Рейвен, вздохнув, наконец-то откручивает от баночки крышку и принюхивается. Хотя можно не стараться, потому что он даже с расстояния десяти сантиметров чувствует запашок — как от нестиранной месяц футболки.
— Фу, — она морщится и торопливо закручивает банку. — Может, мне не так уж и нужно мазаться? С синяками буду ходить.
— Ага, — скептически отвечает он. На шею Рейвен смотреть больно — сплошные сиреневые узоры, за которыми смуглую кожу почти не видно. И на запястьях будто кровавый рассвет над морем. Джону аж жалко, что Макрири умер только один раз. — И после этого ты отчитываешь меня и Шоу за то, что от лекарств отказываемся.
— Вы — два идиота, — зло шипит она. — Лекарств мало, но это же не повод загибаться.
— Ну, вот и ты такая же, — Джон усмехается. — Лучше пусть всё болит, но вонять не буду. А если шрамы останутся?
Она разъярённо выдыхает и обжигает взглядом. Но всё же соглашается — потому что крышку снова откручивает. Подцепляет немножко тёмно-коричневой мази кончиками пальцев, начинает втирать в запястья.
Джон, морщась, садится. В плече будто что-то непрерывно рвётся, но он не обращает внимания.
— Ты что делаешь? Ляг обратно, живо! — они совсем близко теперь, и Рейвен не только взглядом обжигает, но и дыханием.
— Помочь хочу. Воняет от банки жутко, Рейес, чем быстрее закончишь, тем лучше.
Она осудительно смотрит на него своим фирменным взглядом. Но всё же кивает и отворачивается.
— Шею помажь. Я не вижу, где там синяки.
— Везде, — смеётся он, и она тоже издаёт смешок.
Джон осторожно откидывает её волосы, обнажая шею, и здоровой рукой зачерпывает немного мази. Нежно, подушечками пальцев ведёт по её коже. Прикасаться к Рейвен чертовски приятно и пиздец как неправильно с учетом того, что в соседнем углу дрыхнет Майлз. И Эмори отправилась немного вздремнуть всего час назад.
— Прости, — вдруг говорит она, и Джон замирает. Рейвен чуть отодвигается и поворачивается к нему, поджав под себя здоровую ногу. Он вопросительно смотрит, и она продолжает на одном дыхании: — Я чуть тебя внизу не оставила, на Беллами с Кларк орала, чтобы они поскорее тащили на борт свои жопы. Ты из-за меня помереть мог, понимаешь?
Серьёзно, она извиняется? Перед ним, перед Джоном Мёрфи? С Рейвен вообще всё в порядке, нет? Он не выдерживает и хватает её ладонь вместе с банкой, притягивает к себе и принюхивается.
— Не понял, мазь с наркотой?
Рейвен закатывает глаза к потолку и отдёргивает руку.
— Не паясничай. Я сама не знаю, зачем это говорю. Просто хочу, чтобы ты знал.
Он смотрит на неё долгим, задумчивым взглядом. Это что-то новенькое, не их вечные подъёбки, не шутеечки. Что-то редкое, искреннее, настоящее и тревожно-хрупкое, от чего под ребрами ноет.
Всё же краем сознания он как всегда отмечает, насколько она красивая, даже в полумраке, даже с синяками, даже в отсветах медицинских приборов. И переводит взгляд на ногу. Ту, которую Рейвен проблематично закинуть на кровать — за это чувство вины жжёт не хуже, чем настоящая рана.
— Уж передо мной тебе точно извиняться не надо. И точно не за то, что спасала чужие жизни. Чтоб больше от тебя такой херни не слышал.
Она касается его щеки, и они вновь смотрят друг другу глаза в глаза.
— Да забудь ты про мою ногу, как будто она даёт тебе клеймо вечно виноватого. Я бы заснуть спокойно не смогла, не сказав этого. Хотя звучит это тупо. Типа прости, ты чуть не сдох из-за меня. Но вот должна была сказать — и всё тут.
Он изумлённо изгибает брови. Чудеса — да и только. Она улыбается и закручивает баночку с лечебной мазью.
— А если бы ты меня всё-таки оставила, — он не может удержаться от подколки, — то потом бы страдала как Беллами, когда он бросил Кларк? «Я оставила Мёрфи умирать!» и всё такое?
Она молча хлопает длинными ресницами несколько мгновений, кивает, и они смотрят друг другу в глаза, не моргая. А потом начинают смеяться. И смех разносит между ними тепло, стирая любые грани и не успевших толком расцвести обид.
