========== Глава 1 - Два повода нажраться ==========
Путник вёл лошадь на ритмичные удары металла о металл. Привязал вороного в тени дуба, к забору, явно возведённому недавно: от него ещё пахло смолой, а у основания была перекопана земля. Пара сорок вспорхнула с ограды, будто в ритм забила крыльями звону из крытой террасы, жмущейся к большому бревенчатому дому.
Гость направился по каменной дорожке к хате, когда заметил глядящего на него краснолюда в тени крыльца. Путник помахал ему, прочищая горло. Краснолюд сощурится: на груди человека ярко блестел в лучах вечернего солнца медальон. Нелюдь махнул в ответ варежками бинтов и встал, пошёл навстречу. Он упустил момент, когда люди и нелюди обычно морщились, глядя на этого ведьмака, даже наоборот, несказанно чему-то обрадовался.
— Добрый денёк, — неразборчиво поздоровался гость. Слова его зажёвывались в кашу — не удивительно с таким-то лицом. — Марек Яр, к кузнецу.
— Добрый, добрый, — пробасил краснолюд. — Я Коржик, сын его. Батька вон, слышь, в кузне.
Коржик, молодой нелюдь ещё с пухом вместо бороды, проводил Марека до пристройки. Весь недолгий путь рассматривал посетителя с интересом. Ведьмаку это было не в новинку, хотя от краснолюдов он такое внимание получал редко — они к шрамам, тем более ожогам, нелюди привыкшие. Впрочем, Коржик выглядел лет на двадцать, а значит, ему могло быть годочков эдак десять. Он начал вздыхать от напряжения. Довёл гостя чуть ли не под руку до ворот террасы, больше напоминавшей амбар, и вдруг выпалил:
— Дальше разберёшься!
И убежал в сторону крыльца.
Не разобраться было сложно: из-за настежь открытых дверей на ведьмака несло жар печи, обдавало неприятным в душном дне теплом. За стенами дышала кузня, и в ней, наплевав на зной, трудился перед наковальней краснолюд. Он ударил несколько раз по раскалённой заготовке и осмотрел ее. Окунул в бочонок.
— Э, хозяин? — подал голос Марек, дождавшись тишины.
Краснолюд обернулся. Его борода убрана была на плечи, стянута за спиной с патлами, чтобы не мешали. Весь он стоял мокрый, и разило от него краснолюдским тяжёлым потом.
— Здарова. Никак ведьмака черти принесли!
— Принесли. А ещё наболтали, что ты лучший в Бругге кузнец.
Краснолюд заулыбался, вытащил из масла заготовку и отложил на железную сетку. Стянул перчатки и потер руки об замызганный передник, размазал по лицу копоть, сметая пот.
Марек протянул кузнецу ладонь. Он знал: краснолюды любят этот жест. По его наблюдениям, краснолюды вообще любят все тактильные жесты.
Они крепко пожали руки.
— Тебе не наврали. Я Дунн Новрог, лучший мастер не то, что в Бругге — вдоль всей Яруги.
— Эба как. Ну, ты-то мне тогда и подсобишь.
Ведьмак достал из набедренных ножен клинок. Вернее, только его половину. Пламенеющее лезвие оканчивалось сколом. Марек перевернул ножны и с усилием вытряхнул три крупных осколка.
— Ох!..
— Чем богаты.
Дунн принял от Марека куски меча с обеспокоенным видом. В мастерскую влетел Коржик, пряча что-то в больших ладонях. Ойкнул, чуть не врезавшись в ведьмака, и отошёл за спину отца.
— Сломал, вот, пару дней назад. Навещал кузнеца под Армерией, сказал: не починит.
— Людь небось был.
— Людь, — бормотнул ведьмак, тщетно пытаясь задавить Коржика в гляделки.
Кузнец кисло сжал губы да свёл косматые брови. Изучил сначала осколки, затем принялся за меч. Глядел он больше на гарду, чем на место разлома.
— Что скажешь?
— Ну, ведьмак. Я пиздеть не стану. Тоже не возьмусь.
— Отчего же?
— А оттого, что похерю всё, что тут наворочено. Ты смотри: сталь махакамская, да походу, — Дунн поковырял ногтем металл на сколе, — разных составов. Работа со станка, каких в Северных Королевствах нет и не будет никогда. Про писюльки руньи даже не бубню, вон, гляди, у тебя прям по каракуле слом, а вон ещё, — Дунн указал на разорванную руническую вязь вдоль желоба. — А самое-то главное: клеймо.
— А что клеймо?
