Тамир обладал знаниями, он предупреждал. Каждый раз всех предупреждал.
Когда Шуко, чей бег почти сразу сменился неуклюжим ковылянием, проходил мимо Ули, ноги его запнулись. После долгого сидения на одном месте те, конечно, затекли, и никакие порывы рассудка не могли этого исправить. Старик упал, но сумел не растянуться плашмя, а удержался на коленях. Остальные стражи сидели как каменные, а после случившегося, окаменели ещё больше. Они не понимали, что происходит и боялись, что любое их движение, может лишь усугубить ситуацию. У некоторых до сих пор ещё не прояснилось зрение. На поднявшегося с места Шуко мало кто обратил внимание.
Это случилось прямо перед Ули. Шуко поднимался с колен, когда его испуганный и одновременно удивлённый взгляд остановился на чём-то в направлении выхода из Пещеры. Истёртое годами лицо старика посетило словно бы внутреннее прозрение. Дряблый рот раскрылся шире, морщины на лбу и щеках разгладились. Он вроде бы произнёс некое короткое, но крайне важное слово. Ули но не смог прочитать по губам. А затем лицо Шуко исказил ужас. Рот скривился, на губах запузырилась пена. Колени старика ослабли окончательно. Он повалился навзничь и забился в судорогах, путаясь в своей накидке.
Алая вспышка угасла, как и её отсвет. Но света в Пещере хватало, чтобы Ули видел происходящее с Шуко во всех подробностях, которые предпочёл бы и просмотреть. Судороги продолжались невыносимо долго. Он хотел подползти, попытаться как-то помочь.
- Всем сидеть на своих местах! - на этот раз Тамир не шептал, а приказывал в голос. - Ритуал ещё не завершился. Дверь закрывается... Ещё немного. Никому не огля...
- Хрррррамммшшшшш...
Протяжное шипение и последующий скрежет когтей заглушили его слова. Но хватило и того, что он успел сказать. Зверь больше не вопил. И Шуко уже затихал, распростёршись в неестественно скрюченной позе.
- Тише! - вновь призвал их к спокойствию Тамир. - Это Дар. Не такой, как всегда, но оно не суть важно. Главное...
Преподнесённый им Дар решил пробежаться по Пещере, показав себя во всей красе.
Если Бурхдухар походил на откормленную свинью с лобастой башкой и зубастой пастью - плотоядную свинью, то этот Зверь напоминал небольшого медведя или скорее раздутого козла. Серая шерсть висела на нём клочьями, а под ней и в местах, где она отсутствовала, поблескивала чешуя. Приземистое туловище несли аж шесть лап, на самом деле опирающихся на серповидные когти. Длинный гладкий хвост имел на конце рогатину. Чешуйчатая голова крепилась на подвижной шее. Морда являлась труднопредставимой, если не видеть этого собственными глазами, помесью из козьих и ящеровидных черт. С жёлтыми, точно варёный желток, буркалами. С продольными щелями зрачков.
- Хрррааамммшшшшш.
"Бурхдухара назвали так, потому что, задыхаясь, тот без конца хрипел: бурррх-ду-хххррр, - мелькнуло у Ули. - Этого назовут Храмширом".
И, в отличие от прежнего, новый Дар, оказавшись по эту сторону Предела, задыхаться не собирался.
Зверь вперевалку, но весьма ретиво прорысил мимо них, наступив по пути на Шуко - тело старика промялось под ним, как мешок с зерном, и, не сбавляя хода, врезался в стену с поблекшими тенями. Треснувшись о преграду, Храмшир повалился на пол. На стене остался влажный отпечаток. Зверь бил лапами, длинный хвост извивался и скручивался в узлы.
- Ещё немного, - ободрил их Тамир. - Дверь почти закрылась.
Дар поднялся, помотал головой и уставился на смирно сидящих перед ним людей. Зашипел, показав раздвоенный язык. Дёрнулся в их сторону. И вновь упал. Бока его вздымались и опадали, как кузнечные меха. Вздымались и опадали. Но эти меха работали впустую. Из пасти доносилось бульканье. Зверь задыхался.
Хвала Отцу Небесному, Всеблагому и Всемилостивому, он всё же задыхался!
- Ещё немного, ещё немного, - шептал себе Ули. Внезапные слёзы текли по его щекам, он не пытался их утереть.
