Размышляя о счастье орангутаньей жизни, он шел дальше.
Впереди, исчезая за углом, мелькнула желтая голова. Она подлетала кверху при ходьбе, и волосы – за ней следом. Сонька!
– Ээй! Э-эй!
Серая с синими кантами униформа на мостовой вздернулась. Будто курок взвели. Гвардеец, прижимая стоящего на карачках человека коленом, обернул к Жорке тускло блестевшее забрало.
Прижатый коленом горожанин, склонился к самой земле, дыша со свистом.
Жорка, не спеша, чтоб не подумали, будто он убегает, спокойно шел дальше.
Гвардеец, выворачивая руку задержанному, через стекло маски сурово посмотрел на орущего посреди улицы дворника, дотянулся и ударил пинком под зад. Ощутимо.
У Жорки слезы брызнули из глаз.
– Спасибо, офицер! – Сказал он дружелюбно. – Покой и Порядок!
Еще раз улыбнулся, демонстрируя радость, и пошел дальше.
За спиной охали и волокли.
Впереди – никого. И за углом никого.
Стеклянная дверь высокого вестибюля чуть колыхалась, играя светом.
«Кто-то вошел! – Догадался Жорка».
Переведя дух, побежал к двери, оглядываясь на ходу.
Облава осталась за углом.
– Эээй! – Закричал он сдавленным шепотом. – Сонёк! Соня!
Она не отзывалась.
Жорка оглядел дом. Серый, громоздкий. Поднялся, чуть сгорбившись, как медведь на задние лапы, нависая над улицей.
Жорке это место не знакомо. Он прочел таблицу на углу дома: «Сенная, 24» и удивился странному названию.
Зайчики со стекла все еще носились по тенистой стороне улицы. Перепрыгивали друг через друга. Те, что крупнее, затихая, раскачивались в ложбинке тротуара. Сливались боками.
Жорка, видя этот переблеск, понимал: Сонька здесь! За дверью. Это она качнула стекло и оживила солнечные пятна.
Поднялся по ступеням. Осторожно потянул огромную ручку полированного дерева с бронзовыми резными шишками на концах.
Заперто.
В тот же миг чья-то сильная рука, возникнув из-за его спины, легко отстранила поэта и, крепко охватив дерево ручки, потянула дверь на себя.
Огромный человек в льняном пиджаке, все так же не глядя на Жорку, никак его не учитывая, произнес единственное: «Стерх».
Не Жорке. Двери.
Стекло в тот же миг качнулось. Свет ожил и поплыл.
…
Оперевшись спиной о пресловутую пальму, Жорка теперь вспоминал это, воскрешая события и чувства. Навалившаяся было на него темнота, отступала.
– Я тебя увидел на углу. Но не догнал. – Рассказывал он Соньке. – Кричал тебе, кричал… Не слышала? А я громко кричал!
Перекатился осторожно с одного бока на другой. Копчик ломило от пенделя стража порядка.
– Как ты вошел в здание? – Никак не могла понять Сонька.
– Это не я. Это мужик один. Он сказал «Стерх», и дверь открылась.
– Стерх? Он что, тебя затащил что ли?
– Нет. Сказал «Стерх» и ему отворили. Его, видимо, ждали.
– Его ждали. А ты, тогда как?
– А я вошел в открытую дверь, после того, как он развернулся и ушел.
– Ушел?
Жорка хорошо помнил, как поплыл зеркальный блеск стекла. Помнил широкую спину в белом льняном пиджаке. Ниже такие же широкие штаны и бежевые туфли с кожей наизнанку.
Помнил, как разозлился вдруг.
А как? Льняная спина точно вытеснила его из списков живущих. Жорка пылинкой мельтешил среди солнечных зайчиков за нею. Ничтожный.
И тут из-за его собственной узкой спины возникла еще одна рука, выскользнув из пространства. Невесомая, изящная. И полетела к плечу громадного мужчины.
Все, следовавшее за рукой, было такое же легкое, утонченное и грациозное.
– Стелла! – Сказала обладательница космической руки.
Жорка все еще видел и эту руку, и эту Стеллу. Такое не забывается.
– Стелла! Это было что-то! – Он смотрел на Соньку, а восхищался незнакомкой.
Сонька недовольно поморщилась.
– Высокая, вся такая… какая-то перламутровая девушка!
