Даже с более здоровой ногой он прежде не рисковал пройти десяток пролётов лестницы, а сейчас выл сквозь зубы, терпел боль на каждом шагу, но спускался: приставным шагом, по одной ступеньке, по чуть-чуть, но всё-таки шёл. Он шёл ни к кому-то, и не зачем-то, он шёл для себя! Он был в одиночестве целых полгода, и ни на кого не должен был рассчитывать, никого не просить. Может тогда бы она не появилась.
Мысли скомкались и оборвались, когда на верхних этажах хлопнула дверь. По лестнице зачастили спускающиеся шаги. Сергей как раз был на площадке и прижался к стене, чтобы дождаться проходящего мимо. Может быть стоило попросить о помощи? Только бы спуститься во двор.
Наверху пролёта показался мальчишка в распахнутой куртке и вязаной шапочке. Он спустился, быстро прошёл мимо Сергея, только бросил косой взгляд на барахтающуюся под курткой встречного кошку. Сергей не окликнул его и ни о чём не попросил. Спускаться предстояло самому - страшно, как, наверное, было, когда в первый раз пошёл из рук матери.
Он не считал, сколько времени провёл, спускаясь по лестнице, но в конце концов достиг парадной и открыл железную дверь из подъезда. Впервые за целю вечность солнечный свет коснулся его, не минуя рассеивающего стекла и пыльных штор, впервые далёкая звезда приласкала своего зарывшегося в собственной норе сына. Да, как же иначе! Солнце - его мать, прародительница всего живого на планете Земля, и он жив! Жив, открыт Солнцу!
Какие странные мысли опьянили его вместе с уличным воздухом. Сергей стоял на щербатом бетонном крыльце, щурился от осеннего света и улыбался, хотя ничего особенного во дворе не было: ржавая детская горка, обогнавший его в подъезде подросток сидел на оградке с бандой дружков. Какая-то великовозрастная девка, вытянув ноги, раскачивалась на качелях, наполняя двор надсадным скрипом несмазанных петель. Испачканные в городской грязи машины ждали перед гаражами. Одна тёмная иномарка нагло завалилась правым бортом на тротуар, оттесняя пешеходов.
Никто не выскочил к нему навстречу с цветами, не поздравил с первым самостоятельным выходом из дома. Только Дунька высунула голову из-под куртки и опасливо принюхалась к осенней свежести. Сергей начал спускаться с крыльца. Здесь было труднее, перил не имелось. За спиной скрипнула железная дверь, из подъезда вышел мужик - совсем незнакомый, но, видя всё положение Сергея, он решил подсобить: крепко взял его за руку и помог спуститься с крыльца на ровную землю.
- Ты с шестидесятой? -- коротко спросил он, предлагая закурить. Сергей протянул исхудалую руку ко вскрытой пачке и взял сразу две сигареты.
- Угу, - кивнул он, прикуривая от предложенной зажигалки.
- Обалдеть, а я думал там никто не живёт, - ощерил прокуренные зубы новый знакомец. Впрочем, надолго задерживаться он не стал. - Ну, бывай, не падай. Грязищу от дождя развезло, так что с твоим костылём можно где-нибудь ё...
Закончив своё пожелание крепким словцом, он отчалил, ускоряя шаг по тротуару, по пути недобро посмотрев на занявшую бордюр иномарку. Дунька отчаянно пыталась сбежать из-под куртки, но Сергей её пригладил и удержал.
Хоть бы одно знакомое лицо! Всего полгода во дворе не был, а будто все соседи сменились: ни мальчишку он не узнал, ни мужика. Зря он, проходя мимо Ленкиной двери, не позвонил ей с контрольной проверкой: жива там эта белобрысая швабра? Или взаперти он провёл сотню лет, квартира его - это чёрная дыра, в которой нет ни пространства, ни времени: сменились эпохи, все знакомые вымерли, наступил другой век. Стоило спросить у мужика, какой сейчас год.
Сергей оглянулся, задрал голову и постарался найти глазами окно. Почему-то ему очень захотелось взглянуть на квартиру снаружи. Вот пятый этаж, на нём знакомый соседский балкон, а левее - окно его собственной кухни. Положив руки на прозрачную преграду стекла, за окном стояла Совёнок. Смотрит вниз на сбежавшего от неё человека: глубокими, карими глазами - космической бездной. Сергей отвернулся и поспешил прочь, слушая свои шаркающие шаги и стук палки - настоящие шаги настоящего человека, настоящий стук настоящей палки. Но, дойдя до выезда со двора, он снова не вытерпел и оглянулся. Из окна за ним больше никто не наблюдал. Ему очень хотелось разорвать дистанцию между собой и квартирой, в которой прячется не-пойми-что. Тут же вспомнилось, что он идёт той же самой дорогой, по которой из двора обычно уходят все настоящие люди, и только Совёнок никогда не уходила. Это развеселило его, и он захромал бодрее, даже боль в ноге уменьшалась, хотя вместо покоя, к которому он стремился, художник наоборот напрягал прооперированное бедро.
Он шёл по октябрьским городским улицам, среди тепло одетых людей, на соседней дороге шумели машины. Никто на него не смотрел, они - только фон для картины, где он сам - единственный настоящий герой. Ветер шуршал листьями на почти голых деревьях. Всех этих снующих людей, грязные машины и осенние деревья видела и Совёнок, когда по тротуару уходила к автобусной остановке.
