Так прошло часа два, если не больше. Натти уже совсем разнервничался, изгрыз леденец, висевший у него на правой щеке, и высосал сладкую тросточку, что украшала его грудь. Но Ботаник все никак не заканчивал свою работу, по-видимому, возникла какая-то проблема с внутренней системой машины. Сладкоежка не выдержал, полез под балдахин и стал усиленно помогать муравьеду, то и дело постукивая по разным частям машины. В конце концов, она была доделана. Друзья сдернули балдахин и полюбовались на работу Сниффлса.
Машина, на самом деле, была не очень большой, как предполагал Натти. Она не занимала и пятой части комнаты. По форме она напоминала дворец для лилипутов. На «фундаменте» красовалась панель управления с многочисленными кнопками, предназначения большинства из которых Натти не знал и не хотел знать. С одного конца были видны воронки, куда, судя по всему, нужно было загрузить ингредиенты. Труб было несколько: «Мука», «Сахар», «Вода», «Яйца», «Начинка из сластей», «Ягодная начинка», «Фрукты». У панели было еще световое табло, отражавшее состояние прибора и количество ингредиентов, всыпанных внутрь. Сейчас на нем светилась надпись «Готов к работе. Пожалуйста, выберите тип продукта». С другой же стороны выходил конвейер, по-видимому, на нем машина выдавала готовую сладость. В принципе, это было все. Правда, там еще было что-то внутри, но Сладкоежка не стал разбираться.
— Ну что, готово, да? — спросил он, подпрыгивая на месте.
— Чисто теоретически, — начал Сниффлс. — Приборчик-то готов. Однако я не очень уверен, что все сработает на практике. Надо бы как-нибудь подстраховаться, не знаю, или…
— Да от чего тут страховаться?! — удивленно воскликнул Натти. — От того, что тебя внутрь засосет и превратит в какой-нибудь кексик? Не говори глупостей, неси уже продукты!
— Действительно, — буркнул Ботаник и пошел в провизионный склад.
Бельчонок между тем выбирал тип сладости. Поскольку он недавно упомянул мини-кексы, то он выбрал именно их. Табло тут же выдало просьбу: «Пожалуйста, выберите тип мини-кексов». А видов этих самых выпечек было превеликое множество, и названия были весьма заманчивы. Натти решил выбрать наугад и незамедлительно ткнул пальцем в название «Тающая радуга». «Сахарный Форсаж 3000» тут загудел и затрясся, объявляя о своей полной готовности к работе. Тут пришел Сниффлс.
— Давай сюда быстрее, — поторопил Сладкоежка, читая одновременно инструкцию. — Нужно загрузить два килограмма муки…
— Два килограмма? — удивился Ботаник, хотя муку он уже высыпал.
— Да, это на пять партий сразу. Дальше, пять килограммов сахара, десяток куриных яиц…
— Понятно, что не перепелиных, — снова перебил муравьед.
— Смешно, — с ноткой иронии заметил Натти. — Итак, потом нужно залить это все пятью литрами воды. Налил? Отлично, теперь нужно добавить по три килограмма ягод следующих видов: клубника, смородина, черника, крыжовник и земляника.
— Когда я махну тебе рукой, — сказал Сниффлс. — Включай машину, хорошо?
Бельчонок кивнул головой, встал у кнопки включения и стал ждать сигнала. А муравьед тем временем насыпал перечисленные ягоды в трубу «Ягодная начинка». Ему было очень тяжело отмерять каждый раз по три килограмма, стоя на стремянке и рискуя упасть вниз. Тут как раз когда Ботан отмерял последнюю партию, старая лесенка все-таки не выдержала и надломилась. От такого поворота событий муравьед потерял равновесие и вместе с ягодами полетел в трубу, отчаянно размахивая руками. Это увидел Натти. Поскольку у него был не самый лучший вид из-за самих воронок, он решил, что это знак, и запустил машину.
«Сахарный Форсаж 3000» вдруг загремел, зашипел и загрохотал, возвещая о своей усердной работе. На табло появился обратный таймер, отсчитывавший пять минут до полной готовности. Сладкоежка с нетерпением смотрел на прибор, из его рта начала покапывать слюна. Ожидая конца готовки, бельчонок немного поигрался с приставкой Сниффлса, которая, несмотря на свою внешнюю привлекательность, оказалась очень сложной и путанной, как раз впору умишке муравьеда. Наконец прозвучал будильник. Натти радостно отбросил игрушку и ринулся к выводной трубе.
