Ведьмак надавил на труп носком ботинка, подняв новую волну гнилых ароматов, вытащил клинок из рваного живота. Им же перевернул тельце и начал ковыряться.
— Вот ещё золотое колечко, — бросил он Когену вместе с находкой.
Краснолюд поймал рефлекторно, но тут же откинул на землю: кольцо было на пальце.
— А-а!
— Мы нашли ручей неподалеку, — хихикнула Бессир, поднимая палец. — Давайте там расположимся, а мы смоемся заодно.
Ведьмак отогнал от гулёнка Лайку, присевшую над ним на корточки, плеснул спирта и чиркнул огнивом. Смрад поднялся страшный, и компания поспешила сменить место стоянки.
***
Ведьмак листал карточки, пока остальные играли в гвинт. Он забыл, по каким признакам туссентский рыцарь учил его отличать подделки, и, держа в руках колоды краснолюдов, вспомнить или вычислить сам не мог. «Может, здесь все настоящие?»
Он искал ведьмаков и нашёл уже троих: двух волков и медведя. Все они, как и подобает ведьмакам, занимались ведьмачьей работой — сражались с чудовищами. «А меня жалко было нарисовать с какой-нибудь ягой…» Марек задумался: кажется, его вообще никогда не рисовали, не считая этой противной карты исподтишка. А ведь в коридорах Юхерн Бана, Школы Кота, висят портреты старых ведьмаков. «Может и себя там повесить? Только стены портить…» Яру попался ещё один охотник. Он как раз был с ягой, только вот… в не самой приличной позе. Марек прыснул. Медальон у него какой-то странный. «Тюлень?» Подписана карта была просто: «Дерьмак».
— Что за… Это почему? — Марек вытянул похабную карточку перед играющими.
Краснолюды при виде её несказанно обрадовались.
— Это из потешной коллекции. Поехал как-то Гвинтус башкой и выдал такую, там штук двадцать карт. Тупые-е-е… Редкие-е-е, — протянул Коген. — У меня только две.
— У меня тоже есть, — добавила Бессир и порылась в игровой колоде под рукой. — Только вы тихо, говорят, если ими светить, они исчезают…
— В эти байки только дети верят! — воскликнул Торби.
— Не байки! — возразил Коген. — Дед мой рассказывал, как у него одна карта золотая пропала! Он потом у кого ни спроси — все плечами жмут, мол, не припомнят даже такой. Так неугодные Гвинтусу карты и испаряются…
Краснолюдка протянула Мареку карту, уворачиваясь картинкой от заинтересованных носов: отряд ещё мог сыграться, и противникам видеть его было противопоказано.
На рисунке какой-то важный правитель с орлиным носом стоял перед армией… голый. Подпись снова странная: «Царь и Бох». Размеры у героя были не царские.
— Забавно. А из какой коллекции, ну, «Йольт»?
Краснолюды задумались.
Лайка вынула «Йольта» с руки (он принадлежал Когену) и положила на стол, не обращая внимания на конспирацию. Краснолюды договорились не играть этой картой при Мареке, но эльфийка, должно быть, об этом забыла.
Присмотрелись.
— У неё нет коллекции, — вспомнил Коген. — Просто нейтральная карта. Вышла лет пять назад, тогда много кровожадных было. Хотя обычно они не такие жестокие.
— Гвинтус не с той ноги встал! — предположил Торби.
— А этот Гвинтус, это вообще кто?
Краснолюды пожали плечами.
— Говорят, дед какой-то сидит на Горе и рисует от скуки гвинт.
Лайка отправила карту Йольта в сброс, вытянула (со второго раза — первая её не устроила) себе у Марека новую на замену и заглянула в руку отвлёкшегося Когена.
— А я слышала, что это бабка, — добавила Бессир тоже очень удобно для эльфийки опустив руки.
— Одно ясно — чудо-пердун, — кивнул Торби.
— А Махакам других и не держит. Одни чудики и пердуны…
— А как он из этого вашего Махакама потом карты по всем Северным разбрасывает? И в портреты родинка в родинку попадает?
Этого никто не знал. Никто и не задумывался.
Полночи дректаг играл на сокровища, которые к столу принесла Бессир. Приняв на грудь, начали воображать, какие карточки обязательно будут у них самих: примеряли лица и позы, оценивали друг друга, пытались придумать хотя бы по две строчки своих личных баллад — Лайка помогала. Ведьмаку пришлось пояснять, что за каждой картинкой стоит песня, о чём, почему-то, в Северных почти никто не знает, хотя эти песни сами и придумывают, и поют.