Марек с Дунном и Коржиком втроём нависли над гардой: на её поверхности, на плоскости со стороны черенка, вытравлен был ряд непонятных ведьмаку иероглифов. Однажды обратив на них внимание, он решил, что понятия не имеет, что это — так и забыл. А теперь вот, оказывается, клеймо…
— Клеймо клана Ульфриков, подпись мастера Дброга.
— И чем эта подпись мешает?
— А тем, что ни один уважающий себя краснолюд или эльф руку на чужую работу-то не поднимет. Ладно ещё безымянный шлак на потоке, которым человеки обычно машут, но это… Это Ульфрик Дброг! Спирт среди алкоголя, ведьмак. Хлеб среди харчей!
— Ё-моё, — Марек вытер пот со лба. — Слушай, пошли на воздух, я сейчас сварюсь.
Дунн кивнул. Взял с собой основной фрагмент клинка, и проводил ведьмака до веранды дома — самой ближайшей тени вдали от печи. Коржик следовал: постоянно шёл и вставал так, чтобы удобно было пялиться на Марека.
Это начинало раздражать.
— Так что, на мече ставить крест?
— Ни в коем случае, ведьмак! Такая работа схлопнуться не должна. Иди в земли Ульфриков — там это добро вернут к жизни.
— А земли Ульфриков?..
— В Махакаме!
— Да ё-моё.
Марек не попёрся бы в Махакам даже чинить пальцы, не говоря уже об оружии, пускай и памятном. Кажется, время пришло клинку отойти на покой.
— Как её, кстати, зовут?
— Кого?
— Меч.
— А, ну. Зунг зовут. Правда, я думал, что это он… Меч.
— Что ты ведьмак понимаешь! — отмахнулся добродушно Дунн.
Он не выпускал из рук Зунг, продолжая вертеть и изучать. Коржик, уже протёрший в ведьмаке дыру, периодически отлипал от Яра и глядел себе в ладони, прятал там какую-то бумажку.
— Ладно, чёрт с Зунгом. Зунгой… Посеребришь новый?
— Серебра принесёшь пару унций — посеребрю… Да вот ты только всё равно отправляйся в Махакам. Нельзя пропадать работе мастера, это я тебе как художник говорю. Да хоть сейчас отправляйся, мужик! Через Бругге меньше часа назад молодняк на Гору пошёл — догонишь.
— Ну догоню, и чего? Я ж не местный, даже не старший — на гору не пустят.
Дунн всплестнул руками.
— Точно, ведьмак, тут ты прав. Ну ничего, тогда… — краснолюд задумался, задвигал губами — что-то подсчитывал, — Тогда через семь лет отправляйся. Как раз будет Фестиваль Эля, тогда кого хошь пустят!
Яр вздохнул. До Фестиваля Эля ещё надо было дожить. Да и ну его, Махакам этот.
— Ладно, может и съезжу. Через семь лет.
— Без может мне тут! Я с тебя, ведьмак Марек, ща расписку возьму, понял!
Яр скрипнул зубами. То, как незнакомый кузнец переживает за Зунг, начинало сердить. По большей части потому, что сам Марек за него так не переживал. Хотя это Марек ходил с ним лет десять, Марек снимал его с мёртвого от… бра… ведьмака. Марек ставил на этом клинке эксперименты в попытках выяснить, как разбудить руны вдоль желоба, так ни к чему и не придя.
Яр встретился с возбуждённым взглядом младшего краснолюда.
— Слышь, Плюшка? Я конечно всё понимаю, но вот что ты пялишься? Подзаебал ты меня.
Коржик побледнел, но глаз не отвёл. Начал краснеть.
— Ай, ведьмак, не драконься на мелкого! А ты хорош буравить гостя, балда, — Дунн повернулся к сыну и отвесил подзатыльник, — приличный же краснолюд.
Коржик виновато уткнулся носом в пол.
— Не серчай, Яр, не каждый день любимый отряд в дом наведывается.
— Чего?
— Да этот засранец в каждой партии тебя играет и не давится.
— А… э?
— Да карта твоя, карточка золотая. В гвинте!
Марек напрягся. В гвинте всё-таки есть… Его именная карта?.. Неприятный холодок щекотнул кончики культей.
— Как там она называется, Корж?
Коржик оживился и протянул отцу руки: всё это время он сжимал в бинтах карточку. Пробормотал смущённо:
— Йольт из Ярсбора.
Марек выругался себе под нос. Вскочил с плетёного кресла, замер, упал обратно. Рваными движениями усадился удобней и протянул руку краснолюдам.
— Гляну?