Их веселье прерывает Эбби, вдруг выросшая рядом с койкой, как суровая мамаша, сердито сверкая глазами и упирая руки в бока. Если врач командует, что уже отбой — нужно, блядь, повиноваться.
***
— Перед Монти, Эмори и Беллами ты не извинялась, — говорит Мёрфи.
Солнце за их спинами скрывается в кромке морской воды. Пляж пустеет, и Рейвен не замечает, как это они остались на берегу вдвоём. Да и темнота неестественно быстро окутывает.
— Не извинилась. Потому что они — это другое, — отвечает Рейвен.
— Какое? — ехидно осведомляется он, и она только пожимает плечами.
Другое — а что именно, она вслух произносить не собирается. Хотя, пожалуй, знает. Все они друзья, и даже больше — семья. Но дело в связях. Связь между ней и Мёрфи толще, крепче и запутаннее, ярче и страннее. Звенит от напряжения. Так близко уже спутались нити между ними, что уже через года не истончают и не порвутся.
— Пойдём, — Джон берёт её за руку и тянет дальше, вдоль берега. Рейвен делает пару шагов и осознает с трудом — она не хромает. Обеими ногами утопает в песке, плавно, не волочась. Она жмурится от удовольствия, пытается ощутить движение каждой мышцы. Почти забытое, наяву невозможное.
— Мы в крио, — облегчённо и разочарованно выдыхает она. И точно, легли ведь в спячку на десять лет. Ещё накануне поспорили с Майлзом, будут ли видеть сны. Сама утверждала, что нет, организм замирает, мозговая активность падает, сновидений быть не должно — и вот, нате пожалуйста.
Да ещё и вот так. С Джоном Мёрфи.
— И, замечу, ты почему-то не с Шоу, — Мёрфи лукаво прищуривается, и Рейвен пихает его в бок.
— Даже в моей голове ты даёшь дурацкие комментарии.
Такая знакомая кривая усмешка ложится на его губы. Она думает, что он красивый, когда не ёрничает и не злится.
Рейвен плюхается на песок и тянет Мёрфи за собой. Они сидят плечом к плечу, и мягкие волны какие-то считанные сантиметры не дотягивают до пальцев ног. Две луны светят в зените, прокладывая светлые дорожки в водной глади. Ей хорошо, спокойно, уютно, как в последний раз было дома, на «Кольце», и ей без разницы, сколько уже прошло дней, месяцев или лет. Главное, чтобы остаток тоже был таким.
Она берёт ракушку, откуда-то оказавшуюся под подошвой ботинка, указательным пальцем повторяет её завитки.
— В каком-то то ли старинном фильме, то в книжке, герои заснули в странном месте — и видели одинаковые сны, — вдруг говорит Мёрфи, забирая у неё ракушку и прикладывая к уху. — Надеюсь, это не наш случай.
Она мотает головой.
— Я думаю, ты видишь Эмори. На самом деле. Сильнее я уверена только в том, что Эхо видит Беллами.
Мысль под кожей колет иголкой, а от своих же сравнений заорать хочется. Вот так вот она для себя решила, что действительно чувствует к Мёрфи что-то… Большее?! Не показалось, не напридумывала? Что же, её подсознание уже довольно красноречиво высказалось на этот счёт: здесь Мёрфи. Не Майлз. Она не знает, что делать с этим ужасающим фактом. А Джон как всегда спасает ситуацию, рассмешив её:
— Почему ты думаешь, что все сны — рациональные? Может, в снах Эхо кони стреляют из лука, а зайцы играют на барабанах. Может в моих, на самом деле, Землю обороняют от нашествия водорослей!
Она смеётся. Повинуясь странному порыву — потому что это всё-таки сон, и реальностью ему никогда не стать — Рейвен прижимается к Джону и кладёт голову ему на плечо.
— Кстати, нам нужна будет новая точка отсчёта, — Мёрфи отдаёт ей ракушку.
— В смысле?
— Ну смотри, сначала мы вели счёт времени от нашего спуска на Землю. Потом после Первопламени. А теперь? «После великой спячки»?
— А хороший вопрос. Надо будет вернуться к этому после пробуждения.
Мёрфи кивает. Но глубоко в душе Рейвен надеется, что вовсе не будет помнить снов — иначе запутается окончательно.
***
— Сто двадцать пять лет сна. Пиздец же. Сколько мне теперь, сто сорок девять? — Мёрфи ерошит волосы. Эта математика его с ума сводит. — Вот уж не подумал бы, что доживу до такого почтенного возраста.