— Люды, чего с них взять.
Марек опять засыпал с Лайкой, но в этот раз это он устроился у нее на груди. Всегда ли женская грудь была такой холодной? Ведьмак забыл.
— Отхуда ты фнаешь стоха про ведьмахов? — пробурчал Яр не очень осознанно. Пьяный, он не старался чётко что-либо выговаривать.
— Всю… жизнь за вами мотаюсь.
— Захем?..
— Скорее «почему».
Если Лайка и продолжила, Марек этого уже не слышал — его поглотил сон.
Комментарий к Глава 3 - Детёныши
*феаинн - летний период от конца июня до начала августа
========== Глава 4 - На Махакам! ==========
Проснулись посреди дня — ударились в панику.
— Опоздаем, ой опоздаем, — тараторил Коген, засыпая землёй костёр.
— Так. Держим арсы в руках, — бормотал Торби, в не меньшей спешке одевая мулов.
— Лайка, толкай муженька! — командовала Бессир, закидывая шкуры с плащами к бочкам.
Лайка толкала, но ведьмак только кряхтел и отворачивался. Вот зачем он опять вчера мешал эликсиры с медовухой… А эликсиры с эликсирами? «Ох. Вот так всегда.»
Яр согласился проснуться, только когда крепкие краснолюдские руки подхватили его, будто пушинку, закинули на лошадь — и компания тут же тронулась, не оставляя ведьмаку выбора. Марек пришёл в себя нехотя, но быстро. Попивал мелкими глотками Медок, и уже будто ни о чём не жалел.
Лайка сегодня была тихой — только играла, а краснолюды, хоть и балагурили, как обычно, казались напряжёнными, будто веселье натягивали. Только Бессир не волновалась, хоть и задавала повозке резвый темп.
— Куда мы так спешим?
— Все ещё в Махакам, забулдыга! — хохотнула она.
— Да я не о том. «Почему» спешим?
— Пол дня проспали, Ярёк! Опоздаем — хана, — ответил Торби.
— Точно, блин, опоздаем, — пробормотал Коген.
— Гора без вас год стояла, что, ещё денёк не простоит?
— Гора-то простоит, а дректаг на неё не пустят. Обозначимся мы вольными краснолюдами, — пояснила Бессир.
— Бездомными то бишь, — дополнил Торби. — И бесправными. Оторванными от семьи и друзей, — последнее звучало уже как-то слишком подробно.
— И это за пару часов опоздания?
— Да хоть за минуту, Марёк. Полно в Махакаме дичи такой! — как-то слишком сердечно выдала Бессир.
— Зато вон Гора! — уже в лицо ей выкрикнул Торби. — Стоит, славится на весь свет. И всегда будет стоять, потому что живут в ней те, кто не опаздывал ни на минуту!
— А то Северные не стоят, так не стоят! Всё уже заполонили! И ещё заполонят, хоть сами, хоть под флагом Солнца.
— А что толку от твоих Северных, когда Хлад придёт, а? Подохнут все одинаково, что под солнцем, что под луной!
— А мне-то что, я до Хлада этого не доживу!
— Так внуки твои доживут. И доживут-то не в Махакаме!
— Да идите вы в жопу со своим Махакамом! — Бессир стормозила телегу. — На кой хрен я с вами вообще туда прусь.
— Провожаешь брата домой, — мягко положила с мелодией Лайка.
— Сильвано гузно, — краснолюдка вздохнула. — Ну да.
Торби потупил глаза.
— Прости, Бессир. Не надо было. Не надо нам ссориться в последний день.
— Не надо, — согласилась Бессир.
Торби протянул ей ладонь с мула, она привстала на сидении — крепко пожали руки.
Сжавшийся Коген расслабился. Песни вернулись в караван, хотя музыка его не покидала.
***
Коген подкрался к ведьмаку на привале, когда тот облегчался. Пристроился рядом.
— Слушай, Марёк. Лаечка там напевала как-то… Что вы хоть и к Гвинтусу идёте, есть у вас в Махакаме ещё дело…
— Меч чинить.
— О, у Хиваев?
— У Ульфриков.
— Ого… Знаешь, а вам по пути будет сначала туда, а потом к Гвинтусу.
— К чему клонишь?
— Ну… Я бы это… Я бы хотел с вами к Гвинтусу сходить. Я бы и к Ульфрикам, да в деревне должен быть. Праздник будет для нас, для дректага. А в Махакаме праздники длятся… Сам понимаешь. Вот я и подумал, может я к вам потом прилипну? Когда вы на Гвинтуса пойдёте…
— Без проблем. Найтись бы только.
