Но что она задумала? Неужели собирается сама там всех убить? Нет, ну, конечно, там всего три человека, из которых опасны только Губернатор и Мартинес, и я ей об этом говорила, но риск все равно огромный! Или она собирается лишь умыкнуть Андреа? Или просто проследить, чтобы подруга не передумала в последний момент и вернулась в тюрьму? Или что?
И ожидание возвращения их всех с этой встречи становится еще более томительным.
====== 18. А вот на такой расклад я точно не подписывалась... ======
Все ругаются и снова спорят о том, что нужно делать в сложившейся ситуации. Теперь уже и Глен не прочь выехать за пределы тюрьмы, ведомый геройским порывом успеть перехватить Мишонн и не дать ей сорвать мирные переговоры. И не потому, что парню так уж жалко одноглазого придурка, который его девушку там обжимал, нет. Это просто какое-то огромное и, с моей, крайне авторитетной, точки зрения, очень нездоровое доверие к Рику. Ха! Это они еще не знают, что он через месяц-другой без малейших зазрений совести бросит их всех на произвол судьбы, то есть на очень широкие, но такие психологически хрупкие плечи Дэрила, и свалит окучивать грядки с помидорами.
Я философски поглядываю на солнце и размышляю о том, куда, если что, побегу прятаться, а то, как знать, как именно повлияет на судьбу героев сериала, а теперь уж и мою, порыв Мишонн, которой Мэрл рвется прийти на помощь. Ну а потом уже высказать ей, как она была неправа. Он опять едва не начинает драться с Гленом, но Мэгги с Кэрол, прибежавшей на крики из кухни с зажатым в ладони ножом, утихомиривают ссору, не иначе, как чудом. Все, недовольные друг другом, расходятся, настроение пропадает даже у меня, Бет сюсюкается с хныкающим ребенком, делать совершенно нечего.
- Эй, Рыжая, чего там у тебя с шеей? Да не дергайся, не укушу, блин! – хмыкает раздраженный Мэрл, который, как и я, кажется, больше всего ненавидит ждать того, что от нас не зависит.
- Я… эм… ну… – само собой, объяснить, что шею я потянула, на английском у меня не получается, и я пытаюсь показать наглядно, дергая головой и взвывая от жуткой боли, пронзившей мои многострадальные мышцы, или что там у меня так болит.
- Маша-Чупакабра, – подталкивает меня к моей камере он, усаживает на койку, присаживается рядом и, склонившись к моему лицу, доверительным голосом сообщает: – я знаю, почему ты до сих пор жива.
- Почему? – шиплю я, все еще кривясь и прекрасно зная, что он ответит.
Что я еще жива, потому что предназначена ему самой судьбой и, пока не удовлетворю его моей грудью и прочими прелестями, как минимум, раз сто, провидение не позволит ему меня потерять. Ну, конечно, в менее романтичных выражениях, хотя кто его знает, вон, библиотеку чувак в Вудбери любил посещать, не совсем пропащий. А там мало ли, может, он и вовсе тайный профессор филологии, прикидывающийся хамоватым реднеком исключительно для развлечения.
- А потому, – медленно подносит он свою целую руку к моей шее, осторожно убирая косу со спины и перекидывая ее на грудь, – что ходячим ты на хрен не сдалась. Мозгов у тебя и так нет, уничтожать нечего. Они тебя за свою принимают.
- Ха-ха-ха, – говорю я громко и безразлично и отодвигаюсь от этого нахала, который бесцеремонно принялся разминать мою шею.
- Сиди! – прикрикивает он на меня, пододвигаясь и снова касаясь ноющего места. – У тебя хоть мозгов нет, так чувства самосохранения хватит на всех этих идиотов местных вместе взятых. А эта, блин, самурайка черномазая куда поскакала в одиночку? Героиня нашлась, думает, если спасет вдруг Блонди и сама нахрен не убьется, то ей перепадет чего? Вот ведь, блин, лесбиянок развелось – конец света на дворе, я думал, бабы при таком раскладе сами будут запрыгивать с разбегу, еще по дороге срывая с себя лишние шмотки, а эти заразы дурью маются. И на кой они тогда нужны вообще? Хорошо, хоть ты не такая. Ну а шериф все равно на тебя не поведется, так что тебе один путь…
«В постель к Дэрилу», – мысленно заканчиваю я за него и, уже не вслушиваясь в очередной виток размышлений о том, что Мишонн надо мужика, причем, чтобы месяц ее из камеры не выпускал и передохнуть не давал, и тогда, может, мозги на место у нее встанут, и она поймет, чем должна заниматься настоящая женщина. Закрываю глаза и представляю себе Мишонн, наваривающую супы и сплетничающую с Кэрол о мужиках. Нет, ну, первое мне вполне представляется, показывали ведь нам отрывок из ее прежней жизни. Да и второе, наверное, не так уж невозможно…
Теплые, умелые пальцы, своими мягкими движениями почти снявшие всю боль, заставляют меня позабыть даже о Мишонн, и я невольно повожу плечами, расслабляясь и едва сдерживая стон облегчения. В голову лезут воспоминания о Дэриле, который так соблазнительно валялся вчера на койке, а поглаживания, перешедшие уже почему-то на затылок, вызывают на моем лице блаженную улыбку. Следом приходит очередь плеча, а потом и второго. Хрипловатый мужской голос негромко что-то говорит, а я почти не разбираю слов.
