- На паутинку никого не приплетут.
Альбертина смотрела на него в упор и пыталась говорить твёрдо. Но в глазах выступили слёзы. Плачущих девчонок ещё не хватало!
- Ну, так... да, не приплетут. С чего ты решила, что они вообще сюда заберутся?
- Ко мне в дом забрались, - Альбертина умолкла, потупилась и тискала палец.
Миле отвернулся. Что ещё тут сказать?
Из всех нехитрых вещей в чемодане лежали коробочка с зубным порошком, щётка, полотенце и стопка одежды. Но было ещё кое-что. Миле немного подумал и вынул из-под полотенца дневник с авторучкой. Глупо, наверное, но из приюта он забрал свои записи, пусть они вообще никому не нужны, кроме него.
Миле поставил чемодан рядом с кроватью и сел на покрывало. Альбертина буравила его жидкой зеленью глаз и чего-то ждала. Нужно что-то сказать - именно ему, Миле, гостю в этой коморке, а не ей, кто пришла сюда первая.
- И когда к тебе домой забрались эти семиножки?
- Три дня назад.
- Ты три дня жила у подпольщиков на квартире?
Альбертина кивнула. За окном прозвенел трамвай.
- Я есть хочу... - попросила Альби.
- Готовить умеешь?
Она помотала головой.
- А что умеешь?
- Рисовать.
- И всё?
Альби кивнула.
- Ладно, тогда поднимайся, я тебя готовить научу.
Он подвёл её к столешнице в кухонном углу, взял глубокую миску, положил в неё картошки и залил водой.
- Вот, вымой.
- Не хочу, она грязная, - спрятала Альби руки.
- Грязную будешь есть?
Альбертина побледнела.
- Тогда вымой.
- Почему под краном не помыть?
- Труба землёй забьётся. В туалет выльем.
- Давай ты... сам.
- А ты чего, не будешь есть?
У Альби задрожали губы.
- Не буду! - обижено крикнула она. Чего Миле не хотел, на то и нарвался.
- Ну, вот ещё... ладно, сам сделаю. А ты садись, жди, - взялся он за миску с картошкой.
Но Альби не уходила. Он сам привёл её на кухню. Она топталась на месте, всхлипывала и тёрла глаза.
"Влип так влип..."
- А ты семиножек близко видела? - спросил Миле, как бы между делом.
- Нет, - изменилась в лице Альби.
- А я видел одну.
- Где?
- В приюте. Ну, не совсем в приюте, а на улице, через окно. В подворотне сидела.
Миле искоса глянул на Альби. Плакать она перестала, но побледнела так сильно, что в подробности он решил не вдаваться. Миле взял консервную банку и нож, ловко открыл селёдку в масле и отогнул крышку.
- Вот, разложи по тарелкам, - протянул он Альбертине вилку. Рановато, но лучше, чем терпеть плаксу под боком. Пока Альби неумело и с большой осторожностью вылавливала куски сочащейся маслом сельди и раскладывала по тарелкам, Миле помыл картошку и начал чистить.
- Мне это есть?.. - понюхала Альби рыбу.
- Попробуешь потом. Вкусно. А сейчас набери в чайник воды.
Спустя минут тридцать Миле достал из кипящей кастрюльки картошку. Вспомнилась жизнь в семье. Всё тогда делала мама, а он ничего не умел. Конечно, ему было девять, но всё равно злиться на Альби не стоило.
Рыба Альбертине совсем не понравилась, да и картошка не очень. Она тыкала вилкой в селёдку, пока Миле с голодухи смёл всё за пару минут, даже косточек не почуял.
- Слушай, а ты откуда? - долизывал он маслянистые крошки.
- Из управленческого.
- Ого!
- А ты из приюта, получается, да?
- Угу.
- Дай марку посмотреть? - отложила Альби вилку.
Миле закатал рукав и протянул руку. На запястье синела татуировка - шестерёнка и номер. Так Миле заклеймили, когда отняли у родителей.
- Три, девять, девять, ноль, четыре... значит на фермы.
- С чего ты взяла? - вытаращился Миле.
- Если есть четыре и девять, то это точно фермы, - покивала Альби сама себе. Она так легко рассуждала о том, о чём все ребята в приюте ломали головы: куда их отправят? Узнать, где заставят работать и в каком возрасте - невозможно. Те, кого забирали из групп, никогда больше не возвращались. Ходил слух, что тебя могут отправить на завод, либо в лесные лагеря, либо на сельские фермы. А может ещё куда подальше.
- Откуда ты знаешь?
- Папа сказал. Я подслушала, дома.
- Твой папа что, шишка большая?
- Наверное да.
Вот ведь сокровище! Миле не знал, радоваться ему или злиться, что его поселили с дочуркой знатного управленца. В приюте бы такую и ненавидели, и уважали. По крайней мере слушали больше, чем его выдуманные истории. Пока что Миле расспросил Альби как следует. Она знала все номера и их сочетания. Но зачем она их вообще запоминала? И как смогла запомнить? Ведь их было, наверное, десятка два!
- Слушай, а чего там было у вас с семиножками дома, Биби? - осторожно начал он. Управленческая дочка строго, но от этого как-то смешно на него посмотрела.
- Меня Альбертиной зовут.