Ох, какая плохая идея, Марек понимал. Но он спать не сможет, если не глянет…
Перед лицом его выросла картинка — Яр несчастно скульнул.
На рисунке блестит яростно ведьмачий глаз. Второй не блестит — зияет дырой, потому что половина головы героя изуродована ожогом. Ведьмак держит за волосы бледную девочку лет восьми: глаза её широко распахнуты, грудь и шея… вспороты. Из них хлещет кровь. Кровь на руках, на кинжале ведьмака. Сходство портретное.
Марек устало протёр глаз, возвращая карту.
— Да, жёстко, — соглашается Дунн, оглянув хорошо знакомый рисунок на вытянутой руке. — Легенду я, правда, эту не знаю, впрочем, знать и не хочу, хы-хы…
— Я хочу… — промямлил щенячьим басом Коржик. — Йо… В смысле Марек, расскажешь?
Ведьмак издал какой-то нечленораздельный стон, он всё ещё мял лицо.
— Щас, расскажет, ты его уже успел заебать! Не лезь в душу!
Дунн занёс ладонь, но Коржик успел уклониться. Поспешно ускакал, чтобы справедливость не восторжествовала.
— Вот засрань, покажу!..
— Так, — прохрипел ведьмак очень тихо. — Я пойду.
— А меч?
Ведьмак отнял руки от растёртой докрасна морды. Достал из ножен на спине стальной бастард.
— Сколько будет посеребрить?
Дунн осмотрел клинок в плачевном состоянии.
— Оренов двести, включая ремонт. И серебро.
Ведьмак заунывно вздохнул. По взгляду его, по протянутой руке, краснолюд понял: денег таких у клиента не водится.
— Могу покрыть один из своих стареньких. Честно говоря, даже они получше будут, чем твой огрызок. Выйдет около девяноста.
— Идёт. Только давай я завтра зайду их подержать. Мне нужно… срочно нажраться.
— Дело святое.
Ведьмак убрал стальной меч, принял разбитый серебряный.
— Корж! Тащи кусманы! — крикнул куда-то в дом Дунн.
Коржик догнал ведьмака, когда тот уже отвязывал лошадь.
— Йольт, ты расскажешь мне эту историю? — всё-таки решился спросить он, протягивая ведьмаку останки меча.
Яр вставил Зунг в ножны, смерил мальчишку пустым взглядом. Тот поспешно добавил:
— Ты и правда моя любимая карта…
— Значит так. Зовут меня Марек Яр. А истории никакой нет. Всё пиздёж и провокация. Грязные инсинуации. Пропаганда Нильфгаарда.
Ведьмак взмахнул поводьями, и конь сорвался. Подальше от нарисованной гадости, в сторону ближайшей корчмы.
***
Марек лежал лицом на столе. Он был ещё не достаточно пьян и не достаточно отравлен, хотя морда его уже давно чернела от выпитых предварительно обиды и тоски, тьфу, Грома и Пурги. Просто шея держать голову не хотела. Перед Яром стояла пинта перчёной медовухи, но в горло она не лезла, хотя надо было.
Люди потихоньку наполняли корчму, кто-то бренчал тихо лютней, кто-то обсуждал свои и чужие жизни, гоготали, ругались… Марек старался никого не слушать, не слышать — и так день ни к чёрту.
— Ведьмин…
Яр тоскливо вздохнул. Раз в пару лет можно позволить себе полежать вот так лицом на грубых досках. Пожалеть, пообижаться на себя.
— Ведьмин!..
Нахрена было вообще придумывать новое имя, когда старое всё равно впереди… А он так старался.
— Марек.
Кто-то толкнул Яра в плечо, вздрогнул медальон на груди, вытягивая из не очень глубокой рефлексии. Ведьмак недовольно поднял тяжёлую голову и, скрипя горлом, обернулся.
Рядом с ним сидела девушка с повязкой на лбу. Из-под ткани торчали острые ушки, а волосы падали водопадом чуть не до пола. Эльфийка хлопала на ведьмака большими красными глазами. Тихо переливались под её пальцами струны вытянутых гуслей.
Девичье личико не исказилось при виде ведьмачьей рожи, изрисованной тёмными венами, вспаханной шрамом, — осталось пустым.
Марек сощурился, но ничего в этой эльфке память не потревожило. Хрипнул вопросительно.
— Привет, ведьмин, — проурчала она бархатным голосом. — Ты такой грустный, вот я подсела.
Пальцы перебежали по инструменту. Поправили пёрышко в волосах.
Марек закряхтел, но горло его не было готово говорить — пришлось прокашляться.
— Бард?
— Да, пожалуй, бард. Лайка.
