Я споткнулась о кочку, чуть не уронила камень, обернулась и заорала. На меня из лесу смотрело жуткое существо с обвисшими веками, оно открыло рот и что-то мне сказало. Но я не услышала ни слова. На вопль никто не вышел, я будто не орала во все легкие, срывая горло. Замолчать получилось только когда я упала, поскользнувшись и больно ударилась о землю. Существо исчезло. Горло саднило, а в ушах звенело.
В доме все шло как обычно: Юра воевал с печью, Фома обнимался с топором и Знат читал старую газету.
– Вы ничего не слышали? – сипло спросила я.
– А что мы должны были услышать? – подал голос Юра.
– Ну, крики, – неуверенно сказала я.
– Слышали, – хохотнул Юра, я нахмурилась, – под крышей всю ночь чайки кричали.
– Ага, чайки, – отозвался Фома. – Одна чайка, которая никак не могла заткнуться до рассвета.
Юра пропустил это замечание мимо ушей.
Получается, меня никто не слышал. Это было странно, жутко и очень неприятно. Остался только Знат, но он ничем не выдавал себя, сидел и читал газету.
– Ты тоже ничего не слышал? – я села рядом и заглянула в газету.
Знат внимательно посмотрел на меня.
– Кого ты видела?
– Я тебе сейчас лицо откушу! – прорычала я, сама не от себя не ожидая. Можно долго испытывать чужое терпение, и в один прекрасный момент оно закончится. Можно долго водить человека загадка далеко да около, и в один прекрасный момент ему это надоест.
Знат засмеялась, громко, привлекая к себе внимания, аж до икоты. А потом успокоился так же резко, как завёлся.
– Так кого ты видела?
– Понятия не имею, – злобно ответила я. – Но я испугалась, а ко мне никто не вышел. А если бы на меня напали?
– На территорию никто из темных всяких зайти не может, а с речной галькой никто увидеть тебя не может. Я же тебе сказал, что это защита.
– Значит ты меня слышал?
– Только глухой такие вопли пропустил бы. Так мы выяснили, что Фома и Юра – глухие. Могут не бояться того, кто шел за нами.
Мне стало очень холодно под телогрейкой, я прижалась спиной к нагревающейся печке и еще раз посмотрела на камень. Он действительно менялся, принимал очертания бегущего человечка или веточки.
Чтобы успокоиться, я стала наблюдать за Юрой и Фомой. Глухие, почему они глухие? Они ведь все слышат, отвечают.
Фома рассказывал, что он одержим местью, и его цель только найти этого палача, повторял это несколько раз за день. Правда, я очень сомневалась, что он вообще способен хоть кого-нибудь убить. Топор был для устрашения, но мужчина даже самую мелкую дрянь не мог выгнать из дома. В поленнице жила крыса, которая забежала в дом и спряталась за печкой. В итоге Фома сказал, что не будет ее трогать, потому что может раздавить.
А Юра очень бурно переживал за какого-то своего друга. Последнее, что он слышал в рации, были крики с одной из точек. Гвардейцы накрыли акцию раньше, чем та состоялась. Еще он постоянно корил себя за то, что выкинул свою рацию. Сначала, мол, испугался, что по ней его могут засечь, теперь страдал, что потерял единственную связь со своими.
Знат продолжал читать свою дурацкую газету. Я пыталась разобрать слова, но краска выцвела и в перевернутом состоянии прочитать было невозможно.
– Самая жесть была, когда все только началось, – Фома вдруг ударился в воспоминания, отстав наконец от топора. – Стали собирать данные со всех семей: у кого как давно идёт род, сколько родных, были ли разводы, кто умеет общаться со всякими, кому передавали умение. Первыми под удар попали старики, естественно.
– Да, у меня соседка была, – вставил Юра. – Классная бабка, у неё белье всегда сохло, даже под дождем, а кошка весь дом от мышей спасала. За ней пришли, когда последний снег шёл, а как увели, снег прекратился.
– После первой ночи вообще нормальная погода прекратилась, – Знат включился в разговор, сел рядом с печкой, прислонившись спиной к тёплой стенке. – Как и нормальная жизнь.
Все опять замолчали.
– Мы в район вообще пойдём? – встрепенулся вдруг Фома.