Коген обрадовался.
— В Махакаме не потеряешься!
***
— Зря волновались! — Бессир остановила мулов.
Темнеть ещё не начало, а дректаг прибыл под Горы.
Леса вокруг давно превратились в хвойные, и хотя было всё ещё по-летнему тепло, чувствовалось в воздухе прохладное дыхание Махакама. Свинцовые зубы гор окружили путников с трёх сторон света, им вторили высоченные ели. Тракт вёл наверх, а дальше терялся в серпантинах, тонул высоко в тумане и снегу.
Когда компания сходила с дороги, по ней промчались двое всадников.
— ДРЕКТАГ? — крикнула им вслед Бессир так глубоко и громко, как могут кричать только краснолюды.
Марек покосился на горы: снег от этого крика сходить не начал, даже камни не посыпались. Должно быть, Махакам привык к родным голосам.
Один наездник обернулся, чуть не свалившись с коня, и таким же крепким, но быстро удаляющимся криком подтвердил:
— ХУ-ХА!
— Эти оболдуи оболдуйней нас, — бросил Торби.
— Да, им, кажись, сегодня надо.
— А нам завтра? — спросил Марек.
— Завтра. Сегодня успеем подготовить контрабанду, хе-хе…
И контрабандисты приступили к делу. Занятие заставило Боргов забыть о скором расставании, вероятно, на всю жизнь, и веселье между краснолюдами снова лишилось тяжести.
Бочку выбрали с самым некрепким вином — низкий градус не особо ценился краснолюдами, и было эту бочку нежальче всех. Хотя и содержание остальных шести по меркам Махакама считалось некрепким, что поделать — людское-то пойло. Ребятню да беременных самое то радовать.
Сначала думали вырезать днище, но ухитрились содрать заклёпки и снять два крайних обруча. Переживали, что бочка лопнет от насильственных махинаций, но этого не случилось. Немного подковыряв дно, вытащили его из пазов. Работали ювелирно, чуть не во все десять рук, и расплескали не очень много.
Каждый по очереди оценил запах, а потом и вкус, черпая кружками.
— Эст-Эст? — поинтересовался Марек, хлебнув из бочки, как лошадь из пруда.
— Смотри-ка, эксперт!
— Вот что жизнь в Тускенте с нелюдьми делает!
Яр осклабился и говорить, что это единственное название вина, которое он помнит, не стал.
— Значит так, — начал Торби, оглядывая ведьмака, — выдуть нам сегодня надо знатно…
— Забьём на придумку веселиться через день, — кивнула Бессир.
— Да, надо почтить местные земли. Целый год были нам дорогой.
Остановилась компания ближе к маленькой речке, почти ручейку с холодной кристальной водой, чтобы утром ведьмак мог помыться. Дректагцы решили, что им тоже не помешает прийти при параде, и устроили купания под луной. Как полагается: голышом и с вином. Узкая речушка оказалась глубокой, поэтому сыграли даже в «наездников големов».
Комбинации пробовали всякие, но самым честным вариантом оказалось краснолюдам седлать плечи эльфийки и ведьмака. Ну как «честным»… Голем-ведьмак ставил голему-эльфке подножки, но и она не отставала: запутывала противника в волосах и плескала брызги в самые ответственные моменты сражения. Всадники (как и големы) так рьяно старались друг друга сбить, что бои заканчивались исключительно потоплением обеих команд.
Тихая весь день Лайка ожила и снова напевала со всеми песни, хотя уже и через раз, делая перерывы просто полежать, посидеть, отдохнуть.
— Давайте, давайте! День жора! — подначивал Торби. — Иначе всё достанется засранцам на границе!
— Могли бы оставить мне, мне-то жить тут! — отвечала Бессир, жуя тем не менее большущий кусок сушёного мяса как в последний раз.
Марек давно так много не ел — видимо, пришло время отыграться за все голодные ночи на тракте. И он был не против, особенно учитывая, сколько последние дни вокруг льется алкоголя.
— Лайка, кутё-моё! То-то ты бледная такая и тощая! Ничего не ешь! — возмутился Торби. — Как только силёнки находятся по струнам лабать!
— Да, а ну открывай рот! Летит дракон за старосту!
Бессир подлетела драконом (вяленой колбаской) к губам эльфийки.
Та расщебеталась, пытаясь отмахиваться и уворачиваться.
