– Ну, я бы тоже не отказался узнать, кто он такой, – пожал плечами Гвин. – Но когда я очнулся, его и след простыл.
Разговор на какое-то время прекратился. Ари о чём-то задумалась. Гвину, напротив, думать не хотелось. Он смотрел в огонь и слушал унылые песни ветра, свистящего в развалинах, наслаждался долгожданным покоем. После многодневной беготни наперегонки с Голодом уютные посиделки у костра казались ему верхом блаженства. А ещё лучше становилось оттого, что Гвин не один. Пусть Ари оставалась для него незнакомкой, но она оказалась из того редкого вида незнакомцев, которые ни с того ни с сего понимают тебя лучше, чем все давние знакомые. Словно мысли, покидая твою голову, приходят на ум другому человеку, а его мысли летят к тебе. Ну разве не здорово?
От задумчивости на переносице Ари пролегла морщинка, что делало её строгое лицо слегка забавным. Выглядела она на двадцать с хвостиком, но во взгляде сквозили твёрдость и опыт, какие бывают у бывалых вояк. Только из-за него Гвин дал бы ей больше тридцати. Очертания подбородка и скул имели в себе нечто либрийское, но слишком правильный, утончённый нос наводил на мысли о нейратских корнях. И всё бы ничего, но это признаки взаимоисключающие, потому что у северян совсем другая форма лица.
Кто-то, наверное, назвал бы её хорошенькой, кто-то – даже красивой, но кантернцу было всё равно, как она выглядит. Он давно не обращал внимания на обёртку, потому что по себе знал, насколько она обманчива. Снаружи ты обычный парень, а внутри – жуткая Бестия, пожирающая менее опасных, но всё же на редкость смертоносных тварей. И выглядишь ты на двадцать два, но на самом деле тебе сорок три, а жизненного опыта у тебя на все девяносто. Внешность – лживая цыганка. Другое дело – взгляд, манера говорить и вести себя. По ним Ари раскусила Гвина за несколько минут. Не всё, конечно, но основу… Что это говорит о ней? Рыбак рыбака?..
– Тебе не хотелось вернуться в тот день и сбежать от Тиссана?
Вопрос застал Гвина врасплох. Кантернец поймал себя на мысли, что они с Ари уже с полминуты смотрят друг на друга, и смешался.
– Кто, я? – встрепенулся он. – Не-е-е. Зачем оно мне? Я давно привык жить так. Я теперь почти бессмертный и вообще… веду войну со злом! В своём масштабе. Тот человек, который жил у Тиссана, уже не существует. Он спёкся, понимаешь? Умер. Облака ему пухом. А у новой жизни свои прелести. О пропитании не надо беспокоиться, о ранах всяких – тоже. Спешить некуда, обязанностей никаких. Надо только раз в три-четыре недели жрать какую-нибудь особо вкусную химеру, а в перерывах – живи в своё удовольствие! Полная свобода. Хочешь – пей, хочешь – танцуй. Хочешь – каждый день в новом месте просыпайся, ничто тебя не держит. Да многие за такое по доброй воле бы душу демону продали!
Расписывая свои реалии, Гвин даже повысил голос и вдохновенно зажестикулировал. Но Ари хоть и мягко улыбалась, его энтузиазма, похоже, не разделяла.
– Думаешь, никогда не устанешь от жизни? – спросила она тихо.
Кантернца этот вопрос неожиданно уязвил.
– Я каждый раз после насыщения как заново рождаюсь, – соврал кантернец, не моргнув глазом. – Пока даже близко не устал.
– Пока ты и жил не так уж много.
– Зато насыщенно. И вообще – кто бы говорил! Уж побольше твоего!
Ари впервые засмеялась – весело, искреннее и очень заразительно.
– Сколько мне по-твоему? – спросила она с хитрым прищуром.
Гвин разом посерьёзнел.
– Мне папа говорил, что с девочками об их возрасте говорить неприлично, – степенно сказал он.
– Хорошо, что я уже не девочка, – ещё одна хитрая улыбка. – Говори, не бойся.
– Ну… – Гвин помялся. – Двадцать пять или тридцать.
– Пятьдесят восемь.
И снова они молча смотрели друг на друга. Гвин с сомнением, Ари – с довольной полуулыбкой. В этой полуулыбке отчётливо сквозил вызов, который кантернец не мог не принять.
– Я сразу почувствовал, что ты старше, чем выглядишь, – сказал он уверенно. – Просто хотел убедиться.