Рейвен улыбается и передает ему лекарства, которые Мерфи, посчитав, записывает в тетрадь. Они вызвались помогать Эбби — наводить ревизию в её медотсеке. Хоть какое-то развлечение. Хоть немножко не думать, что они зависли где-то на краю вселенной, над планетой, где радиация двух солнц сожжет их за три секунды.
— И еще нам нужна новая точка отсчета в календаре. Ну, типа, «День, когда мы проебали Землю». Или «День, когда закончилась великая спячка».
Рейвен бросает упаковки со шприцами и странно на него смотрит, сложив руки на груди. В глубине карих глаз он улавливает тревогу. Почти звенящим от напряжения голосом она спрашивает:
— Мёрфи, ты помнишь, что тебе снилось?
Он тоже замирает с тетрадью и ручкой в руках, нахмурившись. Что за идиотские вопросы? Кажется, ему и вовсе ничего не снилось, или, может, всякая хрень, типа толпы енотов, обороняющих Землю от нашествия водорослей.
— Рейес, ты хочешь поговорить об этом? — иронично спрашивает он. — Но, увы, сказать мне нечего.
Рейвен вроде бы облегчённо выдыхает, но лишь чуточку расслабляется, как будто сложная математическая задача все ещё не решена — господи-боже, да он уже стал грёбанным экспертом в колебаниях её настроения и душевного самочувствия. Пытаясь сбить её ужасно серьёзный настрой, он бросает в неё вату. Она сердито стреляет в него взглядом, но в долгу не остаётся — кидается пачкой бинтов.
Такими, хохочущими и уворачивающимися от снарядов, их находит Эбби. Её взгляд полон укора, но она только берёт одну из коробок с лекарствами и снова выходит в коридор. Рейвен одними губами шепчет «это было неловко», и стыдно так, что хочется в машинный отсек провалиться.
Они снова перебирают жалкие остатки медикаментов, катетеров и шприцов.
В голове всё ещё выцарапывается вопрос, почему Рейвен не выбрала дежурство в рубке с Майлзом. Да, в конце-то концов, почему он сам не сидит в камбузе с Эмори? Возможно, ответы он уже нашёл в своих столетних снах, о которых так переживает Рейвен — но Мёрфи их не помнит и вспоминать не желает.
========== Без счета (Рейвен/Мёрфи) ==========
Комментарий к Без счета (Рейвен/Мёрфи)
Персонажи: Рейвен/Мёрфи
Рейтинг: PG-13
Жанры: ангст, hurt/comfort, дружба с элементами гета, немножко флаффа.
Предупреждения: Нецензурная лексика, немного UST и ООС
Таймлайн: после 7х03. Вообще, я надеюсь на что-то подобное в сериале, но не слишком.
Приятно вернуться к этому пейрингу, ура, есть повод!
Джон Мёрфи нихрена не разбирается, чем Джексон его лечит от последствий радиации. Медик трещит о замечательных препаратах и удивительно продвинутых технологиях Эллегиуса и Санктума, вкалывая болючую жидкость в вену, но Джону насрать. Если оно сработает, сократит период восстановления, то пусть окажется хоть даром феи-крёстной.
Джексон предупредил, что, скорее всего, будет очень плохо, а потом скрылся по каким-то своим важным делам — Джон не уловил, когда это произошло, в голове мутно, и вокруг тоже. «Очень плохо» — сильное, блядь, преуменьшение. Мёрфи блюёт не переставая, его трясёт, как при жутком похмелье после отравления дерьмовым алкоголем. А ещё ему кажется, что кожа слезет с мышц тоненькими полосочками, следом сползут мышцы, и так до костей. А ещё ему холодно и жарко одновременно, а так не бывает. И он не помнит, какой сегодня день, где он, и как сюда попал. Ему хочется поделиться наблюдениями с Эмори или Рейвен, и он даже открывает рот, но вместо слов изо рта снова льётся блевота, заставляя склониться над ведром.
Пиздец. Вонючий и очень странный.
— Пей, — Рейвен пихает в его руки кружку. Приходит благословенное мгновение, когда в голове и вокруг будто бы проясняется, и Мёрфи чётко фокусирует взгляд.
— Ты тоже как из могилы вылезла, Рейес, — выдавливает он. — Из одной могилы со мной.
Она фыркает. Выглядит ужасно, прячет трясущиеся руки между коленями. Волосы слиплись от пота, лицо — зелёно-жёлтого цвета, разукрашенное красными ссадинами и наливающимися синяками. Но заплаканные глаза по-прежнему яркие, и даже сейчас цепляют невидимые крючки в его сердце.