- Ладно, извини, Альбертина. Так ты расскажешь? Я секретов не выдам. Гадом буду.
- Тебе интересно?
- Ну да. Нам всё-таки тут с тобой жить!
Альби долго думала и молчала. Миле казалось, что порой она соображает, как арифмометр, а порой до неё всё очень туго доходит. Не желая терять время напрасно, Миле взял её тарелку, растолок картошку и перемешал с селёдочным маслом в жирное с комочками пюре.
- На, так вкуснее, - сунул он незатейливое блюдо Альби. - Ешь пока тёплое. И рассказывай всё-всё-всё. И об отце особенно. Он тебя ждёт?
***
Жить в убежище не так уж и сложно. Но трудно скрыться от внимательных глаз Альберины, когда делаешь что-то не так. А что "так", что "не так" - она сама для себя решает. Вставать надо рано, первым делом снимать фанерные щиты с окон. Ночью Альбертина спит плохо, зато днём отсыпается. Так и эдак приходится не шуметь. Посуду мыть за собой она не умеет, рыбный суп из консервов, маринованные овощи, лук в любом виде - не любит. Только жареную картошку. Стирать за собой не привыкла, заправлять постель тоже, есть из одной посуды с Миле отказалась. Пришлось выделить ей свои кружку, тарелку и ложку. Ни кофе, ни чая в комнатке нет, как и сахара. Альби капризничает и отказывается от пустого кипятка. Но других продуктов подпольщики не завезли. И на том спасибо.
Еду и керосин надо экономить. Кто знает, когда ещё принесут? Лишь бы в баллоне хватило газа. Неделю, пожалуй, ещё можно жить. А если месяц? Или дольше? Если никто не придёт, куда им с Альбертиной деваться?
С трудом Миле внушил ей, что за свою кровать каждый отвечает сам. Стол - общая территория, но край стола ближе к окнам - это Альбертины, а край возле стены - это Миле. В туалете за цепочку не дёргать, а сливать из кувшина. Ночью можно разговаривать в полный голос, но не кричать. Готовить тоже лучше бы по ночам, на весь день. Запах еды в заброшенном квартале - не лучше громкого шума.
Жить по строгим порядкам Альби надоело на второй день. Ей не нравилось, что ей командуют, и она напоказ не слушалась. Проще говоря, капризничала по любому поводу и без. Часто вела себя так, что-она-то знает, зачем ждёт в убежище, а вот он...
Миле как-то спросил:
- Слушай, интересно, куда нас повезут? Может за город? А что там?
Альби пожала плечами. Она рисовала на листочках на своём краю стола.
- Как везде, наверное.
- А как везде? Если знаешь, то говори!
- Ничего я не знаю. Ты меня больше знаешь. Папа про вас говорил, что вы, приютские, быстро взрослеете.
- Узнаешь тут, когда взаперти. А ты с родителями жила, да не очень-то выросла. Кто с Управы, у тех детей ведь не забирают. Изнежили тебя, заботливые папочки с мамочками.
- Ничего не изнежили. Мама с паутинкой, а папа без.
- Как это "с паутинкой"?..
- Всё время молчала. А папа... - закусив губу, Альбертина возила кисточкой по бумаге. - Я из-за папы тут.
- Ну понятно, не захотел старик, значит, чтобы его дочку на паутинку подвязали.
"И марку поставили", - додумал про себя Миле. - "Ох уж эти управленческие! Всё им лучшее, всё им можно. Но чтобы сбежать - такое Семёркам точно не понравится, хоть управленческий ты, хоть нет".
Свободного времени в убежище, как бы ты не старался занять его делами, оставалось в избытке. В эти часы Миле сильно жалел, что не захватил с собой из приюта ни одной книги. И у Альбертины книжек не оказалось, зато нашёлся целый ворох листов, на которых Альби рисовала невиданные пейзажи.
- Это ты откуда натаскалась? - остановился Миле возле стола.
- Слово-то какое "натаскалась", - передразнила в ответ Альби.
Миле думал, она нарочно рисует, на вид, только чтобы он спрашивал.
- Мне папа рассказывал, когда ездил далеко. Я все эти места представляю.
- И чего это у тебя такая земля синяя?
- "Земля"... - жеманничала Альбекртина. - Это не земля, это море. А вот это - горы, а вот это - пальмы! - показывала она кисточкой на серые треугольники и зелёные звёзды.
- Море... - эхом отозвался Миле и задумчиво поглядел на свой край стола, где лежала тетрадка. А ведь у него тоже есть кое-что про море! Хотя о море Миле знал только понаслышке. Прочитать Альби вслух?.. Или всё-таки не стоит? Она не из приюта, не угадаешь, понравится ей или нет. И тон у неё противный, хотя пигалица туго соображает. Скорее всего засмеёт.
Миле подошёл, положил руку на тетрадку, постучал пальцем. Вот если бы Альби спросила: "А что это у тебя там такое?". Он бы ответил: "Вот, сочиняю", и что-нибудь в шутку прочёл. Для него - сущий пустяк. А у неё бы челюсть отвисла. В приюте, случалось, сами просили: "Слышь, Миле! Прочитай-ка что-нибудь из своей ерунды!". И слушали, потому что хотели, а не просто так, из-за скуки. Миле это видел и понимал.