Так вот, в обычном своём настроении, насколько я могла судить по рассказам Ладимира, Див был резок, холоден и скор на расправу. Поэтому сейчас Ладимиру только и оставалось, что удивляться. Я ему слегка сочувствовала, потому что ведьмак заботил меня гораздо больше.
Когда Ладимир засунул покупки в машину, Див предложил пройтись по городу. Подозреваю, что сделал он это ради Геральта. Ладимир укрыл продукты несколькими потниками, чтобы не перегрелись, и мы пошли – впереди Див и Ладимир, за ними – я с Геральтом.
Я держалась у края тротуара и убеждала себя, что ничего глупее, чем ревновать Геральта, не придумаешь. Он ведь не обязан смотреть исключительно на меня. Это если позабыть о том, что ведьмак вскоре исчезнет навсегда и тратить время на обиды просто идиотизм.
Мои переживания могли оказаться надуманными, потому что я понятия не имела, куда именно смотрит ведьмак. Геральт был слишком высок для того, чтобы можно было незаметно проследить направление его взгляда. Он вроде бы оглядывался по сторонам с умеренным интересом, и не более того.
Я изо всех сил пыталась получать удовольствие от прогулки, но ничего не получалось. Особенно раздражало, что Геральт держался немного позади меня, а порой и вовсе отставал.
Таким образом, мы дошли до парка.
Парк был небольшой, дорожки по сравнению с теми, к которым я привыкла в Москве, узкие, и народу было битком. И самокатчиков (электро-и обычных), и мамаш с детьми, и девушек в коротких шортах.
Див с Ладимиром шли вперёд едва ли не напролом. На толпу они не обращали внимания, потому что вели крайне занимательный для обоих разговор о вороном жеребце превосходных статей и превосходного (читай – злобного) характера, который был отлично выезжен, прекрасно обучен и дрался (в своё время) как чёрт, да – вот беда! – вынужден торчать в Вороновском. Хозяина его давным-давно убили, и неизвестно, сохранил ли жеребец боевые навыки или полностью свыкся с вольной беззаботной жизнью и годится только на то, чтобы крыть маток.
Я брела за ними, пытаясь отвлечься от назойливых мыслей о ведьмаке. Как обычно, помогла природа.
День был ясный, солнечный, а парк представлял собой не скопище специально посаженных деревьев и кустов, а остаток леса. Создавалось ощущение, будто находишься в настоящем лесу, и даже асфальтовые дорожки и множество народу не могли его нарушить. Солнце просвечивало сквозь густую, почти не тронутую желтизной листву, рассыпало солнечных зайчиков в кронах и на полянках. Здесь даже росли грибы – Див приметил солидных размеров подберёзовик, срезал его и прихватил с собой.
Меня всегда завораживала игра солнечного света, вот только сфотографировать её было сложно. Фотоаппарат остался в деревне, а снимать на телефон мне не нравится. Тем не менее, я всё же попыталась сделать несколько фото и отошла в сторону. Естественно, нужный угол найти не удавалось, и мы с телефоном упорно видели просвеченные солнцем листья по-разному. Наконец я отчаялась сладить с хитроумным чудом техники, убрала его в сумку и повернулась.
И увидела ведьмака.
Он стоял на дорожке, стройный, с белыми волосами, стянутыми повязкой. Глаза его на солнце стали ещё ярче. Мимо него шли люди, а он, не обращая на них внимания, смотрел на меня так, словно любовался утренней зарёй или игрой солнца в капельках росы.
Потом, когда всё закончилось, самым дорогим для меня стало это воспоминание. Возможно, потому, что тогда я впервые видела его счастливым.
Я медленно подошла к нему, не сводя с него глаз. Он улыбнулся – несмело, глазами и уголками губ, – обычная его манера, словно он не был уверен, что делает это правильно. Я провела пальцами по его щеке и привстала на цыпочки, чтобы дотронуться губами до его губ.
Я думала, что это будет лёгкий поцелуй, еле ощутимое касание, но он решил иначе. Он сжал меня в объятиях, глубоко проникая языком в мой рот, и я не стала ему противиться.
Никогда не одобряла подобных фривольностей на людях, но меньше всего я думала в тот момент о приличиях.
