Знак сокола
Я закончила раскрашивать фигурку и поставила её сушиться. Как только краска высохнет, я натру её закрепителем, и подарок будет готов. Собственно, это даже не совсем подарок: парнишка честно заслужил право зваться чебурашкой. Но игрушка - это так, шутка. Мы все такие носим, кто на поясе, кто к сумке цепляет, а кто вместо брелка приспособил. Особого смысла в них нет - в нашей команде и двадцати человек не наберётся, и все друг друга в лицо знают, опознавательные знаки нам не нужны. Просто приятно знать, что где-то на другом краю Империи мой друг цепляет на пояс смешного зверька, точно такого же, какого я вырезала сейчас.
Прибрав в комнате, я задумалась, чем бы заняться дальше. Хоть я и дома, но всё же в большей степени как бы в гостях. Последний раз я приезжала сюда лет пять назад. Мама хоть и обижается, что я почти не заглядываю домой, но ни слова не говорит, когда я сообщаю ей, что снова уезжаю в командировку и не знаю, когда вернусь. Она совершенно искренне считает, что я работаю психологом в одном очень секретном военном учреждении. Подбор персонала, релекс, налаживание конфликтов и всё в таком роде. Я не спешу её разубеждать, так же как и сестёр. Тем более что в нашей команде мне иногда приходиться выполнять работу психолога.
Я пошла на кухню, где мама готовила праздничный обед, но в коридоре столкнулась с сестрой.
- На кухню? Не советую. Мамуль готовит! Меня только что выставила.
Я понятливо вернулась в комнату. Долго побыть наедине с мыслями мне не дали: дверь с грохотом распахнулась.
- Гэль, Машка звонила, она приедет к обеду, так что всё нормально!
- А кроме неё кого мы ещё ждём?
Наивный взгляд сестры мог бы обмануть кого угодно, но не меня. Просто по поводу приезда домой сразу двух непоседливых дочерей мама бы не стала так серьёзно уединяться на кухне.
- Та-а-ань!
- Ну что - Тань? Машка придёт, так спроси у неё. Я вчера с ней в городе виделась, так она говорит, у мамы есть кто-то, но она боится, что он нам не понравится. Но очень хочет нас познакомить.
В этом вся мама. Столько лет мы живём сами по себе, а она всё равно опасается нашего недовольства.
- Ясно. Семейный обед по всем правилам скуки и тоски. Лучше бы она нас выпихнула погулять, чтоб мы им не мешали.
- А чего нас выпихивать? Мы и сами сбежать можем. А, Гэль?
- Машка одна будет или со своим?
- Одна. А что?
Я схватила телефон, благо по рабочей привычке ещё в порту подключила его к местной сети. Зарплата у меня немаленькая, но это же не повод платить за местные вызовы как за межпланетные. Судя по горестному вздоху сестры, она такой предусмотрительностью не отличалась.
- Слушаю! - Официальный голос сестры ответил почти сразу, будто она ждала звонка.
- Привет, Машенька! Это Галина.
- А, Галинка! Привет! Не узнала твой номер.
- Ничего страшного. Слушай, мы тут планируем сбежать с обеда как можно раньше. Ты с нами?
- Не очень это хорошо...
- Хорошо, хорошо! А то она так и будет всю жизнь на нас оглядываться. Короче, скажи своему, чтобы заехал за тобой. Заодно я сбегу, якобы вы меня подвезёте в музей.
- Я тебя и не якобы подвезу, у меня и своя машина есть.
- Это потом. И надо придумать, куда Танюшку пристроить.
- Зачем пристраивать? Заберу её с собой, ты то с ней уже наболталась, а я? Не волнуйся, завтра верну её в целости и сохранности. Или послезавтра...
- Тогда до вечера!
- Увидимся!
Довольно улыбаясь, я оглянусь к сестре, и мне стало не до улыбок: больно уж хитрющие глаза глядели на меня из под русой чёлки.
- Что?
- Что - что?
- Та-а-ань!
- Ну что Тань? Вечно Тань!
- Ты в музее ведь была уже? - Догадалась я.
- И что? Ты ведь всё равно туда поедешь, а я просто сказала, когда ты появишься дома.
И не поспоришь - поеду. Только теперь, раз меня там ждут, придётся собираться всерьёз. Но с другой стороны, почему бы не побыть просто собой, воскресить пострелёнка Гэла, ещё не знающего что такое настоящий бой. Я разложила на кровати костюм из псевдокожи, кольчугу, наручи, шлем. Меч аккуратно поставила рядом. С замиранием сердца я открыла нижний ящик шкафа, где среди призов, грамот и наград лежал пояс. Тот самый. О, Великий Перун, как давно это было!