– Так не хочется, – пробормотал Юра.
– Никому не хочется, но и жить тут у нас не получится, – топор с досадой воткнулся в скамейку. – Кто-то ходит вокруг постоянно.
– Фома, – Знат вдруг резко наклонился к нему. – А ты случайно не знающий? Шиликунов подкормил, домового обнаружил, видишь кого-то.
– Да ты что! – испугался тот. – Я же говорю, что плохо у бабки своей учился. Могу по мелочи только, что помню.
– Уничтожали всех, даже тех, кто по мелочи, – заметил Знат.
Фома промолчал.
– Я рацию хочу свою найти.
Юра вдруг резко подорвался и выскочил на улицу, а потом вернулся.
– Только, я бы переоделся, во что-нибудь потеплее.
Фома молча махнул на рюкзак, который вчера бросили и забыли. Пледы нашлись дома, а про одежду никто и не подумал.
– А мы всей толпой пойдём? – спросила я.
– Хочешь, оставайся, – ответил мне Юра.
Я замотала головой. Перспектива сидеть в холодной доме одной, меня не устраивала.
– А цель оправдывает средства?
– Зависит от цели и средств.
– Ну, например, у тебя выбор – уничтожить полмиллиона человек, чтобы остальные шесть миллиардов жили. Ты на это пойдёшь?
– Надеюсь, я не буду стоять перед таким выбором никогда.
За окном мело, зима добралась до города только в феврале и во всю отыгрывалась на облетевших деревьях и не успевших спрятаться прохожих. На окне сидел чёрный кот и пытался поймать снежинки, прилипшие снаружи.
В старой кухне было уютно, на газовой плите шкварчал чайник – скоро закипит. На столе разложили порезанный рулет. Один взял гитару, второй тупил в окно, периодически отвлекаясь на кота, третий сидел в интернете.
– Собираемся раз в полгода, а о чем поговорить не знаем, – Знат положил телефон и посмотрел на друга, тот перебирал простенький аккорд.
– А о чем можно говорить, когда просто хорошо? – второй оторвался от кота. – Я машину перебрал, теперь с проводкой все хорошо.
– Ага, зато дверь не закрывается, – хохотнул Знат.
– А мы проект новый запускаем, будем строить большой объект в калужской области. Поедешь с нами? Твои фольклорные знания нам очень пригодятся, устроим небольшой лекторий для желающих.
Знат кивнул. Он сидел и думал, что должно произойти, чтобы уничтожение такого количества душ оправдало спасение остальных. Что-то либо очень плохое, либо непреложное. И точно не ему решать, поступать так или нет. И точно не ему в этом участвовать.
Нет ничего более зыбкого, чем определенно точное. Когда пришло Лихо, Знат лишился друзей, в душе стало расти чёрное пятно, которое захватывало его целиком. Если бы у него был выбор: отдать огню того бухого кретина, что вылетел на встречку и снес машину с ребятами, или самих ребят, он бы не задумываясь отдал первого. Только первый выжил, отмазался и свалил. Чёрное пятно стало еще больше. Лихо подпиталось чужой болью.
Черный кот сидел рядом со Знатом и кивал: цель оправдывает средства. В данном случае все именно так и должно быть.
То, что за нами кто-то шёл, Фома и Юра увидели на второй день. Та самая лыжня в грязи теперь полностью опоясывала наш дом и уходила обратно к городу. Следы, которые раньше вели в глубь леса, исчезали. Хватило часа, чтобы они стали еле заметными. А к вечеру уже нельзя было понять, куда это что-то ходило.
– Интересно, как оно по ступенькам на лыжах передвигается?
Я мысленно представила, как эта тварь переступает длинными ногами по ступенькам моста. Жуткого моста, который меня пугал, когда я была маленькой и продолжал пугать сейчас.
Этот мост казался мрачным напоминанием того, что будет, если люди уйдут с насиженных мест. Сейчас это стало памятником всему, что тут случилось.
– А может оно не через мост, а через дорогу сигает? Пролезает сквозь забор и чешет по асфальту.
– Ага, осталось только понять, кто этот кто-то, давайте к метро сходим, заодно и этого кого-то поищем?