Мысли выстраиваются в ровную линию настолько, чтобы вспомнить: Рейвен тоже принимает лечение, она словила конскую дозу радиации, но её состояние изначально гораздо, гораздо лучше, чем его с Эмори. Вот поэтому Джексон свалил. Оставил их на попечение наименее больной.
Он пьёт из кружки лекарство и протягивает обратно Рейвен. Она тоже делает глоток.
— Что мы будем делать, когда всё закончится? Я имею ввиду, вообще всё? — говорит Джон, чтобы хоть о чём-то говорить и не блевать. — Снова устроим барбекю на лужайке?
— Заткнись, Мёрфи, — она пытается встать на ноги, но, едва приподнявшись, тяжело опирается ладонью о пол. Джон осторожно забирает у неё кружку и ставит рядом. Он серьёзно смотрит на Рейвен, и она не отводит взгляд.
— Как ты? — ему самому хочется рассмеяться в голос, когда слова повисают в воздухе. Настолько охуительно тупой вопрос, они сидят и трясутся на полу рядом с ведром, в котором переваренный завтрак с желчью и чёрт знает чем ещё, отторгнутым организмом. Да, у них обоих отличный день.
— Ты серьёзно? — она фыркает, на губах слабое подобие улыбки. Что ж, своей цели он достиг. Но ещё не до конца.
— Ты знаешь, о чём я, Рейес. Поговори со мной. Давай, словами через рот, это не сложно.
— Да ты сам уже всё сказал, разве нет? — грубо отвечает она, и вся напрягается разом, как будто ждёт удара током. — Я убила четыре человека. Это вся история.
— Ага, четыре человека, или бы весь Санктум накрылся. Мы убили их. Мы с Эмори были с тобой, мы всё понимали, и мы поддержали твой выбор. Не вздумай тащить вину на себе, ты поняла меня?
Он лжёт лишь чуть, и это меньшее, чем он может помочь, чтоб моральность не сожрала её с потрохами. Врождённое чувство правильного, конечно, будет сгрызать изнутри, уничтожать сомнениями, обвинениями, дробить на части психику и душевное равновесие. Иногда Мёрфи кажется, что быть наглухо ёбнутым мудаком с ампутированной совестью гораздо выгоднее и спокойнее. Аж жалко, что они оба не такие.
Рейвен качает головой и опускает взгляд. Они молчат, и Мёрфи рассматривает комнату, в которую не помнит, как попал. Эмори свернулась калачиком недалеко на кровати, наслаждаясь отключкой. Окна задёрнуты шторами, и дневной (или вечерний?) свет забирается сквозь щели, в лучах-прожекторах кружится пыль.
— Когда стрелка датчика почти добралась до грёбанного максимума, — наконец, произносит Рейвен, голос звучит слишком слабо, руки всё ещё дрожат. — Я думала только о том, что всё сделала. Всё отдала. И даже больше. Тобой рискнула. А мы всё равно сдохнем.
Джон резко поворачивает голову и тянется к Рейвен, едва не сбивая ведро, стоящее рядом. Она вскидывает ладонь и отодвигается, наверняка считая, что не заслуживает прикосновения. Так же, как отмахнулась от него тогда, сидя на полу, окровавленная после драки.
— Я думала, — тихо продолжает она, — что мы сейчас умрём, а последнее, что я сделала — не поверила в тебя. Как будто… Я тебе не доверяю. Как будто ты убежать мог или отказаться помогать. Тупое, ненужное это решение — блокировать дверь.
Господи-боже, ещё одна заморочка в её голове, подтачиваемая хвалёной моральностью. Он ведь понял. С самого начала понял и не думал злиться. Мёрфи всё-таки делает усилие и пододвигается к Рейвен, заключает её ладони в свои и заглядывает в глаза. Она не пытается вырваться.
— Рейвен, забей. Я знаю, почему ты это сделала. По той же причине, почему ты всё перепроверяешь по триста раз. Ты никогда не оставляешь шанса, чтоб что-то пошло не так.
Могло ли что-то пойти не так в этот раз? Часть его готова кричать, конечно, блядь, нет, он бы ворвался хоть в активную зону реактора, его даже упрашивать не нужно было бы… Но другая его часть ехидничала, что вообще-то он не думал помогать, пока Рейвен не перекрыла пути к отступлению. Они оба были слишком напуганы потенциальным и таким внезапным концом света, чтобы думать рационально.