– Правда? – девушка ему явно ни на волос не поверила. – И что ещё ты почувствовал?
Настало время Гвину довольно улыбнуться и выложить все свои козыри.
– Например, что ты одна, но при этом тебя двое. Просто вторая скрыта в Эфире. А ещё у тебя есть Дар, но не очень сильный – хватит на взрыв или на светоч, но заклинания посложнее тебе вряд ли дадутся. Твоё тело намного сильнее и крепче человеческого, но ты вполне смертна. Если прикидывать, – он зажмурился и для пущего эффекта потянул ноздрями воздух, – жизненного запаса твоей сущности хватит ещё лет на пятьсот, может пятьсот пятьдесят. Нигде не ошибся?
Взгляд девушки изменился – теперь в нём появилось нечто новое, чего Гвин не мог распознать. Она больше не улыбалась.
– Да, – уронила она. – Впечатляет. Что-нибудь ещё?
– Да, есть кое-что ещё, – Гвин кивнул. – И это очень странно, никак не могу себе объяснить. Твои эманации нравятся моему попутчику. Собственно, именно так я и понял, что ты не человек. К людям Тварь равнодушна – они безвкусны. А ты ей будто ближе, чем они. Наверное, это из-за той, второй, которая в Эфире. Уж прости, если чем задел, но я тоже говорю то, что вижу. Точнее, ощущаю.
Ари смотрела на него так пристально и серьёзно, что кантернцу стало не по себе – а вдруг лишку хватил с эффектом неожиданности? Не хотелось бы понапрасну человека обижать…
– Скажешь, кто ты? – спросил Гвин несколько просящим тоном.
Вместо ответа Ари вдруг выпрямилась и начала расстёгивать тёплый нейратский нашейник. Гвин в очередной раз смешался и затаил дыхание в ожидании продолжения. Избавившись от накидки, девушка расстегнула верхнюю пуговицу на рубахе и потянула за уголки ворота, оголив тонкую шею и ключицы, на одной из которых белел еле заметный шрам.
А потом в ямочке между ключиц засияла маленькая звезда.
– Раз ты столько чувствуешь, сам скажи.
Кантернец даже приподнялся, чтобы рассмотреть поближе это чудо: желтоватого оттенка свет будто рождался ниоткуда и совершенно точно не являлся заклинанием. Но главное, что с его появлением «запах» Ари стал настолько ярким, что дух захватило; естество девушки словно выпустили из непрозрачной бутылки, в которой оно было заточено. И нет, человеческого в нём было не больше, чем дёгтя в пресловутой бочке с мёдом. Едва увидев таинственный огонёк, Гвин понял, что это – мост между двумя ипостасями одной сущности, но решительно не мог себе представить, как и почему они взаимосвязаны. В этом дуализме было нечто гармоничное, будоражащее… первозданное.
То есть совершенно непонятное. От начала и до конца.
Гвин поднял взгляд на лицо Ари и честно признался:
– Не имею ни малейшего представления.
Хотя взглядом он, конечно, сказал куда больше.
Он чувствовал себя букашкой, которая услышала прекраснейшую симфонию и поняла из неё только полагающуюся ей букашечью часть. А без восприятия Бестии он вовсе увидел бы только огонёк и ничего больше.
Огонёк погас, и «запах» снова стал еле уловим, а Гвина словно вернули в тёмный погреб после недолгой прогулки на свежем воздухе. Скорее наитием, чем развитым шестым чувством в конце кантернец ощутил, что вся эта чудесная энергетическая система внутри его новой знакомой не в порядке. Что-то с ней было не так. Но разве разберёшься, что именно?
– Я пуэри, – сказала Ари, застёгивая рубаху. – Не удивляйся, если раньше о нас не слышал. Нас уже давным-давно не должно быть.
– И всё же ты здесь, – возразил Гвин. – Вот и расскажи о себе. Такой был уговор.
– Ладно, ладно, – Ари вздохнула, как показалось кантернцу – немного напоказ. – Я родилась незадолго до Великого Света. Отца не видела, он погиб во всей этой заварухе. Мама меня воспитывала до шести лет.
– Они тоже пуэри? Твои родители.
– Нет. Ни один из них. Это долгая и очень запутанная история, в ней сам Лукавый ногу сломит. Не стану рассказывать, даже не проси.
– Почему?