– Без метафор! И без подробностей. – Нахмурилась Сонька. – Нет, давай с подробностями.
Жорка вновь разозлился, утратив прежнюю легкость характера, и захотел позлить подругу тоже (злись!)
– Красивая девушка! – Сказал он не без вызова.
Сонька молчала.
– Поискать таких. – Не унимался Жорка. – И не найдешь! Во – ростом!
И задрал руку на всю длину. Вытянулся. Но сидя на полу, должным образом рост Стеллы не передал. Рука его едва достигла подбородка Соньки.
– Ну, я поняла, – сказала та, – не пыжься, сиди ровно. А то опять упадешь. Что дальше?
– Никто не упадет. Это Стерх едва не упал, увидев ее, думать о двери забыл.
Дверь была открыта. А Стерх и Стелла уходили. Медленно, точно уплывали.
Она что-то говорила, невесомо поводя рукой, отбрасывая и выворачивая кисть. Легкая, летучая.
Жорка, придерживая дверь, смотрел ей вслед. Невероятная! Лицо треугольное, с высокими скулами. Глаза с длинным, тоже треугольным разрезом. В них мерцало и текло нечто неуловимое – то дымчатое голубое, то, как будто молочное розовое.
У Жорки начала кружиться голова. Он, пятясь, не в силах оторваться от Стеллы, протиснулся за тяжелую дверь. В узкую щель. Дверь захлопнулась за ним. Прямо перед носом.
3.
Солидный кабинет. Не офисный, а домашний, профессорский, писательский. Книги. И еще пятнами – тусклое какое-то золотое, что-то цветное стеклянное, вязкое красное, злое почему-то синее, пестро-вязанное на стене за креслами. Еще темное дерево стола. Яркая медь часов болтается за стеклом. И лампа.
Много чего. И кожаный диван.
В кабинете Жорка, Сонька и еще один человек. Человек высок, широкоплеч, сухощав, с жесткими складками у крыльев носа, заходящими под большие роговые очки. Лицо остается суровым даже тогда, когда он глядит на Соньку. Глаза чуть теплеют при этом, но тут же проблескивают сталью, когда он обращает голову к Жорке.
– Куда же вы исчезли, молодой человек?
Жорка отвечает честно, хотя и не уместно при девушке:
– В туалет.
Старик глянул на Соньку.
– Лежал в зимнем саду, сообщила та. – Без сознания.
Хозяин кабинета неподвижен за своим столом. Монументален. Лишь глаза выбрасывают маленькие колкие искры:
– Неужели?.. – Запнулся. – Проверим.
Постучал в стену.
– Можно и не проверять. Он все рассказал. – О чем-то понятном лишь им двоим, говорит Сонька.
Лицо ее мрачно озабочено и почему-то вопросительно.
Жорка не понимает смущения девушки, вообще ничего не понимает:
– А что происходит? Где я и вы кто такой вообще-то?
– Лучше бы вы спросили об этом тогда, когда вошли сюда, молодой человек!
Ледяные глаза накатывают на поэта-дворника.
«Вошли сюда!..». А почему ему было не войти?
Из вестибюля, проводив ошеломленным взором Стеллу и Стерха, уплывающих в неведомую даль, Жорка поднялся по белой каменной лестнице с низкими широкими ступенями и оказался в высоком коридоре. Он пошел по нему и услышал:
– В кабинет! Я здесь!
Жорка открыл ближайшую массивную дверь, вошел и в тот самый фешенебельный кабинет, где сейчас его рассматривают как удивительного жука.
За дверью его встретил тяжелый голос:
– В чем дело, молодой человек? Вы кто?
Жорка, испугавшись, не обнаружив Соньки, а лишь наткнувшись на мрачного владельца апартаментов, ответил дерзко:
– Меж тем я не так уж и молод!
– Меж чем? Вы кто?
Жорка, еще больше испугался, потому что сказать ему было нечего. Он залез на чужую территорию без спроса, и не известно еще, что здесь? Может государственная организация и его на месте обнулят. Он, неубедительно глядя в глаза грозному человеку, брякнул:
– Я – Стерх.
Глаза сурово окинули его с головы до ног, не оценивая, а разрезая на дольки.
В кишках закололо, и Жорка чуть скрючился.
– Идемте, – сказал сухо, впрочем, без угрозы, строгий старик.