Желание Юры найти свою рацию стало перерастать в какую-то манию. Он был уверен, что его ищут, и что, найди мы средство связи, он сможет договориться со своей командой, и нас всех переведут в другой район. А что там, в этом другом районе, никто не знал. Но всяко лучше, чем здесь, в брошенном доме, вокруг которого наворачивает круги всякое странное.
Юра так яростно доказывал, что нас точно выведут, послушав его, что Фома не выдержал.
– Мне нравится, как ты нам по чуть-чуть рассказываешь о себе, – в его интонациях я услышала те самые нотки, которыми Юра хвалил меня за отсутствие истерики. – То тут, то там всплывают все новые и новые подробности. Теперь вот, оказывается, эти все компании еще и под тобой.
– А ты, можно подумать, весь из себя такой праведный мститель, правосудие совершить хочешь, – огрызнулся Юра. – Шаришься по спальным районам с топором. Может ты из мародеров? Вон, как лихо всю квартиру осмотрел, сразу нашёл, что годно, а что нет. Может у тебя и трагедии никакой не было? Напоролся на топор во сне, вот и придумал байку, чтобы позорный шрам обьяснить.
– Да как ты смеешь? – Фома подскочил и выхватил топор из-за пояса.
– Носишься с этим куском металла, как с писаной торбой, – не унимался Юра, шаря глазами по дому в поисках оружия.
– Я тебе сейчас этот кусок металл между глаз посажу! – орал Фома.
Знат сидел в углу и смотрел на свару, потом перевёл взгляд куда-то в угол и улыбнулся своей, уже фирменной, улыбкой.
– Кажется, в доме злыдни, – проговорил он задумчиво. – Или переруги, у них одна природа.
– Да помолчи ты, не до тебя, – отмахнулся от Зната Фома, готовясь метнуть топор.
Юра успел вовремя нагнуться, лезвие просвистело над головой и отскочило от печки, углом задело юрину руку, но только слегка поцарапало.
– Да ты обалдел! – Юра кинулся вперёд на Фому. Завязалась драка.
Я вылетела на улицу, не хотелось попасть в это круговорот мечущихся туда сюда рук и ног. Следом вышел Знат.
– Они друг друга не убьют? – спросила я, прислушиваясь к звукам из дома.
– Синяки новые поставят и успокоятся, – ответил тот и поднял голову к небу.
Я посмотрела туда же. Облака висели плотным белым полотном, местами с серыми пятнами. Мороси, к которой уже успела привыкнуть и не обращала на неё внимания, не было. Изо рта густо выходил пар.
– Снег пошёл, – сказал Знат задумчиво, – это хорошо. Это признак перемен.
Я удивленно посмотрела на парня, потом ещё раз на небо. Действительно, оттуда медленно падали снежинки. Мелкие-мелкие, еле заметные на фоне светлых облаков, но удивительно яркие, на темных волосах Зната.
– Вы говорили, что тут очень давно не было снега, – заметила я.
– Да, последний раз шёл снег, когда убили первого знатка. В тот день белые мухи кружили особенно резво, мешали бойцам сосредоточиться. Словно не хотели, чтобы эта бойня начиналась. Интересно, есть ли у снега способность думать?
– Фома говорил, что остался последний знающий, который может все исправить. Может, этот первый снег – надежда, что все вернётся?
– Не вернётся, – покачал головой Знат. – Всех знающих убил палач.
– Который был одним из них, – закончила я.
Знат кивнул, открыл дверь, а сам отошёл за неё.
– Выпусти злыдней за порог, – сказал он мне.
Я посторонилась. Клубы грязи, ворча и переругиваясь вылетели яростным вихрем и скрылись в высохших ветках гортензии. Наверное, летом она очень густо цветёт.
Я посмотрела вслед злыдням, а потом перевела взгляд на Зната.
Слухи ходят про последнего знающего, последнего. Который всех убил. Которого все ищут. И хоть я не верю в этот мир, у него есть свои правила и свои персонажи. И я поняла, наконец-то поняла, что за персонаж Знат. Что именно он забыл в спальном районе вместе с этими нелепыми мстителями.
– Знат, – позвала я тихо.
Он не услышал, зашёл в дом, ветром закрыло дверь.