Там есть что-то о красоте, и мне невероятно приятно – еще ни один мужчина не говорил мне, что я красивая. Там есть что-то о моих великолепных волосах, и я согласна – это моя гордость. Там есть что-то о моих губах и глазах, и я покрываюсь румянцем, пока теплые пальцы, слегка сдвинувшие мою рубашку, словно невзначай задевают мою ключицу, то и дело поднимаясь к шее, скользя по подбородку, приближаясь к приоткрывшимся губам. Там есть что-то о моей груди, и я распахиваю глаза, только теперь понимая, где я, с кем я, и что вообще происходит.
Уже вплотную подсевший ко мне Мэрл касается губами моей шеи и тянет руку к самому дорогому – то есть к декольте. И я даже не успеваю сообразить, как дергаюсь, шарю ладонью под подушкой, разворачиваюсь и приставляю к горлу почему-то смеющегося Диксона нож. Опускаю взгляд и не сдерживаю всех знакомых мне выражений нашего великого и могучего языка. Нож, как я его и оставила, завернут в веселый девичий носок в розовую и белую полоску, и опасным оружием не выглядит. Интересно, Мэрл вообще понял, что это такое?
- Слышь, красапета, раз уж с шеей твоей разобрались, – как-то до обидного легко смиряется Мэрл с тем, что продолжения банкета ему не светит, – а ну, давай, выдай мне пару фраз на твоем венгерском, или на каком ты там базаришь.
- На русском! – снова оскорбляюсь я. – И чему тебя научить? Здороваться? Спасибо говорить?
- Нахрен надо, – хмыкает он. – Ты мне давай маты ваши. А то мало ли, встречу я какого-то этого вашего русского чувака на медведе верхом, так надо же будет закорешиться. А ничего так не сближает людей, как…
- Ругань? – хлопаю глазами, но все же помечаю себе в голове на всякий случай: вдруг в деле покорения Дэрила пригодится?
Как знать, как знать… Вот ему и Кэрол, и Бет рассказывали, какой он весь из себя хороший. И что? А ничего! Так, может, его надо полить с ног до головы отборными матами еще и вмазать как следует, чтобы он, наконец, влюбился?
- Точно, Рыжая! Сечешь! На практике проверено.
- Ты знаешь еще какой-то язык? – не очень-то верю я.
- Ну, ругаться могу на нескольких, – явно гордится собой он. – Ну, так чего, Машаблин? Все равно делать нефиг, а потратить время с пользой иным способом ты не хочешь.
- Ладно, – задумчиво киваю я. – Ладно, Мэрл.
Ближайшие полчаса я учу Мэрла парочке словосочетаний, которые пришли в мою пустую, по его мнению, голову, и стараюсь не смеяться, когда он с серьезным видом с жутким акцентом повторяет невероятно сложные по его мнению русские слова. Хотя да, выбранные мною слова простыми для иностранцев назвать, наверное, сложно, но можно счесть это моей маленькой местью. Может быть, поймет, что не так уж я и глупа, раз их язык почти понимаю и порой даже мысли могу формулировать на нем! А попади они в мою страну – и пары слов бы не связали!
Шаги и голоса в блоке дают понять, что что-то произошло, и мы с Мэрлом спешим узнать новости из первых рук, выходя на улицу и скользя взглядами по прибывшим. Рик выглядит уставшим, задумчивым и еще более рассеянным, чем обычно. Судя по всему, Губернатор его снова спаивал, то есть не снова, а так же, как и в сериале. Хершел тепло улыбается всем. Дэрил ловит мой влюбленный взгляд и отворачивается, делая вид, что и совсем ни разу на меня не смотрел. Ну а Мишонн, даже не кивая мне, проходит мимо, судорожно сжимая кулаки.