Если вспомнить, с чего всё началось, даже захочется сказать "отцу" спасибо. Спасибо за то, что бросил семью, практически лишив нас детства, ведь нам тогда пришлось начать работать до двенадцатилетия. Может, это показалось кому-то странным, всё-таки мама зарабатывала неплохо, да и пособие помогало, но мы понимали, что достойное будущее на эти деньги не построишь. Если не хочешь всю жизнь прозябать на аграрной планетке, весь экспорт которой - натуральная еда (весьма дорогое удовольствие на просторах галактики) и эксклюзивные изделия ручного труда (настоящая диковинка в мире синтезаторов), волей-неволей начнёшь крутиться. И мы крутились. Отец всю жизнь сидел на пособии, так что с алиментами было туго, вот мы и развернули бурную деятельности.
Мама у нас - художник-модельер. Она покупает лён на нашей мануфактуре и шьёт из него одежду, отделывает вышивкой, тесьмой, кружевами. Очень красиво получается. Туристы из интерактивного музея на её вещи сразу западают. Они приезжают к нам на несколько дней, где погружаются в атмосферу быта древней земли, точнее, Руси дохристианского периода. Наши очень древние корни, каким-то чудом сохранившиеся во время расселения, изоляции, объединения и прочих катаклизмов.
А почему музей интерактивный? Да потому что, тебе не только покажут жизнь наших предков, как в театре, но и предложат поучаствовать в ней. Тут тебе и вечерние посиделки с рукоделием, и работа в поле, и ткачество, и охота (заменённая фотоохотой), и рыбалка. И неважно, что ты ничего не умеешь, тебе всё объяснят, всему научат. А чтобы не забывали наши гости науку, мы им предложим купить всякие пяльцы-коклюшки, да спицы-иголки. И диск с обучающим пособием. А ещё изделия настоящих мастеров, которые гости, надо сказать, покупают куда охотнее.
Так вот туристы знакомятся с нашим давним прошлым. Кроме туристов на каникулах привозят детей из исторических клубов в спортивные лагеря. Да и взрослые у нас отдохнуть любят, что и говорить.
Иначе говоря, музей - махина нешуточная. Кроме полусотни научных сотрудников, работает масса актёров, педагогов (кто-то же должен учить гостей, если они захотят чего-то сшить или ложку себе вырезать), инструкторов (тех, кто "отроков" в дружине обучает) и вспомогательного персонала (убирать в комнатах по старинке всё равно не получается - гостей обычно много). И среди всей этой массы народа крутятся дети, играющие роль детей. Ну и помогающие взрослым. Например, некоторые присматривают за гостями, чтобы те не ходили, куда не следует, не заблудились в лесу, не утонули в реке, не растащили гостиный двор на сувениры. Если назревает проблемная ситуация, ребёнок бежит к ближайшему узлу связи и сообщает о проблеме старшей сестре или старшему брату (официально должность называется помощник менеджера-администратора, вот такая жуть). Хотя мне было всего восемь лет, меня неофициально взяли на работу: маму в музее знали, и отказать в помощи не могли. Так я стала Гэлом, сыном погибшего воина, которого мать отдала в дружину, чтобы он рос достойным памяти отца. Тогда же начался мой путь ко мне сегодняшней.
Работать в музее мне нравилось. Я приходила после обеда на свои законные четыре часа, и мы, трое детей, следили за отроками: там, полотенце вовремя подать, воды принести, помочь брони снять... Инструктора у нас были хорошие, это мы на себе тоже испытали, и в этом я вижу ещё один дар судьбы. Днём дружинники гоняли отроков за их деньги до седьмого пота, а по вечерам занимались с нами, причём совершенно бесплатно. Многие бросали, иногда вместе с работой, иногда раньше. Некоторые уходили в клубы. Кажется, я единственная, кто продержалась всё десять лет работы там.
Потом мне исполнилось девять лет, и я пошла в школу. Ничего существенного тогда не изменилось, разве что по утрам мы со старшей сестрой не могли помогать маме с шитьём из-за занятий, но после обеда я исправно приходила в музей. С началом учебного года жизнь там немного стихает, уезжают спортивные лагеря, да и обычных туристов меньше: детей на экскурсию уже не привезёшь. Но работы хватает и тогда: надо готовиться к следующему сезону, помогать нашим мастерам в их делах, присматривать за учёными, что любят приезжать к нам именно в туристическое затишье... Дел много, и, надо сказать, именно это работа нравилась мне больше.