– Запутаться боюсь! Главное, что я произошла… не совсем естественным путём. А единственный, кто в этом разбирался, исчез уже очень давно.
– Ладно, опустим. Так что случилось, когда тебе было шесть?
– Мама умерла.
Гвин не стал бы заострять внимание на столь трагичном факте, но нечто в голосе Ари заставило его проявить бестактность.
– Тоже не совсем естественным путём, видимо?
Девушка пронзила его взглядом, и Гвин тут же прикусил язык. Но не успел он открыть рот для извинений, как Ари вдруг продолжила:
– Её убили. Хоть мне никто и не верит. Просто никто не видел, кроме меня. На нас напало существо, у которого не было тела, только бесформенный чёрный силуэт. Я его поэтому так и называю – Бесформенный. Может, ты слышал о таком?
В голосе Ари на миг прорезалась тщательно подавляемая надежда, и Гвину вдруг очень захотелось ей помочь.
– Опиши подробнее, – попросил он, изобразив повышенное внимание, хотя в этом и не было нужды.
Ари передёрнула плечами – видимо, воспоминания были слишком яркими и неприятными.
– Он будто поглощает всё вокруг себя – и свет, и звук. Когда он близко, закладывает уши, трудно двигаться и дышать. А если коснётся тебя… в общем, он коснулся мамы, и она тут же упала. Мёртвая.
– …А потом?
– А потом он исчез. Растаял.
Гвин поджал губы, напрягая память, но ничего похожего вспомнить не смог.
– Прости, – сказал он. – Я не знаю, что это такое. Может, какой-то особенный демон.
Ари потупилась.
– Да ничего. О нём никто ничего не знает. В целом мире.
С минуту тишину нарушал только вой ветра и треск догорающего костра. Чтобы он совсем не погас, Гвин встал и подбросил дров. Ари сидела, глядя в одну точку, и её настроение по лицу не читалось. Кантернцу даже стало неловко оттого, что он залез собеседнице в душу. Вряд ли она любила посвящать в тему своего детства посторонних, а Гвин эту границу нагло нарушил. Поэтому он попытался немного сгладить положение.
– Я потерял родителей чуть позже, но всё равно могу себе представить, насколько тебе пришлось туго.
– Вообще-то тебе было хуже, наверное, – Ари вяло улыбнулась. – Я ведь не осталась на улице ни с чем. У меня была названная тётка, бабушка, Лей, Рэн… Они меня вырастили, обучили, жаловаться не на что. И вообще, в этом мире только я могу похвастаться тем, что меня обучил настоящий охотник пуэри! Кроме него самого, конечно. Лет с семи Рэн меня тренировал. Пока не бросил и не испарился.
– Как так?
– Да вот так. В один прекрасный день он просто не явился. Это было, кстати, аккурат в мой двадцать пятый день рождения. Представляешь? Один из самых близких, тот, кто был со мной практически всю жизнь, кто натаскивал меня почти двадцать лет, вдруг взял и не пришёл. Ни через день, ни через год. Ни по сей день.
– Обидно, наверное.
– Не то слово. Поэтому поняв, что он больше не придёт, я решила, что пора мне отправиться в свободное плавание, как говорила тётушка Хелия. Вот, тридцать с лишним лет путешествую…
– Одна?
– Одна.
– Понятно.
Ари взглянула на собеседника с прищуром.
– Что тебе понятно?
– Я понял, откуда ты взяла свою метафору, – пожал плечами Гвин. – Ты сама как грифон-альбинос. Всегда в дороге, всегда одна. Не одинока. Именно одна. Я ведь правильно понимаю, что кроме тебя и твоего исчезнувшего наставника на свете больше нет пуэри?
Во взгляде девушки что-то снова изменилось, и кантернцу в очередной раз стало не по себе. Честно говоря, он чуть не вздрогнул. Впечатлительным Гвина было не назвать – ему и конечности доводилось терять с бо́льшим спокойствием. Так что назревал вопрос: это его так расслабило после еды, или с этой женщиной действительно всё непросто?
Гвин спросил себя об этом и решил, что не хочет знать ответ. Так было интереснее.
Ари не ответила на вопрос, но и не возразила. Только укуталась в плащ и села, поджав ноги. Внимание её снова поглотилось пламенем костра.
«Кажется, всё-таки расстроил, – подумал Гвин с досадой. – Надо было помягче о таком, не все же, как я, со всем смирились».
