Бородинское знамение - Царенкова Васса 3 стр.


Кира сразу решила следить за Мишкой, так как подозревала, что Павел будет следить за ней самой. В итоге следить за ним было глупо, слежка быстро раскрылась бы и потеряла смысл.

– Короче, – заявил Мишка, – сегодня правила такие. Вместе не прятаться, всем разбегаться. К себе домой нельзя. Ни к кому из нас домой тоже нельзя – запрут и не выпустят. В лес сегодня не забегать, к речке тоже. Городские там враз заплутают или утопнут! Если я закричу петухом – все возвращаемся сюда. Если закричит настоящий петух – все по домам!

Кира подумала, что вряд ли отличит Мишкино кукареканье от настоящего петушиного, но смолчала. Зойка велела всем встать в круг и взяться за руки, а потом завертелась в середине круга против часовой стрелки, громко декламируя считалочку:

Говорил купец Иван:

Я сегодня сильно пьян!

Я видал как в небесах

Пролетал седой монах!

Отвечал монах седой:

Посчитаюсь я с тобой,

Десятину отдавай,

А не можешь – убегай!

При слове «убегай» круг распался, и все сорвались с места. Ребята побежали кто куда. Кира, которая во время Зойкиной считалочки не спускала глаз с Мишки, ринулась было за ним, но почувствовала, что Павел, стоящий в кругу слева от нее, не выпустил ее запястья. Он рванулся к забору соседей Барановых – Быковых, и потащил за собой Киру.

Павел

Они пробежали мимо забора Быковых, свернули еще раз и оказались у времянки Тарасенко. Тарасенко был настоящей притчей во языцех всех Горок: ходили слухи, что он гонит самогон. Его времянка оставалась таковой уже лет тридцать. Сам Тарасенко жил в бане – крепком двухэтажном срубе на другой стороне участка, у колодца. Времянку он отписал по завещанию внуку, который учился в Москве на дипломата, бегло говорил по-китайски и не собирался жить в деревне.

– Быстро! – скомандовал Павел. – Поехали!

Из зарослей крыжовника мальчишка выхватил самокат, ругнул по матушке колючий куст, и они с Кирой покатили по узкой тропинке в сторону строго запрещенного Мишкой леса. Кира не чувствовала страха. Она лишь не понимала, во что ввязалась, поскольку Павел не отвечал ни на один ее взволнованный вопрос. Он следил за дорожкой, уже почти совсем пропавшей в темноте, опасаясь перевернуться на своем транспорте вместе с Кирой. Ведь тогда у местной шантрапы появится повод говорить, что городские ни на что не годятся!

– Слезай! – приказал Павел. – Дальше пойдем пешком. Держи.

Он передал ей руль. Сам же вытащил из кармана джинсов фонарик и двинулся вбок, освещая заросшую тропинку. Не прошли они и ста метров, как Кира заметила темный дом. Павел уверенно направился к заборчику, отвел пару досок и исчез в проеме. Кира полезла за ним, волоча норовивший застрять самокат.

Участок, на котором они оказались, когда-то был уютным тенистым фруктовым садом. Но нынче яблони разрослись в нем так, что нижние ветви расстелились по земле, а верхние закрыли небо. Ребята подошли к дому. Павел потянул видимую ему одному дверную ручку, дверь заскрипела и открылась. Кира, ведя самокат «в поводу», вошла вслед за Павлом в темную комнату. Загорелся огонек.

– Вот, – сказал мальчик, – тут есть свечи. Фонарь я вырублю, батарею экономить надо.

Кира отметила, что он намеренно избегает произносить «фонарик», «свечки», «батарейка», делаясь как будто старше и подчеркивая важность происходящего. Павел зажег вторую свечу от своей и протянул ее Кире.

– Идем наверх!

Лестница оказалась крепкой. Ступени почти не скрипели. Дом был из тех, которые бабушка Варвара Нефедовна называла «господскими». В этом Кира окончательно убедилась, когда потолок второго этажа оказался таким же высоким, как и первого. Сквозь стропила не проглядывало небо, древняя усадьба на редкость хорошо сохранилась.

– Какой старый дом, – нервно передернулась Кира.

Она увидела у стены стол, заваленный пыльными книгами, и несколько разномастных стульев с гнутыми спинками. Кира пристроила свечку на край стола и потянула к себе стул.

– Старый, – отозвался Павел, – лет триста ему что ли, дед говорит.