На конвейер выехали три подноса по шесть капкейков в каждом. Каждый такой кексик имел сероватый оттенок и был украшен кусочками ягод, отчего серость плавно переходила в радугу. Кое-где в тесте были даже видны какие-то блестки, сверкавшие на светившем из окна солнце. Натти не сразу обратил внимание на то, что в кексиках было очень много серого и красного цвета, и то, что выехали не все партии, а конвейер остановился на полпути. Он просто взял один маффин, обжигая свои пальцы, и незамедлительно сунул в рот.
Сразу же язык что-то начало больно резать. «Наверное, слишком жесткая присыпка», — подумал он и стал жевать. Однако вскоре ему пришлось выплюнуть сладость, поскольку сахар на вкус не ощущался вообще, вместо этого была какая-то соленость, терпкость и небольшая горечь, как будто бельчонок съел желчь вперемежку с кровью. Взглянув на прожеванный кекс как следует, Сладкоежка обнаружил остатки оправы и линз от очков Ботаника и ошметки плоти непонятно какого органа. Из теста капала кроваво-красная жидкость, и это была явно не глазурь.
Неприятная и вместе с тем пугающая догадка заставила Натти полезть на поломанную стремянку (подложив под сломанную ножку толстую книгу) и посмотреть во вводные трубы. И его гипотеза подтвердилась: в трубе «Ягодная начинка», которая начиналась измельчителем ягод (таким образом сортировались мелкие и крупные плоды) было много крови, на лезвиях измельчителя еще крутились остатки органов. Похоже, Сниффлс упал прямо в трубу, его хорошенько изрезало на кусочки и довольно-таки грамотно сунули в начинку кексиков.
Натти едва смог удержать рвотный позыв. Больше ему не хотелось есть эти самые маффины, он выкинул подальше то, что не дожевал, и хотел уже спуститься обратно, как вдруг заметил, что измельчитель не крутится из-за застрявшей там нижней челюсти. Бельчонок решил достать хотя бы эту мизерную частичку тела своего лучшего друга. Он наклонился, перегнулся через край трубы так, что его ноги стали непроизвольно отрываться от стремянки. И тут случилось непоправимое.
Сладкоежка-то смог достать челюсть из измельчителя, но вдруг стремянка, слабо державшаяся на книге, снова упала, лишая его опоры. От такой неожиданности Натти выронил кость наружу, а сам повалился внутрь, но он успел уцепиться руками за край. Острые зубцы измельчителя закрутились с огромной скоростью, угрожающе сверкая и посвистывая. Из-за крови стенки воронки были очень скользкие, и бельчонок начал потихоньку сползать вниз. Силы его угасали, и вот уже хвост попался на зубцы. Натти почувствовал нестерпимую боль, его затягивало внутрь опасной машины сладостей. В конце концов, он не выдержал и разжал пальцы. Последнее, что он почувствовал, будучи уже почти весь на том свете, было соскребывание кожи с черепа.
На конвейер выехали оставшиеся два подноса. Кексики теперь содержали много зеленого цвета и были пропитаны леденцами и подсахаренной кровью.
Лампи, несмотря на то, что еще вчера Рассел ему четко разъяснил, что не может провести сегодняшний день вместе с ним, пошел в порт отыскивать своего друга. По дороге он пытался придумать такое занятие, во время которого выдра не покидал бы свой пост. Но в его маленькую и, следовательно, туповатую голову так и не шли идеи, из-за чего Дылда сильно расстраивался. Он так увлекся своими раздумьями, что не замечал вокруг себя ничего, даже странную фотовспышку, произведенную неким черношерстным жителем. Пару раз он даже рисковал упасть в канализацию к Хэнди, который на тот момент ремонтировал водопроводные трубы. Но все-таки добрался до своей цели.
Странное дело, но в порту не было ни одного корабля. Это озадачило Лампи, но вскоре он заметил невдалеке пришвартованную к длинному пирсу лодку под свернутым парусом. В ней сидел Рассел. Выдра удил рыбу и тихонько посвистывал какую-то пиратскую песенку. Лицо его светилось от счастья. Еще бы, сегодня был самый клев, и уже за пару часов ведро наполнилось рыбой до половины. Улов дергался, прыгал и от этого сверкал на солнце.
— А ты мне говорил вчера, что сегодня у тебя дежурство, — обиженным голосом проговорил Дылда, подходя к лодке.