— Марек Яр, пожалуй, ведьмак. Впрочем, — кх-кхм, — ты откуда-то знаешь.
Марек протянул эльфке руку, будто сидел перед ним краснолюд. Лайка глядела на открытую ладонь несколько секунд — пожала. Второй рукой наиграла мелодию под каждое движение. Кожа у неё оказалась грубой. Кошачья морда на груди ведьмака снова дрогнула. Не дрогнуло ведьмачье чутьё.
— Мы встречались?
— Нет. Но я давно за тобой иду.
— Ага, как же. Я бы заметил.
Лайка пожала плечами.
— Хочу с тобой выпить.
— За что мне такая честь?
— За грусть.
— Споешь песню?
— О, конечно. И не одну.
— Корчмарь! — хрипнул вдруг Марек через весь зал так резко, что Лайка, к его удовольствию, вздрогнула. — Хересу милой даме! — он уронил голову обратно на стол, милая дама перевернулась. — Больше пинты мой кошелёк не потянет.
— Больше я не потяну, — улыбнулась застенчиво Лайка.
У неё была странная мимика. Она делала усилие, чтобы на отчуждённом гладком лице появилось выражение, но оно казалось искренним.
Яр натянул кислую ухмылку.
— Споёшь со мной, Марек ведьмин?
Гусли тихо защебетали, подначивая.
— Не пою я.
— Тогда слушай.
Пальцы барда на мгновение замерли — и унеслись танцевать.
Ведьмак не заметил, как уже сам отплясывал с эльфкой и всеми в корчме желающими. Смеялся и подпевал глупым и не очень песням под бег тонких пальцев по струнам гуслей.
Комментарий к Глава 1 - Два повода нажраться
делюсь портретом Яра, потому что могу:
https://drive.google.com/file/d/1jYRbx8BcgPAi9LgK6C0i60qgl9LjJ8s9/view?usp=sharing
(старенький, конечно, ещё с пальцами, но эта нёх не сильно изменилась за 15 лет)
========== Глава 2 - Расслабься, ведьмин ==========
Бух. Ведьмак проснулся от тяжёлого удара в затылок. В груди зудело.
Марек разодрал глаз, но тут же зажмурился: острое солнце вмазало по лицу. Ворча неразборчивую матерщину, Яр закопался глубже в мягкие волосы, вжался в эльфку.
Бух. Удар повторился, в этот раз по виску. Марек вскочил, запутавшись в каштановых локонах, потянув за них хозяйку. Свет снова впился в неготовый глаз, земля выскользнула из-под ног.
Бух. Марек сел, шипя и потирая ушибы. Обернулся: всё это время он бился об какую-то деревяшку, торчащую посреди… повозки. Угрожающе шатались бочки, нависающие вертикально над ведьмаком и эльфийкой. Шатались в такт едущей телеге.
Эльфийка потянулась, мурлыча под нос.
— О! — кто-то воскликнул низко. — Спящие красавицы очухались!
Марека с Лайкой окружил хохот. Весёлая мелодия засвистела из-за бочек. По обе стороны от воза появились краснолюды на пушистых мулах.
— Доброе утречко! — поздоровался один из них.
Марек заторможено махнул. Положил пальцы на саднящую под рубахой грудь. Это медальон расцарапал щеками кожу. Стилизованная под острые выступы, шерсть на морде кота выходила за пределы круга-основы и часто кололась, но до крови ещё не растирала. Сейчас кулон был спокоен.
Лайка надела через плечо ремень гуслей.
— Как дрыхлось, сонное царство? — поинтересовалась краснолюдка, весело блеснув янтарными глазами.
Усы её уложены были в косички, заплетены с толстыми косами, идущими с баков, а в бороде поблёскивали разноцветные бусины.
— Пока, — кх-х, — колесо на кочку не нашло — отлично дрыхлось.
Краснолюды захихикали, возничий свистнул громче, через смех пробились урчания струн.
«Ну… Похитители так обычно не ржут…»
— А куда мы, собственно, едем?
— На Махакам, конечно! — воскликнул краснолюд.
Он был вылитая краснолюдка, с такими же задорными глазами, только тёмно-зелёными. И в отличие от её туго заплетённых, его виски были выбриты.
— Я-то думал, ведьмаки покрепче будут!
— Да, чо-та его даже эльфийка перепила…
Лайка выдала победную партию, нелюди расхохотались.
Ведьмак и правда чувствовал себя скверно: сердце стучало до боли учащённо, в голове скомкали лист железа, глотку давило. Пора выпить Белого Мёда. Марек обнаружил под собой и Лайкой все вещи.