Жорка сомнамбулой двинулся вслед.
Они оказались в какой-то лаборатории. Приборы и устройства, экраны и металлические ящики, едва шелестящие бесшумными вентиляторами. Мигающий индикаторами шкаф… Препаратные столики…
Оба молчали. Старик размышлял.
Чучело крокодила, лежащего в прозрачном зеленоватого стекла ящике под большой электрической лампой, неожиданно моргнуло.
Жорка вопросительно поднял голову к незнакомцу, тот не обратил на мигания крокодила никакого внимания.
Несколько змей ремнями лежат на песке в соседнем ящике. Глаза стеклянные. Без движения. У одной далеко вперед торчал бледный с синевой раздвоенный язык.
Большой лысый кот, пузатый и кожистый, весь какой-то обвислый, похожий телом на похудевшего в спине серого с сиреневыми складками ящера показал Жорке зубы.
Тот, недолго думая, ответил ему тем же. Кот был поражен. У него внутри тела заходили заметно кости. Двинулись лопатки под кожей из вышарканного плюша. Голый хвост, болтавшийся веревкой, стукнул об пол.
Обдумав Жоркино поведение, кот еще раз ощерил свои зубы и зашипел. Закашлял от злобы и залез под стол.
Жорка поежился. Откуда-то тянуло холодом.
– Это кошка? – Спросил он.
Кошек в городе давно не было.
– Это кот. – Все еще думая о чем-то своем, ответил старик.
– Никогда не видел. Но как же? Ведь всех кошек и котов перебили. Чтоб не было блох.
– Как видите, один остался. На нем блох нет. Подождите здесь.
Указал на металлический стул у дальней стены и, выходя, прикрыл плотно за собою дверь.
Жорка к стулу не пошел. Остался посреди комнаты.
– Ну, влип!
Огляделся: ничего утешительного.
Недружественно шипел кот из-под стола.
– Ты-то еще!.. – Жорка наклонился, пытаясь рассмотреть кота. – Шипишь засранец…
Кота обиделся. И к шипению добавил клёкот горлом.
– Что там затеваешь, кожаная сволочь?
Кот затих, копя злобу.
Жорка, желая ему досадить, сел к столу и, чтобы проверить положение животного и выяснить его намерения, пошуровал ногой, пытаясь достать кота.
Тот от неожиданности подпрыгнул и ударился о крышку стола снизу.
Всякая научная дребедень, банки и склянки подлетели и повалились. Покатились к краю стола. Жорка принялся лихорадочно их ловить.
– Ат ты!.. – И сунул ногой глубже, даже со стула сполз слегка.
Кот в ответ дернул Жорку лапой по штанам.
Слышно было, как щелкнули когти, срываясь с ткани, разрывая ворс острыми крючочками когтей.
– Злобная тварь!
Мстя за нападение, Жорка, сориентировавшись по точке выпада котячьей лапы, пнул мелкого хищника наугад. И попал.
Неприязненный кот взвыл, шипя и урча кишками.
Под столом произошла короткая, но бурная потасовка. Ноги и кота.
Рука нырнула вниз – на помощь ноге, кот в бессильной злобе отступил, ударив когтями напоследок.
Кисть ожгло огнем!
– Аа-х! Ну!.. – Подходящих слов не нашлось.
Жорка выдернул ноги из-под стола и сел к нему боком. На руке горела свежая царапина.
Жорка взял одну из банок, держа наготове.
– Только сунься! – Предупредил он кота. – Я тебе башку отшибу!
Не дождавшись ответа, стал разглядывать препараты.
– Сколько всего! Как бы и меня не того… Разрежут еще. Или пришьют что-нибудь.
Страшно стало.
Он открыл одну из банок, понюхал. Помазал осторожно кремом царапину. Жечь перестало. Еще понюхал. Ничего! Натер обе руки. Опять понюхал. Запах исчез.
– Как снег, – оценил Жорка крем. – Даже пальцы мерзнут.
Потер кисти сильнее, согревая. Заглянул под стол:
– Ну, что? Все не уймешься никак?
Кот забился в угол. Треугольная голова при виде повисшего сверху жоркиного лица откинулась к стенке. В узких, прижмуренных глазах сверкали черными искрами зрачки.
Конец ознакомительного фрагмента.