Потом он обнял меня за талию, и мы долго бродили в поисках свободной скамейки. Повезло нам минут через двадцать. Скамейка оказалась в тихом уголке парка, в стороне от детских площадок и прогулочных дорожек.
Мы сели. Он, как обычно, притянул меня к себе, и я прижалась к нему, положив голову на его плечо.
– Знаешь, – негромко сказал он, – если в моём мире когда-нибудь станет так же, как здесь, я смогу считать, что не зря прожил жизнь.
Я не торопилась отвечать.
– Нет грязи, нищих, увечных детей. Здесь не убивают походя, не закидывают камнями только за то, что ты не похож на других. Люди сыты и довольны. И…
Он взглянул на меня и закончил:
– … здесь зелено.
Я помедлила.
– Не во всех городах так. И не во всех странах.
Провести его не удалось.
– Ты не согласна.
– Я разделяю точку зрения Ладимира, но не буду с тобой спорить. Тем более, что здесь определённо намного лучше, чем в любом средневековом городе.
– Однако оборотни так же обыкновенны.
– Почему ты… а, поняла, почему. Тебя просто угораздило свалиться именно за моим огородом. Для меня оборотни обыкновенны лишь благодаря Ладимиру.
– Когда он рассказал тебе, кто он такой? При первой же встрече?
– Нет, конечно. Они не склонны рассказывать об этом. Даже жёны тех, кто всё-таки рискнул обзавестись семьёй, не знают, кто на самом деле их мужья. А я… Ладимир вынужден был всё мне рассказать. Это долгая история.
– Я бы охотно послушал.
Я вздохнула, но отказывать ему не хотелось.
– Мы учились в одном институте, он двумя курсами старше. И познакомились совершенно случайно…
…Думаю, мы сошлись благодаря сходству характеров. А именно – оба не любили новые знакомства и широкий круг общения, оба были скованы и зажаты. Я не сдала зачёт по литературоведению, меня отправили на пересдачу, и я грустила около аудитории. Мимо проходил Ладимир… тогда, конечно, никакой не Ладимир, а обыкновенный очень добрый парень Арсений Милорадов. У меня была настолько расстроенная физиономия, что он, хотя и был чрезвычайно застенчив, всё же не смог остаться безучастным и спросил, что случилось. Он так участливо на меня смотрел, что я рассказала ему про свою беду. Сеня помог мне подготовиться к пересдаче. С тех пор мы и начали общаться.
– Знаешь, что самое интересное? – говорила я, легонько поглаживая грудь ведьмака. – Никто из нас и не думал влюбляться в другого. Мне было восемнадцать лет, я ждала своего принца и видела его едва ли не в каждом мало-мальски смазливом парне… к счастью, они не видели во мне свою принцессу. К счастью, потому что попадались совершенные упыри… это метафора. Сеня был очень добрым, простодушным и милым другом, но абсолютно не в моём вкусе. Он в то время весил раза в три больше, чем сейчас, что автоматически делало его для меня непривлекательным. Прибавь ещё то, что он страдал от прыщей…
А он… Я не была писаной красавицей… во всяком случае, мужчины никогда не смотрели в мою сторону. Думаю, свою девушку во мне он не видел, но как друг я его устраивала.
Он выпустился на два года раньше меня. Мы переписывались, и я знала, что он безуспешно ищет работу. Потом письма от него стали приходить реже и реже, я погрязла в дипломе и экзаменах… и постепенно переписка прекратилась сама собой.
Повстречала я его года через четыре. Было начало лета, я шла на работу. А навстречу мне шагал парень – невысокий, но очень ладный, худощавый, в дорогих джинсах и футболочке, которая удачно подчёркивала его сухие мускулистые руки. И симпатичный – густые русые волосы, полудлинная стрижка, глаза большущие на пол-лица, полные губы… Правда, он был курносый и подбородок у него был маловат, но это совершенно его не портило.
Идёт мне навстречу это чудо природы и улыбается во весь рот. Я подумала, что это никак долгожданный принц на меня наконец свалился… Но нет. Это оказался всего лишь Арсений Милорадов, Ладимир от Посвящения…
– Постой, – сказал ведьмак, который внимательно меня слушал. – Русые волосы?
