обретенного кровного брата стискивать зубы, когда он бормочет о проклятых тевинтерцах, о магии, о рабстве и снова о тевинтерцах. Тяжело отводить глаза от искаженного яростью лица, когда он выплевывает ругательства на новоимперском, в которых поминает всех Богов и Равных, и при этом удерживаться от желания уронить на землю, поставить на колени, прижимая стопой к земле – за непокорность, за длинный язык, за неуважение и богохульство. Тяжело смотреть на белые линии на его коже – и давить, словно слепого щенка, желание припасть к ним губами и зубами, впиваясь-вгрызаясь в плоть. Тяжело удерживать в руках непослушное тело – и не желать содрать с него рукодельный доспех Мятежников с Сегерона, Воинов Тумана.
Тяжело, когда он неловко хватает за грудки и шипит прямо в лицо о своей ненависти ко мне – из-за того, что я похож на кого-то из его прошлого, чувствовать на губах его пропитанное спиртом дыхание – и не желать… не желать его.
И от этого я лишь острее ощущаю – мне нет места здесь. Среди тех, кто никогда не знал всей темноты и грязи рабства, не видел Алтарей и текущих с них ручьев крови, не думал даже, что это вообще возможно. Я – дитя другого мира. Мира по ТУ сторону от тенет Карманов и Безвременья.
Волчонок – тоже… но он сумел заставить себя вырваться оттуда.
А я – не смог.
Он строит для себя новый мир – вне власти Семи, вне покорности, вне подчинения, создает свою собственную веру, чтобы заполнить пустоту, что он сотворил сам – вырвав из сердца, души и тела Империум. Только вот вера его – стеклянная. Один удар реальности – и она рассыплется серебристо-лириумным песком. Смогу ли я увести его из-под этих ударов?
Сомневаюсь.
- оОо –
Песок на Рваном берегу отливает зеленью – слишком жарко, слишком душно. До лета остаются считанные дни – а у нас, как обычно, прибавляется работы. Мерриль что-то тихонько напевает себе под нос, но я ясно вижу – она волнуется, и Изабелла, отправившаяся с нами «просто так», держится поблизости от нее, готовая в любой момент помочь и поддержать, вытащить из накатившей волны мрачных мыслей. Варрик что-то вполголоса доказывает Фенрису – и Волчонок этим чем-то явно не доволен…
Воздух пахнет солью…
И кровью. А еще – знакомой до отвращения силой. Учуял бы раньше, если бы не щиты… и не то, что я непозволительно расслабился за годы вдали от… дома. Дома, да. Мое спасение и проклятие. Ненавижу.
Охотники – глупы. Это все, что я могу сказать. На профессионала Данариус расщедриться явно не захотел – а профессионалы в Империуме исключительно моей собственной выучки… эти же идут на Призрака как на простого шахтера – лишь с арканами и слабосильным мальчишкой-учеником, которому самая верная дорога на Алтарь – за непригодность.
Бой завершается быстро… но вот то, что я слышу мне совсем не нравится. Адрианна помнит меня – я даже не сомневаюсь в этом.
И снова всплывает вопрос – а только ли за Фенрисом пришла эта команда?
И вообще, а ожидалось ли, что они смогут привести его назад? Не думаю. Данариус никогда не был самоуверенным… тщеславным и амбициозным – да, но не самоуверенным. В Империи это – чревато. Потому что всегда найдется кто-то сильнее тебя. Даже если ты Архонт – ты должен помнить о своей уязвимости в садке с тилларийскими пираньми, имя которым – Магистры и Иерархи Империума. По совместному решению Мерриль и Белла поворачивают обратно в Киркволл, с негласным наказом – поднимать по тревоге Андерса, чтобы был готовым принять пациентов, если что, а в путь к загонам работорговцев к северу от города выдвигаются только трое.
========== Киркволл. Бритвы и огненный ветер ==========
Пальцы дрожат, на стекле чертят символы силы,
Смотрят в холодную тьму орёл и змея,
Острая боль, словно скальпелем, сердце вскрыла,
Демон свободы сумел спрятать там смерть огня -
Огня, что лишён покоя,
Огня, что с тобою спорит,
Но не может вывести на свет!
Безумье - твоё проклятье,
Спасенье твоё,
Над бездной в твоих объятьях
Вечность в испуге замрёт.
Сжимает пальцы, смотрит волком, готовый вбить кулак мне в лицо. Какой же он еще ребенок… Какой же он пугающе-светлый, при всей той темноте, в которую уже окунулся… Иной раз мне страшно касаться его – страшно запятнать кровавой грязью, что стала частью меня долгие годы назад.
Они так похожи… с каждым днем я все больше в этом убеждаюсь. С каждым днем все сильнее запутываюсь в эмоциях – жарких, чадных, душных. Запретных. Слишком у меня мало времени, чтобы позволять себе что-то большее, чем откровенный флирт на грани неприличия.