Зверь дёргался некоторое время. Затем затих у стены, когти перестали скрести камни. Похожая на сплюснутый шар голова упала на передние лапы. Но не стоило радоваться раньше времени. Он лишь затаился, сберегая силы. Его полуприкрытые буркала поблёскивали, отражая свет факелов. А хвост свернулся хлыстом, готовый стегануть всякого, кто рискнул бы приблизиться.
Сидящие на полу Пещеры люди смотрели на Зверя. А тот смотрел на них.
- Сейчас закончится, - пообещал Тамир, всё также держа свой посох стоймя.
Ули и сам ощущал, что проход-дверь, как называл его старейшина, закрывается. Он послужил ключом для открытия. Закрывался же проход без его участия. Вот только, не смотря на ободряющие слова, что-то всё же было не так. И это он тоже ощущал.
- Что?.. Нет! - вскричал Тамира, заставив Ули сжаться в комок. - Не смейте!
Что "не сметь" и "кому", Ули понять не успел, потому что вновь полыхнуло. Ярчайшая, ярче всех предыдущих, вспышка погрузила Пещеру в кровавую зарю.
На "той стороне" взвыло с новой силой. Сперва Ули показалось, что там задул ураганный ветер, но это был не ветер, а голоса. Зверь встрепенулся, все три глаза раскрылись одновременно. Хвост стеганул воздух. Храмшир поднялся. Его хватило на то, чтобы проковылять пару шагов, и он рухнул обратно на брюхо.
За первой вспышкой последовала вторая. Потусторонний вой не утихал. Ули почувствовал дрожь, что передавалась ему через пол Пещеры.
- Нет, нет, нет, - точно заговор твердил старейшина.
Остальные стражи пришли в смятение.
- Сидеть! Всем сидеть на своих местах! - в какой уже раз повторил Тамир.
Но когда древняя основа скалы вспучилась под ними волной, как если бы горный исполин заворочался во сне, а затем его глубинные недра издали тяжкий вздох, молодой Драм вскочил на ноги. Старикам и мужчинам приходилось не легче. Но у одних задеревеневшие мышцы ни за что не распрямились бы столь резво, а у других хватило выдержки, дабы не совершать подобной глупости. У Драма сил доставало. Как и у Ули. Но последний пребывал в оглушённом состоянии, точно это и не он, а кто-то другой сидел сейчас на полу Пещеры, а он сам смотрел на него со стороны, как во сне.
- Куда?! - ни голос старейшины, ни что-либо иное не смогло бы более удержать Драма на месте.
- Ааааааа!!! - Драм отвернулся от Зверя и от стены с беснующимися на ней тенями. Отвернулся, чтобы увидеть перед собой зев Пещеры - спасительный выход из подгорной тьмы. Всего полсотни шагов, и он будет бежать под гору как ветер до самой деревни! Бежать и орать во всё горло от счастья! И ужаса... Ведь кроме выхода там, напротив него, колебалось в воздухе, там было... были... в огненной купели... там...
Зверь среагировал на рывок и вскинулся. Разинулась безгубая пасть, верхняя и нижняя челюсти подались в стороны как у змеи, и два кожистых мешка на его шее вздулись пузырями. Пронзительное блеяние ударило по ушам и в спину бегущему. Драм замахал руками, точно это могло ему чем-то помочь. Лицо его, на котором первое возбуждение сменилось содроганием от увиденного - того, что ужаснее любого Храмшира! - претерпевало очередное изменение. Застывшая маска в разводах алых бликов легла на него. И её уже ничто не сменяло. Зрачки парня съехали куда-то вбок, он рухнул как подкошенный, как если бы крепкие молодые ноги его вдруг размякли. Драм растянулся на спине. Всё тело его напряглось и выгнулось дугой, двумя опорами которой были затылок и пятки. Из ободранного лба потекла кровь. Сплошные белки глаз полезли из орбит от внутреннего напряжения, но стиснутые до хруста челюсти не выпускали крика наружу. Лишь сдавленный стон.
- Не двигайтесь! - твердил им Тамир. А потом заорал: - Ради своих родных и всего мира - не двигайтесь!
Ещё двое мужчин уже начали вставать, но окрик старейшины, точно удар кнута, усадил их обратно на пятую точку. Видя, что все они вот-вот готовы потерять голову и броситься прочь из Пещеры, Тамир сам поднялся на ноги.
Старейшина встал в полный рост, сжимая свой посох обеими руками. Свечение глазниц Защитника из болотно-жёлтого сделалось белым и холодным, точно внутри черепа зажглись две ледяные звезды. Произнося неведомые слова, старейшина обратился лицом к чужому вою.