– И серые глаза. Со временем у оборотней этого толка меняется внешность, в ней проявляются звериные черты. Отсюда пятнистые стрижки разнообразных расцветок и не менее разнообразный цвет глаз. Чаще всего встречаются жёлтые.
…Естественно, я разглядела в нём знакомые черты, только когда он представился. Он проводил меня до работы, и я заметила, что изменился он не только внешне. От Арсения не осталось почти ничего. Ладимир был довольно развязен, нагловат и откровенно любовался собой и впечатлением, которое производил на встречных девушек.
Естественно, он не собирался поддерживать со мной знакомство, да и я к этому не стремилась.
Потом… сколько же лет прошло? Давно это было. Года через два ко мне на работу зашёл его друг. Он приходил вместе с Ладимиром, когда я оканчивала институт и мы ещё худо-бедно виделись. И он сказал мне, что Ладимира убили.
Я сама не ожидала, каким ударом для меня будет это известие. Да, мы общались несколько лет… но мало ли с кем я общалась подобным образом. Как-то моей маме звонила мама моего бывшего одноклассника и сказала, что он погиб. Поехал кататься на горных лыжах и попал под лавину. И, пусть это прозвучит жестоко, не больно-то я огорчилась, хотя мы долгое время учились вместе и даже год сидели за одной партой. Мне было его жаль, но не более того.
Однако, когда я услышала о смерти Ладимира, несколько минут сидела, не в силах поверить, а потом разрыдалась. К своему собственному изумлению и изумлению Ирбиса, который решительно не знал, что со мной делать. Когда я кое-как успокоилась, обнаружила, что он сидит в соседнем кресле и поглаживает меня по плечу.
На следующий день он отвёз меня к Ладимиру на могилу. Тихое лесное кладбище в области, заросшее старыми деревьями. На могиле чёрный деревянный крест, и вся она усыпана цветами. У подножия креста – только один венок с надписью «Дорогому сыну от скорбящих родителей». Мне въелась в память эта надпись – я знала, что, кроме Ладимира, у его родителей никого больше не было…
Узнав о смерти Ладимира, Геральт не больно-то удивился. Однако потом, слушая меня, он всё сильнее и сильнее хмурился и наконец сказал:
– Подожди. Так его на самом деле убили?
Я обрадовалась его вопросу, потому что могила Ладимира среди звенящего весной леса навсегда врезалась мне в память и слёзы уже стояли у меня в глазах.
– Да. Ирбис нашёл его труп с выпущенными внутренностями, а Див сам его зашивал.
Ведьмак смотрел на меня.
Я помолчала, собираясь с мыслями, чтобы объяснить Геральту то, что сама плохо понимала.
– Ты ведь знаешь о заложных покойниках?
Геральт кивнул:
– Те, кто умер раньше срока. Именно из них получается дрянь вроде упырей и оборотней. Обычные народные байки.
– Тебе виднее, но, насколько я поняла, нечто похожее случилось с Ладимиром. Он оказался не просто оборотнем-рысью, а Чёрной Рысью. Это почти демон со сверхъестественными способностями, вроде умения предсказывать будущее. И, если б он остался жив, со временем превратился бы в неё.
Однако этого сделать Ладимир не успел и духом бесплотным летал между небом и землёй, пока не додумался обратиться за помощью к Диву.
– Див его воскресил?
– Див его вернул.
– Ко всем своим талантам, он ещё и некромант.
– Вовсе нет! Слушай, если тебе этот момент непонятен, узнай у Дива. Я была не в том состоянии, чтобы заниматься расспросами… Ты меня сбил.
– Прости.
– Произошло это года через два или три. Точно помню, что была пятница, потому что стояла поздняя осень, а я возвращалась домой засветло.
Погода была паршивая – холод, серость, морось. Большинство людей в пятницу работает до пяти часов, поэтому на улице народу хватало. Я толпы не люблю и чувствую себя очень неуютно, когда вокруг прохожие кишат, как муравьи…
– Я заметил, – усмехнулся ведьмак.
– … поэтому хотела как можно скорее попасть домой.