— Я уже поела!
Но дракон парил вокруг так настойчиво, что ей пришлось сдаться. Вместо того, чтобы откусить чудовищу голову, Лайка схватила его руками и коварно расхохоталась, блестя зубками.
— Вот это дело! — оценил подход Торби.
И весь вечер эльфийка уничтожала одного несчастного дракона, а дректагцы, вспоминая про это, периодически поглядывали, как он уменьшается.
Краснолюды, даже подпитые (хотя вино их этим вечером брало слабо), даже уставшие, заснули с трудом. Всё ворочались, кряхтели и вздыхали. Только Торби лежал неподвижно и смотрел сквозь кедровые ветви на звёзды. Как будто в последний раз. Ему помнилось, что звёзды в Махакаме отчего-то совсем другие.
Проснулись, кто вообще смог заснуть, раньше нужного — решили не тянуть. Ведьмак впервые при краснолюдах закурил из длинной резной трубки. Судя по запаху — закурил сухие иголки с земли.
— Прощаюсь с хламом, — пояснил он. — Могу больше не увидеть.
Докурив, зарыл скарб в валежнике, засыпал иголками. Сказал, что делает так постоянно, хотя однажды и не вернулся за ним, что так и дожидается его одна заначка где-то в лесах Редании. При себе Марек оставил только оружие, маску да сумку со склянками. Помятую карточку «Йольта» доверил на хранение Когену. Предложил и Лайке прикопать гусли, но она ответила оскорблённой мелодией.
— Пронесу их также, как сама пролечу.
Что-то ведьмак не припоминал, чтобы оборотни и вещи свои превращали в зверей, расспрашивать не стал. Может то, что эльфка называет сорокой — на деле гигантская тварина на манер волколака, только в перьях, тогда прихватить в лапах игрушку ей труда не составит.
Коген и Торби поснимали с бород украшения, порассовывали в карманы, смыли помаду. Сложные узлы переплели в обычные косы. Коген даже перешнуровал сапоги: они у него были завязаны на «человечий манер», «неправильно» (ведьмак разницы не увидел). Торби снял свой короткий, эльфийской работы кафтан без рукавов и сложил в сумки сестры.
Бессир обнялась с Когеном, пожала руку Мареку, похлопала по плечу Лайку, чуть не свалившуюся от этого. Торби она увела в сторону, и они долго тихо говорили, смеялись. Закончили крепкими объятиями, которые никто не решался прервать первым.
Не без помощи ведьмака Бессир взобралась на Когтя. Лошадь Лайки привязали сбруей к его седлу.
— Точно уверены, что отдаёте? Хорошие коняшки, да тока не по размеру мне. Продам я их.
— Продавай, — махнул Марек. — За гостеприимство, считай, подарок. С ведьмаками лошади долго не живут, так что им повезло.
— Надеюсь, не наткнусь на прошлых хозяев, — хохотнула краснолюдка.
— Не, Безымянка из Бругге, а Коготь вроде из Цинтры.
— Мне не туда.
Хоть Бессир и говорила, что не знает, куда пойдёт, ведьмак догадывался: путь будет в сторону Новиграда или Цидариса — оттуда легче всего найти корабль на Скеллиге.
— Ну что, братки. Чистого неба вам над головами, да хруста под ногами.
— Гладкого моря, — тоскливо отозвался Коген.
— И поменьше говна, — кивнул Торби.
— Ху-ха! — крикнули они одновременно.
Бессир развернула коней и пошла прочь.
Всех четырёх мулов запрягли в телегу — дректаг отправлялся в горы.
Хотя дорога и пролегала по петляющим серпантинам, угол подъёма был крутой. Шли медленно, следя за бочками, особенно вскрытой. Ведьмак убедил краснолюдов, что знак удержит крышку намертво, так что на границе её можно будет перевернуть, но пока ни контрабанды, ни знака в ней не было, она стояла на днище и громко плескалась.
Лайка брела какая-то вялая и заторможенная. Краснолюды упрекали её в неплотном завтраке, но она только отшучивалась.
— Птицей летать на полный желудок сложновато.
Марек, не скрываясь, приложил руку к её плечу. Лайка уставилась на него, но ничего не спросила, а он и не озвучил. Отметил про себя, как слабо задрожал медальон по сравнению с первым днём их знакомства. Но на вид эльфка не изменилась, не выглядела приболевшей. И сердечко её всё также тихо ритмично билось, не пропуская ни одного удара, не делая лишних.