Я делаю шаг вперед, не давая себе времени на раздумья и, видя только безразличный профиль Дэрила, который меня вчера, между прочим, в постель сам затащил, и плевать, что немного не по тому поводу, по которому бы мне хотелось, ну, или не очень хотелось, то есть, в то время не хотелось… Короче! Это я сейчас должна из себя неприступную девицу корчить, а не он! Ну, или… не совсем неприступную.
В очередной раз падаю в объятья Рика и едва сдерживаюсь от желания наступить ему побольней на ногу, чтобы не стоял истуканом, а хоть как-то обнял меня в ответ. Черт, ну хотя бы из вежливости! Но лидер замер и, кажется, даже не дышит. Совсем довели болезного...
Слышу чей-то смешок и обиженно шмыгаю носом, отстраняясь от Граймса: а чего это, как Бетти, так можно было его обнимать, а как с меня, так все смеются? Чтобы не выглядеть дурой, обнимаю и Хершела, который ласково похлопывает меня по плечу, и медленно, с многообещающей недоброй улыбочкой поворачиваюсь к попятившемуся в ужасе Дэрилу.
- Только попробуй, – буркает он и скрывается в тюрьме от греха, то есть от меня, подальше.
Все улыбаются, немного расслабившись после полного тревог ожидания, и только Рик выглядит напряженным, косо поглядывая на меня. Неужели так проникся моим телом, которое целую минуту совсем не страстно, конечно, а исключительно ради дела, прижималось к его? Или так боится за свою честь? Или уже страдает из-за принятого решения сбагрить Мишонн в руки маньяка ради сомнительного мира во всем мире, то есть на территории этой конкретной тюрьмы? Не угадать…
Собрав нас после обеда, Рик сообщает о том, что нужно готовиться к скорой войне. Из разговоров окружающих я узнаю о том, что Мишонн они встретили, уже отъехав от места встречи, с огромным трудом убедив ее вернуться с ними. А вот Андреа на встрече не присутствовала, что было очень странно. Неужели мои слова что-то изменили? Но что, и чем теперь это все закончится?
Я задумчиво брожу по тюремным коридорам и вдруг слышу раздающиеся из внутреннего дворика голоса Рика и Хершела. Прекрасно знаю, о чем там речь, но все же подхожу ближе, прислушиваясь: уж очень странным мне показался Рик после возвращения со встречи. Кажется, в сериале он таким не был. Или был, а я, как всегда, все просмотрела, пялясь на Дэрила?
- Я не сказал всего группе, – с трудом выговаривает слова Рик, зато его медленная речь очень понятна для меня. – Губернатор просит не войны. Он устроит войну, только если мы не выполним его условия.
- Что он хочет? Чтобы мы ушли? – спокойно интересуется Хершел.
- Нет. Нет. Он хочет, чтобы мы отдали ему Мишонн. И Машублин.
И вот тут меня пробирает оторопь. Я прижимаю кулак ко рту, прикусывая костяшки пальцев и снова пытаясь проснуться. Эй, что за ерунда?! Откуда этот больной на голову одноглазый псих знает обо мне, и зачем я ему нужна? Нет, я на такое не согласна! На это я точно не подписывалась! И вообще… Он не в моем вкусе, вот!
====== 19. Тюрьма слезам не верит ======
Наверное, так сильно я не испугалась, даже когда увидела самого настоящего ходячего рядом. Там все было слишком быстро: просто волна паники, отвращения, недоверия. И не было времени на то, чтобы оценить весь ужас своего положения, успеть себя пожалеть, подумать о том, чего я лишусь в случае смерти… Ни на что времени не было. А вот теперь его слишком много.
Понимая, что бросаться на Рика с кулаками или, что, наверное, гораздо более действенно, со слезами и соплями, смысла все равно нет, я тихо прикрываю дверь и, стараясь не топать, надеюсь, что бесшумно бреду по коридору. Задеваю плечом тихо выругавшегося и, после отсутствия какой-то реакции с моей стороны, удивленно покосившегося на меня Дэрила и нахожу другой выход из тюрьмы. Выхожу во двор, вглядываюсь в наступающие сумерки и невпопад вспоминаю, что в сериале своему верному помощнику Рик тоже сообщил о том, чего хочет Губернатор. И Дэрил, как обычно, согласился с ним. Просто согласился отдать Мишонн. Значит, согласится отдать и нас обеих? Почему они так верят Рику? Почему?