— Прости, приятель, — обернулся Рассел, виновато улыбаясь. — Я перепутал дни, сегодня у меня свободный день.
— Вот больше никогда не буду с тобой договариваться! — нарочито по-детски сказал лось, демонстративно надувая губы и скрещивая руки на груди.
— Да ладно тебе, не обижайся, — бывалый морячок похлопал друга по плечу. — Давай вместе порыбачим, а? У меня как раз имеется запасная удочка. Я подозревал, что ты придешь сюда.
— Ладно уж, давай, — смягчился Лампи.
Они стали удить вместе, отплыв от пирса на значительное расстояние, там, где рыбы было больше. Поминутно они обсуждали новости, произошедшие за последние дни в Хэппи-Долле. В принципе, если бы их кто-то подслушивал, то услышал бы, что позавчера лося уволили из-за ограбления магазина, в котором тот работал, в его рабочее время. Что вчера теми же грабителями была предпринята попытка ограбить дом Петунии и Хэнди, но, по словам пострадавших, те пришли вовремя, и воры не успели украсть ничего ценного. Ну и, наконец, разговор плавно перешел на такую тему:
— Послушай, приятель, — начал Рассел. — Ты в курсе, что в нашем городе появился новый житель?
— Ну, да, слышал… Вроде бы, — смутился Лампи, напряженно вспоминая, где бы он мог слышать эту новость. — Хотя нет, не слышал. Или слышал…
— Забыл, что ли?
— Не помню, хоть режь.
— Вчера Петуния и Гигглс обсуждали это в кафе.
— Эм… — Дылда честно попытался вспомнить, но так и не смог воспроизвести в своем мозгу события вчерашнего утра, он даже позабыл об их разговоре насчет сегодня. – Нет, не помню. Забыл все.
Выдра тяжело вздохнул. Уже давно он замечал в своем друге такой склероз. Было еще удивительно, как Лампи ухитрялся выучить какие-либо правила поведения, правило пользования теми или иными предметами и как на него иногда снисходило озарение. Рассела давно интересовали умственное развитие и уровень интеллекта лося (в детстве помимо морского дела он увлекался нейрофизиологией), да все руки не доходили изучить эти вещи как следует. Так что сейчас он стал терпеливо разъяснять другу:
— Вчера, когда мы утром завтракали с тобой в кафе, Гигглс и Петуния обсуждали одну интересную, на мой взгляд, новость — в Хэппи-Долле появился новый житель.
— Так, — согласился Дылда.
— Что, мол, этот гость поселился в общежитии, но пока о нем никто ничего не знает. Хотя у Смешинки есть предположение, что это либо енот, либо кот.
— А, — радостно воскликнул лось. — Теперь вспомнил! А к чему ты меня спросил?
— Просто когда я сидел в порту и ждал начала своей работы, я случайно заметил черную кошку. Она как-то странно наблюдала за мной. Ты ее не встречал?
— Встречал, — внезапно для Рассела ответил Лампи. — Она меня еще зачем-то сфотографировала. Не поздоровалась, только кивнула головой. Какая-то странная, мне так показалось.
— Точно. Она и меня тоже сфотографировала, а потом быстрым шагом побежала от порта. Видимо, она боялась воды.
— А зачем тогда пришла?
— Сам не знаю.
Повисло молчание. Ведро уже наполнилось свежей рыбой, так что друзья перестали рыбачить, сложили удочки и стали играть в карты в «дурака». Внезапно Лампи спросил:
— Слушай, я вот одного не понимаю — к чему ты начал разговор об этом новичке?
Вопрос оказался вполне оправданным. Ибо, если быть честным, он ни к чему не привел. Ни к какой-либо интересной информации, ни к чему-либо еще. Рассела, тем не менее, такой вопрос ни капли не смутил. Он ответил:
— Просто хотел поделиться с тобой информацией. А ты, как оказалось, тоже видел эту странную новенькую сожительницу. И я хотел еще предложить пойти и познакомиться с ней, но подумал, что лучше сделать это потом. Надо дать ей освоиться в нашем городке.
— И то верно.