Павел тоже взял стул, а свечку поставил на полку.

– Скажешь ты мне, зачем мы здесь?

– А мы здесь с научной целью, – Павел вскочил со стула и начал рыться в вещах, наваленных на столе. – Да где же он? Никто ведь не мог забрать… А, вот ты где!

Ловким движением он высвободил из кучи барахла книжку. Даже не книжку, а истрепанную, в темном кожаном переплете тетрадь. Павел полистал и сунул Кире под нос раскрытую находку.

– Читай!

Старинные буквы были выведены от руки чернилами. Почерк красивый, тонкий и четкий. Кира сперва не могла разобрать написанное, так как в комнате не хватало света. Потом постепенно глаза привыкли. Текст проступил яснее.

– Читай-читай! – повторил Павел, и Кира стала читать вслух, осторожно перелистывая маленькие страницы:

«Камням, прилетевшим на Землю с Небес, образованные люди, конечно, уже не поклонялись, но лишь спустя почти столетие сложились современные представления о такого рода природных явлениях.

Все объяснимо, если принять на веру идею Божьего Промысла, руководящего человеческими судьбами. Тогда всякое явление небесное народом трактовалось как знаменение, а впоследствии – как эпохальная мета, ниспосланная ради запечатления исторического события. Знамениями считались и кометы, особливо та, что висела над Москвой в 1812 году.

Таким знамением накануне сражения Бородинского, 5 сентября 1812 года, у деревни Горки стал огромный столб красного дыма, сменившийся молнией небесной, чье сверкание сопровождали земледрожание и свист силы невероятной. Со слов очевидцев, осветилась тогда почва так, что на земле и иголку нашли бы, коли искали!

И тогда один из солдат артиллерийской роты майора Христиана Иванова Дитерлиха заметил, что с неба камень прилетел. Подобрал он небесное тело и майору Дитерлиху передал. А от сына последнего – Ивана Христианова Дитерлиха, умершего четверть века назад, камень попал к новому владетелю».

– Дитерлиху? – искреннее удивилась Кира, а глаза Павла блеснули. – Мой дедушка – Кирилл Христианович Дитерлих!

– Я знаю! Зачем иначе я стал бы тебя сюда приводить, а? Ты не просто внучка-Кроль, ты еще и внучка-Дитерлих!

Кира невольно улыбнулась: внучка-Дитерлих, надо же! Внезапно она совершенно перестала смущаться присутствием Павла, легко подняла на него глаза и заговорила на равных:

– Я, может быть, и внучка-Дитерлих, но я ничего не поняла! Знамение, дрожание… О чем это? И кто это написал?

– Это очень большая тайна, Кира, – Павел впервые обратился к ней по имени, – и нам с тобой нужно поклясться, что кроме нас двоих ее не узнает никто! Ты готова?

Он смотрел на нее в точности как отец, когда тот добивался от дочки взрослого, осмысленного поведения. Так внимательно, как будто от ее решения зависела чья-то жизнь. Но при этом выжидающе, не подгоняя, позволяя ей обдумать ответ без паники. Именно этот взгляд решил все.

– Да, Павел, я готова.

Кира

Павел облегченно выдохнул. С внучкой-Дитерлих удалось поладить без особых проблем. Он был убежден, что девчонки для того только и существуют, чтобы создавать парням проблемы. Эту мудрость Павел неоднократно слышал от деда. Он знал, что женский пол «западает» на его внешность, хотя сам не кичился ею, потому что бабка Серафима постоянно ворчала: «Смазливость – несчастье для мужика!».

Павел не выносил слова «смазливый», на его слух оно звучало как «измазанный». Но он ловил на себе заинтересованные взгляды девочек в школе уже года два, и при первой же встрече у Колочи без труда определил, что нравится Кире. Она ничем, даже отдаленно, не напоминала тот женский образ, который он нарисовал в воображении и мечтал встретить во взрослом будущем. Но Кира выгодно отличалась от многих девочек отсутствием кривлянья, с ней можно было говорить и, похоже, дружить. А самое главное – ей, кажется, можно было доверять. Однажды краем уха он слышал, как девчонки, Кирины одноклассницы, говорили, что она никогда не врет. Павел надеялся, что мелкие сплетницы были правы. Потому что никто, кроме внучки-Дитерлих, не мог ему помочь докопаться до истины.

– Клянешься? – строго спросил Павел.