Через два года Машка тоже устроилась на работу, смешно сказать по обычному объявлению. Шла мимо ничем ни примечательного здания со скромной вывеской 'Реабилитационный центр', а на двери свежее объявление: 'Срочно требуется технический рабочий'. Моей сестре нахальства не занимать, она и вошла, здраво рассудив, что пылесос запрограммировать она сможет, а всему остальному научится. Нет ничего неожиданного в том, что ей попытались отказать. А вот того, что хвостатая пигалица спросит, нужно ли специальное образование для работы техническим рабочим, главврач (она до главврача дошла) не ожидал, и лишь беспомощно развёл руками, тогда моя сестричка наизусть оттарабанила статьи закона о труде несовершеннолетних, включая номера параграфов. Если перевести его содержание с юридического языка на человеческий, всё получается очень просто: исполнилось двенадцать лет - можешь работать. Сестра прижилась в том центре, как я - в музее. Прижилась настолько, что стала физиотерапевтом и теперь работает там же.
А я всерьёз осела в музее. К двенадцати годам ни о каких четырёх часах в день и посменной работе два дня через два уже речи не шло. И дело вовсе не в деньгах. Мне нравилось там бывать. Когда наши менеджеры обнаружили меня, слоняющуюся без дела по крепости, они меня сразу к делу припрягли: что-то посчитать, проверить, принести, передать, текст набрать, позвонить. А в свои официальные рабочие дни я отбывала порядком наскучившую мне трудовую повинность пастухом (так с моей лёгкой руки прозвали ребят, присматривающих за гостями). Через полгода после официального оформления меня сделали старшей сестрой, объяснив, что надо было формальности соблюсти: только приняли ребёнка на работу, а сразу помощник администратора... непорядок, в общем.
В семнадцать лет моя старшая сестра ушла с работы, чтобы готовится к поступлению в Невскую медицинскую академию. Вот тут-то до меня и дошло, что нас трое. Даже если сестра получит стипендию (а она её получила), содержать её всё равно нам. Мне госстипендия не светила, поскольку моей целью была Ахтубинская социальная академия, которая стипендиатов не брала. Насчёт поступления я сильно не волновалась, а вот с деньгами была проблема, которую вполне решил бы кредит.
Так и случилось, когда пришло время. Директриса дала мне длиннющую характеристику на два листа. Я до сих пор помню её глаза, когда я робко так зашла к ней в кабинет, поговорить по личному вопросу. А вопрос состоял из заявления об увольнении в связи с предстоящим окончанием школы и поступлением в академию и просьбой о характеристике для банка. Она никак не могла поверить, что я не шучу. Надо сказать, здесь наша служба персонала здорово лажанулась. Меня должны были отправить в учебный отпуск ещё год назад, потому что по закону учащиеся выпускных классов должны готовится к выпускным экзаменам. В ту пору я уже стала помощником менеджера по персоналу и приписана была как раз к службе персонала.
Последние два года работы были просто сумасшедшими. Зимой я так и жила в музее, откуда вместе с детьми сотрудников, проживающих в музее, ездила в школу на музейной же машине. Да и в светлое время года частенько оставалась там ночевать. Едва у меня выпадала свободная минутка, я открывала ноутбук и садилась за уроки. Ко мне все настолько привыкли, что, видимо, забыли, что по закону я всё ещё ребёнок.
Кредит я получила, так что деньги, копимые на образование, остались не тронутыми. Экзамен сдала успешно, набрав тридцать семь баллов из сорока возможных (как мне это удалось, так и не поняла, всё как в тумане). Отмечать успех пришлось несколько раз. Сначала дома, потом на работе с друзьями из административного и научного секторов, а потом с дружиной. Я то хотела их объединить, но они как-то очень естественно разделились, не иначе как заранее сговорились, и я поняла потом для чего.
Впервые в одном кругу с друзьями я чувствовала себя неловко. Мои вещи я уже перевезла домой, и среди "костюмированных" воинов в "светской" одежде выглядела неуместной. А они, как назло, давай речи толкать, про то, что знали они меня, как храброго воина и верного друга, а теперь вот, перед самым уже расставанием увидели они, что я ещё и красавица, каких на всём белом свете и не сыскать боле, и всё в таком духе. Тут воевода на них цыкнул, мол, совсем засмущали девчонку. И из-за стола поманил, вроде как прогуляться, пока парни остынут. Я и обрадовалась. С воеводой разговаривать интересно, он и сам много знает, и собеседнику высказаться даёт.