Солнце начало припекать. Продолжать игру было бессмысленно, тем более что из двенадцати разыгранных партий лось выиграл только три понятно по какой причине. Поэтому Рассел снял якорь, взял в руки весла и хотел начать грести, как вдруг заметил, как недалеко от них воду рассекает знакомый до боли плавник. И этот плавник стал быстро приближаться к лодке. Выдру передернуло от нахлынувшего страха, несмотря на то, что он много раз сражался с акулами. Он стал отчаянно работать веслами, стараясь как можно быстрее добраться до пирса. Лампи понял, в чем причина обеспокоенности его друга, но когда он попытался помочь ему, было поздновато.
Акула оказалась гораздо быстрее, чем предполагал Рассел. Она довольно скоро догнала лодку, поравнялась с выдрой, выпрыгнула из воды, схватила своими зубами пирата за майку и потащила за собой в воду. Естественно, Рассел полетел вниз, утаскивая весла. Дылда остался без средств передвижения. Лось взглянул на водную гладь, молясь про себя, чтобы его друг выжил.
Внезапно на поверхность выплыла та же самая акула. Выдру нигде не было видно, и Лампи уже подумал, что его друг погиб, как вдруг пасть рыбины непроизвольно раскрылась, и из нее, превозмогая силы хищницы, стал постепенно вылезать пират. Он царапал своим крюком язык акулы, отскребывал от неба кусочки плоти и, обливаясь кровью, боролся изо всех своих сил за право жить и не быть съеденным на обед. Естественно, хищнице это очень не нравилось, она-то надеялась на легкую добычу.
— Держись, Рассел! — воинственно крикнул Лампи.
Он взял в обе руки удочки, подошел к краю лодки и стал хлестать акулу по ее бокам, оставляя на ее теле ярко-красные полосы. Конечно, от гнева он не сразу осознал, что подобные действия не смогут нейтрализовать рыбу, это только сильнее разозлит ее. Он просто тупо бил, одновременно глядя на безуспешные попытки выдры освободиться, и в мыслях проклинал всевозможных божеств, которые, как ему казалось, желали лишь смерти Расселу.
Акула же, почувствовав жгучую боль на спине, возмущенная поведением испуганной жертвы, на минуту выплюнула пирата, словно говоря: «Ладно, с тобой позднее разберусь», развернулась и начала таранить лодку. В первый раз у нее не вышло, хотя из-за образовавшейся качки лось едва не свалился в воду. Зато во второй раз судно не выдержало и разломалось пополам, и Лампи с воплем полетел в море.
Выдра, оказавшись в воде, сначала хотел воспользоваться моментом и уплыть на пирс. Но когда он увидел, что его друг тоже оказался на плаву и рисковал не только быть съеденным, но и потонуть (во всяком случае, ему так показалось), то достал свой маленький гарпунчик, раскрыл его и напал на акулу, которая уже подплыла к Лампи совсем близко. Удар был удачным, гарпун вспорол щеку хищницы, образуя приличную дыру в коже. Вода помутнела от крови.
Такого поворота событий рыбина ну никак не ожидала. Мало того, что на нее напало какое-то рогатое существо с двумя длинными ветвистыми палками, так еще и ее предыдущая жертва посмела нанести ей удар. Вконец рассвирепев, она оставила Дылду бултыхаться неподалеку, а сама на огромной скорости с разинутым ртом поплыла к Расселу. Одним мощным движением челюстей она ухватила наглеца за живот и прокусила его пополам. Верхняя половина, осознав свою потерю и преждевременную кончину, начала истошно кричать от боли, но в воде это превращалось в бульканье. Вскоре глаза бывалого морячка закрылись, и Рассел умер.
Лось же, поняв, что дело приняло слишком серьезный оборот, выплыл на поверхность и, не переводя дыхание, поплыл к пирсу. Греб он достаточно быстро, по скорости это было вполне сравнимо с акулой. Началась погоня. Лампи все время загребал не в ту сторону, отчего ему приходилось на секунду останавливаться и менять направление своего движения. Так продолжалось около пятнадцати минут. Силы лося уже были практически на исходе, когда тут он увидел прямо перед собой спасительную лесенку на пирс. Он облегченно вздохнул, схватился руками за перила, напряг остатки своих сил и подтянулся вверх.
Но так просто хищница не дала своей второй жертве уйти. И хотя Дылда уже был одной ногой на нижней ступеньке, она успела ухватить вторую его ногу и откусить напрочь. Это произвело должное впечатление, лось стал кричать от боли и быстрее подниматься. Акула решила больше не возиться с этим тупоголовым существом, разумно решив ограничиться его ногой и останками Рассела, и уплыла под воду.