– Знат, я знаю, что ты здесь делаешь, – я говорила шепотом, боясь, что он меня услышит, при этом очень желая обратного.
Паника охватила меня. Захотелось выть, бежать в лес, потеряться, попасть на рога лосю. Что угодно, но не заходить в дом. В дом, где каждый из них мог убить. Где каждый был олицетворением какой-то проблемы.
– Просто из двух зол…
– Выросло третье.
Сказали у меня под ногами два голоса и с громким топотом убежали в лес. Я обернулась им вслед. Между чёрных деревьев стояла пустота и снова смотрела на меня. Пустота очень хотела подойти ближе, но защита не пускала. Я больше не кричала от его видал, не было смысла. Тогда пустота развернулась и ушла в сторону города, загребая чёрными ногами так сильно, что борозды в грязи стали глубже. Не было никаких лыж, просто это существо вообще не поднимало ноги.
Chpt 4
Приказ вышел быстро. Там словно вообще не обсуждали этическую сторону вопроса: убить, значит убить. Нарушит это равновесие в мире или нет, никто не задумывался. Говорили даже, что некому было задумываться. Первыми жертвами были на знатки, первые жертвы остались там, на своих местах, обтянутых кожей. Никто не мог сказать точно, кому теперь принадлежит город, и почему надо выполнять приказы. Поверх всех логотипов и гербов налепили дерево, страшное, искореженное. Что именно оно значило, никто не мог понять, но домовым оно не нравилось, а знающие старались лишний раз эту тему не поднимать. Все чаще в квартирах вспыхивали ссоры, и еще чаще в подъездах что-то плакало, выводило из себя.
Исполнителя нашли почти сразу, он сам вызвался, пришёл и предложил свои услуги. Знающий, который мог вычислить любого. Он же научил Охоту искать, он же подал идею, что всех, кто останется проще согнать в коммуналки в центре. Зачем держать внимание на огромной территории, по которой размажутся тонким слоем недовольные?
Город можно не закрывать, без знатков соваться за МКАД будет опасно. Не одни ауки уже почувствовали свободу и стали завывать среди высоких панельных домов.
Говорили, что он не просто так взялся за это чёрное дело. Словно затеял какую-то странную игру с бедой, которая пришла в этот мир. Вот только те, кто так говорил, погибали первыми. Он убивал их всех.
Я зашла в дом следом за Знатом, тихо прошла к своему месту у окна и села. Знат обернулся, посмотрел на меня и просто пожал плечами.
Просто. Пожал. Плечами.
Могу поспорить, что он понял, о чем я думала. Фома так часто трещал про свою миссию найти этого палача, делился мнением, куда этот ирод мог деться. Абсолютно уверенный, что из города он не уходил. Такие люди приманивают себе подобных, за ним паровозом шли бы всякие разные.
И почему у Фомы даже мысли не возникало, что это может быть Знат? А что будет, если я выскажу эту мысль? Если за ним охотятся, значит быть рядом опаснее, чем одному блуждать по городу.
Я снова посмотрела на Зната, тот покачал головой.
– А если ваш мир не настоящий? – сказала я не то, что хотела и нахмурилась.
– В плане? – отозвался Фома.
– Ну, если вы, вот это все – я обвела рукой пространство. – Мой сон, а я сплю сейчас в вагоне, потому что страшно вымоталась и потеряла картину?
– О, так ты художник? – Юра зацепился явно не за ту мысль, которую я ожидала.
– Да, я рисую. Не о том речь, – попыталась я вернуться к теме.
– А портрет нарисуешь? – спросил Фома.
– Вы издеваетесь?
– Почему сразу издеваемся? – обиделся Фома. – Так просто спрашиваем. Вдруг ты умеешь рисовать портреты.
– Умею, – буркнула я. – Но что вы все таки скажете, если этот мир не настоящий?
– Если? – переспросил Юра. – А ты докажи, что это «если» так и есть.
Он с силой ущипнул себя и показал мне расползающийся синяк.
– Скажешь, выдуманный? – Юра потряс рукой прямо у меня под носом.
Запах пота буквально сшиб меня с лавки, заставил закашляться и отвернуться.
– Запахи, по твоему, тоже выдуманные? – спросил Знат со своего места.