Ули подташнивало от нахлынувшей слабости. Но тут он вытаращился на старейшину, забыв про всё на свете. Он испугался, что тот собрался пожертвовать собой, дабы спасти их. Но нет - глаза Тамира были крепко зажмурены.
Старейшина повысил голос. Один во всём мире он знал эти отрывистые грозные слова, и один он мог найти в себе мужество говорить их так и тем.
"Это заклятье. Ещё с тех времён", - понял Ули.
Но чем оно поможет? Ни Тамир, ни они все вместе не остановят Их, если после стольких веков Те решились начать новое вторжение, скопив сил и наплевав на всякие клятвы.
Тамир стоял, широко расставив ноги, и его всё равно шатало. Он говорил, вновь и вновь повторял тайные слова. А пол Пещеры продолжал вздрагивать под ними. Лежащий Зверь хрипел и без разбора хлестал хвостом направо и налево, благо ни до кого не доставая.
Что это? Ули сперва не понял, откуда доносится...
Остальные стражи принялись тянуть за своим старейшиной прежний заунывный мотив - их песнь. И Ули присоединил к общему хору свой осипший голос. Ему было плохо. Голова гудела, в глазах расплывалось. Пещера вращалась вокруг него, точно он был осью, проходящей через её центр, через толщу всей сотрясающейся горы. Он тонул в круговороте...
Когда Ули пришёл в себя круговерть остановилась.
Судя по всему, в беспамятстве он пребывал не так уж долго. И на том спасибо. Хотя его позора это нисколько не оправдывало.
Рядом ходили и разговаривали. И если это не значило, что всё закончилось и закончилось благополучно, то значит, он умер, и это была лишь его мечта. Ули лежал на полу Пещеры, глядя на её неровный свод. Под голову ему подложили свёрнутую валиком накидку, а его собственной укрыли сверху как одеялом.
Возле него сидел дед, помешивая палочкой в очаге, куда доложили остатки хвороста. Тепло от огня грело бок Ули, и от этого было так хорошо. Тёмные мешки свисали под глазами деда, делая его ещё старея. Дед заметил, что он смотрит, и улыбнулся ему.
Все стражи, кроме Ули и деда, были на ногах. Пока кто-то отдыхал, у других хватало забот. Четверо мужчин, и отец в их числе, окружили Зверя. Остальные во главе со старейшиной наблюдали за ними со стороны, готовые прийти на помощь.
Ули понимал, что ему нужно подниматься и тоже помогать. Но он... пригрелся. Да и не нужна была никому его никчёмная помощь. Потому с почти спокойной совестью он остался лежать и смотреть.
Мирные отсветы огня ложились на пол Пещеры, на покрывшиеся пеплом камни очага, линии рисунков на которых вновь стали едва различимы. Освещали они и оставленный здесь же посох старейшины, вернее его снятую верхнюю часть. Глазницы Защитника более не светились. Теперь это был лишь жуткий пожелтевший череп с треснувшей лобовой костью. Оберег погас и, должно быть, навсегда. Тамир оставил себе древко от него в качестве опоры. Старейшина следил за тем, как отец и помогавшие ему пытались справиться с их новым Даром. Кожа на лице Тамира даже в неровном свете костра выглядела красной и бугристой, точно обваренной кипятком. Но держался он вполне твёрдо.
Дверь между мирами закрылась до следующего ритуала, и по стенам Пещеры двигались лишь их собственные тени.
Ули всё же приподнялся со своего ложа.
- Вздремнул? - спросил дед, взглянув на него и переведя взгляд обратно на Зверя.
- Я уснул? - в горле пересохло, слова произносились с трудом. - Я упал и...
- Всё хорошо, ты молодец. Полежи. Тут ещё долго будут возиться.
Но Ули перехотелось лежать. Он желал если не участвовать в поимке Зверя, то хотя бы понаблюдать за ней.
Зверь не сдавался до сих пор. Четверо мужчин пытались загнать Бурхду... то есть Храмшира в угол Пещеры. Двое стариков держали наготове верёвки, вязать ему лапы. Бурхдухар, как говорил дед, тоже случалось взбрыкивал, но чтобы его утихомирить хватало десятка ударов посохом. В этот раз предстояло попотеть.
Зверь прижался к стене, выпучив на окруживших его жёлтые буркала. Он более не наводил оторопи, как при своём появлении, но слишком приближаться к нему не решались. Дыхание вырывалось из его груди со свистом, лапы подкашивались, хотя сил держаться ему ещё хватало.