– Клянусь!

– Тогда вот что. Тайна. Я не верю, что мой отец, твоя мать, родители Лисицына и мать Зойки Швец ни с того ни с сего собрались все вместе в одну командировку, сели на самолет, поезд, пароход или космическую ракету и взорвались к чертовой матери!

– Это кто тебе такое рассказал?

– Такого мне не рассказывал никто! Мне мать сначала наплела, что отец в командировке. Потом, что он не звонит и не пишет, потому что командировка секретная. Однажды я застал ее в слезах над фотографией отца. Я пристал к ней с расспросами, и она сказала, что отец, вероятно, погиб. Вероятно, видите ли! Примерно такую же песню спели Зойке и Мишке.

– Стоп, стоп, стоп! Моя мама умерла девять лет назад. Они никак не могли погибнуть все вместе на космическом поезде! У Мишки есть маленькая сестра, Лиза, ей года два, не больше!

– Быстро соображаешь, молодец! – похвалил Киру Павел. – Мой отец пропал шесть лет назад. Зойкина мать умерла, когда ей было четыре. Время разнится, видишь? Кроме того, у Мишкиных родителей есть могилы на местном кладбище!

– У моей мамы могилы нет, но папа ничего мне не объяснял…

– В том-то и все дело! Послушай… Когда ты появилась в нашей гимназии, я услышал, что ты – Кира Кроль. Фамилия знакомая. Я спросил маму, она сказала, что да, ты из семьи Дитерлих-Кроль. Я стал искать в Интернете, нашел несколько упоминаний о научной работе твоей матери. Сам не знаю почему, но я все время думал о ней и ее исследованиях. Но даже Сеть не могла мне дать все ее работы. Я прочитал только две статьи об исследовании кокого-то «хондрита». Ты, кстати, их не читала?

– Читала, но не поняла. Я как-то попросила у папы разъяснений, а он ответил, что это «не те статьи». Я пыталась его расспросить подробнее. Но, понимаешь, говорить с ним о маме очень непросто. Он до сих пор ее любит.

– Любовь! – фыркнул Павел. – У взрослых вечно секреты вокруг этой самой любви. Моя мать тоже, как спросишь у нее про отца, начинаются вздохи, слезы. Любовь! Все объясняют любовью. Говорили бы правду лучше… Ты прочитай до конца!

Страниц в дневнике явно не хватало. Отрывки текста выглядели разрозненными, но Кира покорно вернулась к прерванному чтению:

«Камни, прилетевшие с неба, зачастую остаются без внимания, так как не представляют интереса ни для кого, кроме ученых-исследователей. Подобравшие хранят их как курьезные штучки, а позже они теряются, а их история забывается потомками.Предания о камнях небесных стираются из памяти поколений и бесследно исчезают для науки.

С 1884 года я настоятельно прошу читателей журнала «Новое Время» сообщать мне лично о небесных камнях и не скупиться на отправление их мне почтою, так как с уверенностью заявляю, что все корреспондентские расходы покрою незамедлительно.

Для исследований мне требуются и метеорные камни,и самородное железо. Я готов уплатитьразумную стоимость метеорита, если таковым на самом деле окажется доставленный мне образец, ибо собираю музейную коллекцию для грядущих поколений.Мой адрес на Васильевском острове в Санкт-петербурге легко найти в справочнике или получить в редакции.

За сим подписываюсь: Юлиан Иванович Симашко».

Кира перевела дух. Следующая запись оказалась длиннее:

«Осенью 1891 года мне удалось получить ¼ золотника (около 1 грамма камня) с подписью «1812. Бородино. От генерал-майора Дитерлиха». Сравнив находку с тремя метеоритами 1812 года, находящимися в моем собрании,я убедился, что камень сей весьма отличен от них. Науке он не известен, как и почти целый камень, поступивший из того же источника,весом около полуфунта и размером немногим более среднего куриного яйца.

Камень будет нами исследован, но польза от него для науки сомнительна, ибо выяснить, откуда прилетают метеориты, как и когда они образуются, почему являют себя в том или ином месте Земли и что является причиной изменения их небесного пути – невозможно.

Мы можем лишь повторить за великим Сократом: о метеоритах мы знаем только то, что ничего не знаем, но желаем знать все.