Нет, не уходила! Её не существует!
Сергей сам на себя разозлился, что снова вспомнил о ней, и решил сменить направление, пойти к центру города, где в молодости писал портреты людей. Он и теперь делал это, только не красками и карандашами, а мысленно отмечал особенные черты человеческих лиц, разглядывая случайных прохожих. Новая картина, один общий портрет, где в качестве персонажей сотни и сотни незнакомых, равнодушных, но настоящих, серых людей.
Когда светофор заставил машины остановиться и по пешеходному переходу вместе с Сергеем двинулась серая масса, он увидел идущую к нему навстречу Алёну. Она единственная остановилась посреди зебры и ждала, когда он подойдёт.
'Ну уж нет, тут ты меня не поймаешь!' - развернулся художник и поковылял в совсем другую сторону от Центра, куда собирался. Он уверял себя, что девчонка только похожа на Совёнка, что это была совсем не она. Совёнок осталась в квартире, но теперь Сергей нарочно выглядывал её среди толпы горожан, пассажиров и водителей машин, даже на цветастых рекламных щитах, а увидел за стеклом проезжающего мимо автобуса. Совёнок следила за художником, прижав руки к окну, как делала это на кухне. Лицо её было печально и немо.
Жалобно застонав, Сергей опять развернулся и теперь шёл туда, куда глаза глядят, без всякого плана или намеренья. На улицах полных выхлопных газов он задыхался, стало холодно, кошка под курткой не переставала возиться. Всякий раз, когда ему казалось, что он видит Совёнка, он поворачивал и сбегал, если его хромоногое бегство вообще можно было назвать побегом.
В конце концов вернулись боль и усталость. По пути ему встретилась автобусная остановка. Остановка как остановка - металлическая рама и пластик, цветная реклама и объявления. Сергей нашёл на скамье место почище и, опираясь на палку, присел, вытянув ногу, и вздохнул как столетний старик, плотнее прижимая кошку к груди. Мимо летели машины: прямой участок дороги, хорошо разогнаться. На другой стороне всё те же серые люди и пятиэтажные дома в золотисто-сизых объятиях осени.
- Может отпустить тебя, Дунька? - сжалился художник над кошкой, грея её возле груди и одновременно шаря глазами по объявлениям.
'Передвижной зверинец 'Барсик' приглашает детей и их родителей!'
- Зачем тебе сумасшедший хозяин? Я всё равно ни на что не гожусь. Мечты нас не прокормят, хоть башкой бейся об стену.
'Куплю рога оленя и лося! Дорого!'
- На улице ты, наверное, не пропадёшь, хотя очень любишь свою квартиру.
'Сдам 1-комнатную квартиру. Центр. Пятый этаж'.
- Двенадцатый не проходил?
- Нет, я тут всего минутку сижу.
Рядом опустилась сумка и сел ещё один пассажир. Ни капли внимания на Сергея, сразу заткнула уши музыкой, раскрыла книгу и погрузилась в чтение. Волосы русые, гладко расчёсанные, ноги в кроссовках, тёмная куртка, брюки и хорошо знакомый запах духов.
Сергей зажмурился, вдохнул, потом опять открыл глаза. Нет, не примерещилась: сидит рядом, читает римское право.
- И тут ты меня достала...
Алёна не слышит из-за наушников, но это точно она. Вот и рюкзак с пристёгнутым к нему брелоком мягкой-игрушкой - серая птичка с большими глазами. Алёна почувствовала его взгляд и посмотрела в ответ.
- Ой, кошка. А можно погладить?
- Конечно... - был готов провалиться сквозь землю Сергей. Алёна вытащила наушник, потянулась к Дуньке, но та неприветливо зашипела, и девчонка отдёрнула руку.
- Злая она у вас.
- Только на незнакомых шипит...
Она или не она? Определённо она, но при этом чужая. Она ведь преследует его, потому что знает и любит - Совёнок из Беспечного мира, а девушка рядом с ним, похоже, совсем не знает его и не преследует, а просто заглянула сюда, именно в этот час, именно в это место, на эту самую остановку. Неужели это Она - настоящая, в реальном мире?!
Или снова играет?
- У тебя очень красивое лицо, - неловко сказал Сергей. Девушка на скамье недвусмысленно покосилась на тощего бродягу с палкой, хотела обратно заткнуть ухо резиновым амбушюром наушников, но он успел договорить. - Я художник, я замечаю необычные лица.
- Вы художник, серьёзно?
- Да. Ищу вдохновения на улице.
- И чего тут смотреть? - ухмыльнулась девушка, глянув на мокрый асфальт и грязный город.
- Не поверишь, есть красота настоящая и воображаемая. И настоящая - в тысячи раз лучше воображаемой красоты.
- Угу, наверное, вы правы, - пробурчала Совёнок и снова уткнулась глазами в книгу.
- Можно я нарисую твой портрет ещё раз?
- В смысле ещё раз? Мы же с вами ни разу ещё не знакомы, и в модели я не нанималась.
- А мне кажется, что знакомы.
- Так, вот подкатывать ко мне не нужно. Я здесь автобус жду...
- Знаю. Ты едешь в институт, на двенадцатом номере, с пересадкой на сто третий, - с растущей уверенность и надеждой заговорил Сергей. - Совёнок, послушай, ты меня не узнаёшь, но я тебя знаю. Ты учишься на втором курсе, юридический институт, профессор у вас Матвей Палыч, любишь сгущёнку...