Он ненавидит меня – я знаю. Он не раз это говорил. Еще бы – с моей откровенной неприязнью ко всем, кто владеет Проклятием магии… Ему не понять. Мне – не объяснить. Потому что иногда нами движет нечто большее, чем эмоции – но вот описать это «большее» ни у кого язык не повернется. Я вижу огонь ненависти в его взгляде – каждый раз, когда я сообщаю, что магия – это Проклятие, что это бич мира, что лучшим решением было бы перебить всех, кто наделен этой страшной силой… и он не понимает, что в первую очередь я говорю не о тех крысах, что обитают в Кругах – отнюдь.
А еще, что гораздо важнее для меня, хотя я все еще не могу понять – почему и как это случилось – он… надломлен. Ему тяжело – сейчас, когда в его разуме сшибаются, словно пара рыцарей на турнире, два противоборствующих сознания. И это корежит его, выворачивает наизнанку.
Я помогаю ему – им обоим – как могу… но этого мало. Я вижу, я ощущаю это всеми огрызками своих чувств…
Впервые это случается примерно через полгода после возвращения с Троп. Как я мог пропустить предпосылки?! Позор, я обязан был понять, что он идет к этому, еще до того, как в его голову пришла окончательно оформившаяся мысль! Безумие. Чистейшее, ничем не замутненное безумие…
Так похоже на то, что я вижу в другом месте…
Залитый алым пол – только теперь это совсем не вино… тонкая бритва рядом с безвольной ладонью… глубокие порезы на запястьях и сгибах локтей, сочащиеся густой темной комковатой кровью…
Ошибка? Осознанный выбор? Мне уже наплевать, потому что это действительно не имеет значения. Самым важным остается почти замерший пульс на яремной вене – и прервавшееся дыхание. За моим плечом – друг и брат, но что он может?
- Варрик… закрой помещение. Быстро.
Он слушается беспрекословно – и выполняет просьбу-приказ стремительно и четко. Четыре секунды – и помещение уже заперто – от глаз и ушей тех, кто мог бы случайно сюда прийти…
- Только не уходи, пожалуйста, ради Семи, только не уходи, душа моя… Я вытащу тебя… все будет хорошо… только держись, глупый мой… - почти беззвучное, на грани слез, и болезненно-яркое, на грани срыва, сияние целительной магии, окутывающей лежащее на моих коленях тело… Перехватить Нить – удержать, укрепить готовые разорваться концы… Так сложно, когда руки дрожат.
Эмоции – плохое подспорье… Я так жалею, что оказался здесь, так жалею, что мы не отправились… да хотя бы в тот же Минратоус! Плевать, я мог бы вернуться к Хозяину… но не было бы всего вот этого. Ни боли. Ни страха. Ни потерь.
Был бы привычный быт – кровь, Алтари, тела, самоистязания…
Насколько все было бы проще…
Я не умею плакать. Только вот почему то и дело перехватывает дыхание, почему огнем горят веки, почему зубы стискиваются до скрежета? Его кожа возвращает краски мучительно медленно, но, по крайней мере, это все же происходит.
- Будешь его отчитывать?
Коротко мотаю головой. Нет. Он вообще не должен об этом знать. Потому что он должен продолжать меня ненавидеть – быть может, тогда я разберусь в себе и выкину их обоих из головы… Потому что чувства имеют свойство отравлять разум, мешая связно мыслить…
Потому что я никогда и никому не пожелаю оказаться связанным с монстром вроде меня. Тем более – не пожелаю этого никому из них…
- оОо –
Мечется по клинике, перекладывая с места на место листки с манифестами и прочей мелочью. Что-то поспешно дописывает, сворачивает, пихает в конверты…
- Завещание составляешь? – знаю, что это жестоко. – Тебя уже нашли, скоро придут?
- Выродок! – его голос пышет яростью, но с каждым днем в нем все меньше ноток ненависти… почему? Мне не понять… - Здесь становится все хуже! Храмовники с каждым днем все ближе подбираются к клинике, и это мое убежище уже почти перестало быть тайной для них… Не ты ли постарался?!
- Чу, осади, если бы постарался я – они бы уже стучали в дверь, причем сразу с Клеймом наперевес.
- Ублюдок!
- Не поверишь, но мы все – ублюдки. Отец, как-никак, был магом, Церковь его брак не освящала, - ухмыляюсь и с трудом успеваю увернуться от тяжелого удара. Выводить его из себя – неожиданно приятно… почти как злить Аколита Лукасана на Бдении… Передергиваюсь от сравнения, что не скрывается от его взгляда, но он, как ни странно, молчит. Вздыхаю, - Может, тебе стоит спрятаться понадежнее?
- Пусть приходят, - в его голосе мрачное предвкушение, а в глазах – лазурные искры.
- Чшшш, не гони коней, Андерс. А то ведь запру так, что никто не доберется, - почему? Почему я то и дело свожу все к грубым намекам? Почему именно с ним не могу сдерживать весь свой яд, всю свою боль, всю свою ненависть?
- Никогда и никому не позволю больше себя запереть! – шипит, выплескивая силу – яркую, сочную, вцепляется пальцами в ворот, притягивая вплотную к себе, так близко, что я ощущаю его дыхание на своей щеке… Проклятье, как же тяжело удержать руки, невольно тянущиеся к нему – обхватить, сковать, усмирить буйный нрав… - Даже тебе!