Дальнейшие разыскания, касающиеся факта падения Бородинского метеорита, основаны на предании, письменно сообщенном мне бывшим владельцем камня. Затем, по сведениям, любезно предоставленным мне потомками Христиана Ивановича Дитерлиха, в семье покойного никаких преданий о камне не находится».

– Вот во что я тоже не верю! В «никаких преданий о камне», и в то, что его так-таки просто и отдали в музей! – Павел развернул стул спинкой вперед и оседлал его так, чтобы смотреть Кире в лицо. – Не верю! В музее, скорее всего, хранится подделка, так я думаю. Знаешь почему? Потому что этот дневник побывал в руках и твоего дедушки, и твоих родителей!

– Невероятно! – ахнула Кира. – С чего ты это взял?

– А вот с чего!

Павел отобрал у нее дневник и встряхнул над столом. Из тетрадки выпал пожелтевший листок, который Кира немедленно схватила и чуть не разорвала – так тряслись ее руки, когда она разворачивала бумагу.

Дрожащим от волнения голосом она прочла:

«Дорогая Ларочка! Наконец-то у меня здесь появилась возможность написать письмо к тебе. Оно будет кратким. Я нашел книгу, которая нужна тебе для работы. Вернее, не совсем это и книга, но ты понимаешь, о чем я говорю – о дневнике Юлиана Симашко. Тот молодой человек, которого ты обследовала в нашем центре, Петя, Петр Кроль, привезет тебе ее. Ты знаешь, я изменил свое мнение об этом юноше в лучшую сторону. Умен он для деревенского парня чрезвычайно, просто чрезвычайно! Думаю, вскорости поступит в аспирантуру, с моей протекцией, разумеется. Дорогая чаечка, я вынужден проститься. Береги себя и не слишком увлекайся экспериментами! До встречи. Твой любящий отец Кирилл Дитерлих».

Кира смотрела на письмо полными слез глазами. Но Павел, не давая ей расчувствоваться, жестко произнес:

– Я собираюсь выяснить, что случилось с нашими родителями из-за этого проклятого метеорита! Поможешь мне?

– Я почти ничего не знаю про метеорит. Бабушка Тоня, мама моей мамы, говорила, что у дедушки Кирилла был маленький кусочек метеорита, с которым он никогда не расставался.

– А куда делся твой дедушка?

– Умер… Ой, Павел, а ведь ты прав! Я не знаю, где похоронен дедушка!

– А я что говорю! Умер-шмумер, а могила-то где? Ты спрашивала?

– Нет. Не спрашивала. Папа сказал, чтобы я никогда не расспрашивала бабушку Тоню о дедушке, потому что… – Кира замялась, понимая, что он сейчас скажет.

– Потому что любовь! – Павел поднял вверх указательный палец.

– А как этот дневник оказался у тебя?

– Не у меня. Как видишь, он валялся здесь, на столе. Я нашел его в мае, когда мы заезжали сюда на праздники. Побоялся брать с собой – у матери есть привычка делать уборку в моей комнате, могла найти. А вот кто его сюда закинул, я без понятия. Но думаю, что твой отец.

– Конечно, скорее всего, это папа… или мама… Письмо-то дедушка написал именно ей.

– Будем гадать, не догадаемся. Но сегодня мы его заберем. Потому что у тебя, в отличие от меня, есть на это право. Ты – наследница!

Свечи начали чадить. Кира закашлялась. Павел взял одну из горящих свечей и пальцами снял нагар, потом проделал то же самое со второй свечкой, не поморщившись.

– Тебе не больно?

– Больно. Слегка. Но мне пришлось приучить себя к боли.

– Зачем?

– Затем, что умереть без боли в нашем мире не получится. А я убежден, что если умру, то попаду в другой мир. Как мой отец. Как твоя мать. А если найти метеорит и умереть здесь, в нашем мире, то есть шансы попасть на Бородинскую битву! И вот тогда вскроется правда. Вопрос только в том, где этот камень сейчас. И как вернуться обратно в наш мир. Хотя, скорее всего, владея камнем, можно легко проходить между мирами… Ты со мной?

– С тобой! Но я не понимаю, зачем тебе умирать, и про какие другие миры ты говоришь?

– Когда я прочитал статьи твоей мамы, я сделал вывод. Она искала портал. Понимаешь? Она об этом не пишет. Она пишет только о «модификации» кролика. Но я думаю, что речь на самом деле идет о его перемещении. Я помню, я раз двадцать перечитал ее статью о кролике по кличке Зайка.

Назад Дальше