Разумеется, он не имел в виду ничего плохого. Ведь она была права в том, что Гвин – вынужденный неприкаянный одиночка. Сравнение весьма точное… Но и что с того? Подумаешь, одиночество. При правильном подходе оно даёт намного больше, чем отнимает. Ведь уют домашнего очага – это крохотное место, кокон, в который люди себя добровольно заворачивают, отгораживаясь от бесконечности мира. Пусть в одиночестве нет тепла, зато оно доверху заполнено свободой.
Гвин вряд ли смог бы теперь обойтись без этой свободы. Единственные кандалы, которые он таскал на себе – Голод – к счастью, замещали собой все остальные. Так что, положа руку на сердце, сколько бы ни хотелось себя жалеть, давали они больше, чем отнимали. Может, Гвин и пожалеет об этих словах во время следующего голодания, но ему нравилось быть тем, кто он есть. Грифоном-альбиносом.
А вот Ари, видимо, не нравилось. Ну что ж, её можно понять. Если воспринимать одиночество как бремя, то одиночкой быть совсем не хочется…
Но тут есть забавная штука. Если один грифон-альбинос встретил другого грифона альбиноса, то так ли они одиноки?
– Знаешь, – сказал он неожиданно для самого себя, – мне кажется, твой Бесформенный должен быть как-то связан с Великим Светом.
Ари подняла на него заинтересованный взгляд.
– Ведь тогда начались всякие странности, – продолжил Гвин. – Появились сильные химеры, немаги, всякие божества повылазили. Много кто об этом говорит. Вдруг и он тогда же возник? Что скажешь?
– Скажу, что уже давно об этом думаю, – ответила Ари с лёгким удивлением. – Пришла к тем же выводам.
– А может это вообще было разовое явление, – ободрённый успехом, развивал мысль кантернец. – Какое-нибудь энергетическое возмущение…
– А вот это вряд ли.
– Почему?
– Потому что пару лет назад он напал на меня.
Ари как будто собиралась сказать что-то ещё, но поджала губы и промолчала.
– Мне это тоже интересно, – Гвин понял, что нащупал нужную ниточку, поэтому продолжил за неё тянуть. – Все эти странные существа и места. Потому что… ну… я их ем. Точнее, кормлю питомца-сожителя. Если бы понять, из-за чего это всё стало появляться и причём тут Великий Свет, может, я бы смог разобраться с Голодом раз и навсегда.
– Может, и сможешь, – кивнула Ари. – Особенно с учётом того, что я узнала.
Она замолчала, но Гвин терпеливо ждал. Он знал, что теперь продолжение точно последует.
– Придётся, видимо, начать с начала, – сказала Ари, устроившись поудобнее. – После второго нападения Бесформенного я еле выжила. С ним невозможно сражаться, в его присутствии даже думать почти невозможно, и воздух как будто… кисель. Ты убегал когда-нибудь в ночном кошмаре? Хочется из кожи выпрыгнуть, а ползёшь, как улитка. Вот рядом с Бесформенным всё ещё хуже. Меня спасла случайность, которая вряд ли повторится, и только благодаря ей мне удалось сбежать. Так что для меня это теперь вопрос выживания.
– Уверена? – усомнился кантернец. – Между его появлениями прошло сколько? Пятьдесят лет? Походит на то, что ты дважды оказалась не в том месте и не в то время. Кто станет ждать целых полвека?
– Он появится снова, – тоном, нетерпящим возражений, отчеканила Ари. – Совпадений не бывает. Раз он напал дважды, то явится и в третий раз. Через пятьдесят лет, через день – я хочу быть готова к его появлению. Поэтому я начала копать. Как и ты, я давно сопоставила факты и поняла, что появление новых выродков и прочего привязано к дате Великого Света. Раньше мне не было до этого дела, но теперь я себя спросила: а если Бесформенный – тоже часть этих изменений? И вернулась туда, где он напал на меня.
– И что там? – не выдержал до крайности заинтригованный Гвин.
– Там остался его след. Энергетический, конечно. Кое-что в нём показалось мне знакомым, поэтому я начала охотиться на самых необычных чудовищ, каких только могла найти. В какие только дыры я не залезала в последние два года! Ну ты, вижу, понимаешь… Так вот в итоге могу сказать следующее. Существа нашего мира, даже такие как химеры и отродья, либо оставляют совсем другой след, либо не оставляют никакого. Но некоторые из них – угадай, какие именно – оставляют след похожий