- Даже? Я должен почувствовать себя польщенным? – нестерпимо.
- Из-за таких, как ты! ВСЕ, что происходит с магами в мире – из-за подобных тебе!
Если бы ты знал, насколько прав, душа моя…
- оОо –
Они с Волчонком – словно гаатлок и огонь. Чуть позволь соприкоснуться – и рванет так, что снесет половину города. Две крайности. Две противоположных бусины одной низки… Слишком разные. Слишком похожие. Это почти физически больно – видеть их рядом и не иметь возможности стать ближе. Не допускать возможности стать ближе.
Краем глаза слежу за Андерсом. Собирает травы, задумчиво смотрит на морскую гладь – словно ждет чего-то. Или, может, кого-то? Ветер треплет перьевую накидку и светлые волосы, но он лишь крепче сжимает губы, глядя вдаль… И снова я стискиваю пальцы в кулаки, борясь с желанием обхватить за плечи, прижать к себе, отвести с его печальных глаз спутанные пряди – как в тот день, когда на полу лечебницы валялась бритва, чью блестящую сталь покрывали алые пятна…
Он подобен горячему ветру, что готов в любой миг утихнуть, раствориться в лучах заката… или превратиться в сметающую все на своем пути огненную бурю – и никогда не знаешь, чего ждать. Быть может я – пристрастен, но… что я могу поделать? Взгляд сам скользит с одной фигуры на другую…
Под ребра врезается кулак Варрика:
- Кхм-м, Хоук, думаю, нам стоит идти.
Он всегда знает, когда вырвать меня из моих размышлений…
- Спасибо.
Подмигивает, усмехается – невесело и криво, отходит в сторону – позволяет собраться с мыслями. Он прав. Нам пора. Идут за мной по первому зову, но косятся друг на друга неприязненно, возводят стену отчуждения – только вот я чувствую, что все тут гораздо… сложнее.
Ненависть – удобный щит, но… почему же последнее время этот щит стал казаться бумажным? Андерс смотрит задумчиво, пристально, неотрывно, завешивая глаза неровно обрезанными прядями, молчит, но того и гляди посыплются искры – и этот взгляд, на самом дне которого теплится то огонь, то пронзительная синь Исконной Тени, завораживает, словно… словно взгляд Хозяина. Сколько уже я зарекался смотреть ему в глаза? Сам не вспомню – и каждый раз нарушаю данное себе же слово, утопая в благородном янтаре как комар.
Все чаще зло огрызаюсь на малейшее его словно, все чаще оставляю его в городе, не рискуя брать с собой свое искушающее безумие, все чаще избегаю заглядывать к нему в лечебницу, все чаще неловко отдергиваю руку, если он случайно касается моей кожи, все чаще засыпаю, с трудом разогнав воспоминания о тонких сильных пальцах. Все чаще в полуяви-полусне, спасаясь от кошмаров, шепчу лишь два имени – и сам не знаю, чье хочу прокричать в полный голос…
Все чаще обрываю единственную всплывающую мысль: «Я твой».
- оОо –
И снова он мечется по лечебнице – яростно переворачивая ящички и коробки с бумагами, звенит склянками, едва их не разбивая, что-то ищет – или просто пытается сбросить раздражение. Наблюдать за ним – почти наслаждение. Ворованное. Жестокое. Мучительное.
Идея, что посетила мою голову – безумна. Как и все, связанное с ним.
На моей ладони лежит, обжигая кожу, амулет с Сиглой Семи – тот, который все эти годы я носил на своей шее. Амулет Тевинтерской Церкви – символ всего того, что есть предел мечтаний Андерса достойном и справедливом мире для магов. Он не знает. А я не собираюсь рассказывать. Пусть живет счастливой иллюзией о стране, где не притесняют лишь за то, что ты можешь повелевать Стихиями.
То немногое, что я могу себе позволить. Ему не понять, что значит этот дар с моей стороны.
- Андерс… у меня есть кое-что для тебя.
Останавливается, невольно косясь на меня, хмурится, недоверчиво хмыкает:
- Что, предписание Рыцаря-Командора о моем аресте?
- М-мм, нечто столь же опасное для твоей жизни, как я полагаю.
Касание его руки – словно ожог, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не отдернуть пальцы. Удивлен? Знаешь, ты невероятно похож на кота, когда вот так распахиваешь глаза – не хватает лишь встопорщенных ушей.
- Это… Это амулет…
- Тевинтерской церкви, да.
- Где ты… Нет, не говори, не надо. Ты хотя бы понимаешь, что за ношение этого украшения приговаривают к казни?
- Потому и говорю – не менее опасно.
- Ты – ненормальный… ах, да, я тебе это уже говорил.
Пожимаю плечами. Я никогда этого и не отрицал. Теперь уже он удерживает подвеску на ладони, кончиком пальца прослеживая линии Сиглы – и я невольно так же слежу за этим движением, стискивая зубы. Зачем я вообще все это начал? Зачем пришел? Ведь так успешно почти месяц избегал пересекаться с ним…