…Я обратила на него внимание, потому что на нём была форма Братства – чёрная с серебром, и решила сначала, что он не знаком мне. Волосы чёрные, как уголь, жёлтые глаза, запавшие щёки, выпирающие скулы, словно он долго болел. Он смотрел на меня, однако, заметив мой взгляд, медленно отвёл глаза. Да и мне вроде нечего было его разглядывать. Я отвернулась, но это исхудалое лицо вертелось в памяти, как слово, которое знаешь, но внезапно забыла.
Мы миновали друг друга, и меня озарило. Я не подумала о том, что это глупо, что этого не может быть, я просто знала, что он сейчас уйдёт и мы больше никогда не встретимся.
Я окликнула его, назвав тем именем, которое он сказал мне, когда мы виделись в последний раз. Он на секунду замедлил шаг, но не остановился и не обернулся. Я позвала его громче, готовая догнать, если будет нужно.
Этого не потребовалось. Он остановился и медленно повернулся ко мне.
Жуткое это было лицо – наверное, так выглядела бы смерть, если бы пожелала принять человеческий облик, – но всё же это был Ладимир.
Он подошёл, медленно, словно ожидая, что я закричу или грохнусь в обморок. Я не делала ни того, ни другого. Насколько помню, я тогда даже не удивилась. Просто чувствовала спокойное удовлетворение от того, что это на самом деле оказался Ладимир и я успела его остановить.
Он предложил посидеть где-нибудь. Я согласилась, и мы отправились в кафе рядом с моим домом. На первый взгляд, все столики были заняты, но Ладимир не глядя сунул несколько тысячных купюр хостес, и столик для нас мигом нашёлся – в углу у окна, отделённый от общего зала стеклянной перегородкой.
Мы долго молчали. Ладимир сидел, опустив голову, а до меня наконец начало доходить, что тот, кого я вижу перед собой во плоти, живого и, вероятно, относительно здорового, был убит и похоронен, и я была на его могиле.
С чего я взяла, что это лохматое чудище – мой старый знакомый? Почему я сразу в это поверила? Ведь куда естественнее было предположить, что я обозналась! У меня есть склонность к мистике, я всегда хотела верить в чудеса и оставалась реалистом. Что же произошло теперь?
И тем не менее, у меня не получилось разубедить себя в том, что это Ладимир.
– Как это произошло? – спросила я.
Подразумевалось «Как ты вернулся?», и он понял меня сразу. И рассказал всё. Про то, кто он на самом деле, про Братство Хранителей, про Великого Князя.
Я слушала его и не понимала, кто из нас спятил: он, потому что несёт бред, или я, потому что хочу ему верить. Он и говорил странно, перемежая рассказ неожиданными стихотворными строфами, зацепленными за случайное слово и, на первый взгляд, не имеющими отношения к повествованию.
Мы просидели долго и, насколько помню, я не задала ему ни одного вопроса, кроме самого первого. Он расплатился за чай и проводил меня до дома. Около подъезда, когда он хотел уходить, я неожиданно для самой себя спросила: «Когда мы снова встретимся?». Похоже, для него это тоже было неожиданно, потому что он посмотрел на меня долгим внимательным взглядом перед тем, как ответить: «Когда захочешь». Мы условились на вторник, мой второй выходной.
С пятницы до назначенного дня я то испытывала счастье от того, что всё же мир не таков, каким кажется, то называла себя дурой, потому что хотела верить бредням сумасшедшего типа, который прикинулся Ладимиром. Куда благоразумнее было больше с ним не общаться! Тем не менее, в полдень вторника я вышла из подъезда. Ладимир, как стало ясно при виде его машины, ждал меня с одиннадцати часов. Мы поздоровались, и он повёз меня в Нескучный сад.
Всё-таки если он и был чокнутым, то не безнадёжно: он даже попытался привести себя в порядок перед встречей и постригся. Бриться ему не пришлось, потому что бороды у этих оборотней не растут вообще.
– Повезло, – с тихой завистью пробормотал ведьмак.
Вторник оказался тем редким для ноября днём, когда солнце решило вспомнить о погрязшей в холоде и сырости земле и одарить её своей улыбкой. Ясное небо отражалось в Москве-реке, и вода казалась голубой. Парк был прозрачен и пуст; только на набережной нам повстречалось двое прохожих.