А может быть, Дэрил даже по поводу женщин советуется с другом, старшим, если не по возрасту, так по положению? Приходит, долго мнется, и своими привычными выражениями осторожно намекает на то, что он тоже человек и, помимо сна и тарелки каши, ему нужно кое-что еще. Называет шепотом имя и выслушивает получасовую, очень убедительную, лекцию по поводу того, почему ему не подходит выбранная дама сердца. Да уж, какая ерунда только не придет в голову, которая отчаянно не хочет впускать мысли о том, что сейчас важней всего.
О моей судьбе.
- Э-э-эй, привет, – проходя мимо сетки, вижу я сидящего на одном из столбиков ворона, внезапно всхлипывая.
Он смотрит на меня своим черным глазом и словно понимает. Даже ходячие на секунду замирают у ограды, как будто прислушиваясь. Кажется, у меня окончательно сносит крышу, никакой Марисабель мне уже быть не хочется, с каждым днем я все больше забываю о родном доме и хочу просто… просто выжить. Во что бы то ни стало!
А еще – поговорить с кем-то. Честно, открыто, по душам. Поплакать и пожаловаться, говорить взахлеб, не задумываясь о переводе и уместности слов. Говорить на родном языке, зная, что меня понимают. А что, если я вообще никогда не вернусь уже? А что, если больше никогда-никогда не услышу ни одного осмысленного русского слова? А что, если вся моя прошлая жизнь была сном?
Или нет, не так… А что, если моя прошлая жизнь была обычной жизнью, а потом я уехала в США, зачем-то… Хотя бы на каникулы. Тут начался конец света, я жила с какими-то людьми и даже выжить сумела. А потом на нас напали или что-то еще случилось. Меня чем-то очень сильно шандарахнуло по голове, из-за чего моя психика вычеркнула из памяти все начало зомбиапокалипсиса, и наделила меня неким даром угадывать кое-какие события. Версия ничем не более фантастическая, чем та, при которой я из собственной постели попала прямо в сериал, правда?
- Ты далеко летаешь? – грустно улыбнулась я все еще сидящему рядом ворону. – Хотя нет, наверное, даже ты так далеко не летаешь. Через целый океан. Это слишком далеко. И самолеты больше не летают. И корабли не ходят. И я никогда не вернусь домой. А здесь я чужая. А еще… еще я тут никому не нужна. Я для них – бесполезная, глупая иностранка. Просто лишний рот, который нужно кормить и который можно отдать Губернатору, чтобы он оставил их всех в покое. Он, конечно, не оставит. Он ведь псих, знаешь? Но я этого им не докажу… Они не поверят. Не поймут. А если и поймут, то уже будет поздно. Для меня поздно, понимаешь?
- С ходячими общаешься? – раздается сзади насмешливый голос Мишонн.
Я провожаю взглядом медленно поднявшегося в воздух ворона и робко оглядываюсь, слыша в ее словах не только насмешку, но и почти что обреченность. Неужели она так сильно переживает из-за этой выдачи? Думает, что в этот раз все получится, и она окажется в лапах Губернатора? В красках представляет, как он будет ее пытать? А может быть, насиловать? Или еще что-то…
- Что пошло не так? – оказывается, совсем не о том думала она. – Где Андреа?!
- Я не знаю. Честно, не знаю. Она должна была быть… – пожимаю плечами и вдруг начинаю, кажется, что-то понимать: – Она рассказала ему. Все рассказала. Твоя подруга… Она и не хотела возвращаться! Хотела опять что-то... эм, уладить.
- Андреа не идиотка,- холодно бросает Мишонн, но взгляд, устремленный куда-то в землю, дает понять, что она и сама сомневается в своих словах.
- Губернатор просит теперь не только тебя, – продолжаю я и, увидев, как дрогнули ее ресницы, добавляю: – Ему нужна еще и я. Откуда он обо мне узнал? Я с ним точно не знакома. Ему Андреа все сказала!
- Откуда ты знаешь? Днем поспать успела? – спрашивает она о чем-то непонятном, и мне приходится поднапрячься, вспоминая свою версию о вещих снах.
- Нет. Я услышала. Полчаса назад. Рик говорил Хершелу.
- Отлично, – закатывает Мишонн глаза раздраженно.
- Отлично, – повторяю я истеричным голосом, понимая, что вот-вот сорвусь – не железная ведь. – Просто супер! Все пошло по-другому. А если нас отдадут, он нас убьет! Убьет! А может… сбежим?