- Нет, еще рано, – отвечал он, покусывая ее шею и пытаясь снять с нее шальвары. – Я хочу, чтобы ты умоляла.
- Я могу встать на колени, – выдохнула Виктория. – И попросить по-своему.
- Я тоже могу, – отвечал Аяз. – Но сейчас хочу так.
Вики жалобно застонала ему в ухо, ритмично двигая тазом.
- Пожалуйста, – заскулила она. – Я так хочу тебя!
- Расскажи мне, чего ты хочешь, – мурлыкнул степняк, которого стоны жены заставляли жмуриться. В этом было свое непередаваемое удовольствие, что она, такая гордячка, была вся его, хотела только его, принадлежала только ему. Всё же сегодняшнее происшествие здорово его взбесило, хоть он и не подавал вида.
Он не знал, что с ним было бы, если бы в жизни Вики был другой мужчина, если бы он был для нее не единственным. Он бы убил любого, на кого она взглянет с женским интересом.
- Я хочу, чтобы ты стащил с меня шальвары, – лихорадочно шептала Вики. – И вошел в меня, сейчас, немедленно. И двигался, и целовал меня, пока я не увижу звезды. А потом еще раз и еще, и всю жизнь. Ну пожалуйста!
Разве можно было ей отказать? Он впивался губами в ее шею – плевать, следы подлечит потом – цеплял пальцами ткань шальвар и рвал ее в нетерпении и загонял член одним ловким движением в ее истекающее соком лоно. Он едва успел зажать ей рот ладонью – не хватало только ребенка в такой момент разбудить. Необходимость соблюдать тишину заводила еще больше. Он медленно и почти лениво скользил внутри нее, сам задыхаясь от нетерпения и сдерживаясь изо всех сил. Она же тянула его за влажные волосы, мотала головой, пытаясь избавиться от его ладони на губах, и оттого неумолимо съезжала вниз по стене. Одной рукой удерживать ее на весу было невозможно, и Аяз все же подхватил ее под бедра и сделал несколько шагов влево и вперед.
В маленьких домах есть большое преимущество: до спальни далеко идти не надо. Теперь он осторожно, не позволяя их телам разъединиться, опускал ее на подушки и, снова зажимая ее рот, начинал неторопливо двигаться, выходя почти полностью, а потом одним резким движением проникал внутрь. Удовольствие быстро замутило его разум, и вот он уже забыл, что хотел не торопиться, хотел довести жену до исступления, раздразнить ее, наказать за то, что всякие галлийцы хватают ее за руки на улице, но, видимо, раздразнил сам себя. Небольшую комнату наполняют звуки тяжелого дыхания и влажные шлепки тел друг об друга.
- Ты моя и только моя, – сдавленно рычит жене в ухо Аяз, изливаясь.
- Это ты мой, – шепчет обессиленно Виктория.
- Если этот галлийский хрен еще раз дотронется до тебя, я выпорю его кнутом, – предупредил муж, сгребая ее в охапку.
- Я почти так ему и сказала, – согласилась девушка, поудобнее устраиваясь на его груди. – Ох уж эти родственники...
Эпизод 4. Кнут и пламяАяз сдал Стефу Даромиру и вернулся в номер. Ему очень хотелось посмотреть в глаза супруге, которая умудрилась напиться и наболтать своей подруге таких глупостей, от которых у него сердце колотилось где-то в горле, а в дурацких узких штанах на франкский манер было тесно.
- В твоих же интересах заснуть, любимая, - пробормотал он, стоя перед дверью. - Потому что я за себя не ручаюсь.
Он решительно приоткрыл дверь. Виктория сидела на постели, выпрямив спину и скрестив ноги, пальцами расчесывая свои пышную шевелюру. Аяз мог только беспомощно выдохнуть. Жена знала, не могла не знать, как он любит ее волосы, с каким наслаждением он наматывает их на руку, заставляя ее запрокидывать голову, как прячет лицо в них, когда вспоминает, что степной мужчина даже в любви суров и молчалив и не должен издавать никаких звуков, а тем более, упаси богиня, стонов. Знала, и оттого распускала вот так волосы, когда была в особенно задорном настроении, да только они не в шатре и не в собственной спальне, а в гостинице, где стены довольно тонкие, а еще она не слишком трезвая.
- Ну и что ты задумала? - поинтересовался Аяз, присаживаясь рядом с ней на кровать, немедленно запуская руки в ее кудри и притягивая ее голову к себе на колени.
- Свяжи меня, - попросила она, наивно глядя ему в лицо огромными голубыми глазами.
Степняк зажмурился и выругался про себя.
- Ты слишком много выпила, - напомнил он. - Не думаю, что это хорошая идея.
- Это что-то меняет? - солнечно улыбнулась самая желанная женщина в его жизни. - Я перестала быть твоей женой? Ты перестал меня хотеть?
- Вики...
- Что Вики? - кошкой извернулась она, внезапно оказавшись с ним нос к носу. - Или ты забыл, что я всегда добиваюсь своего?
Иногда его супруга бывала жестока, напоминая о том, что именно она соблазнила его когда-то. Он вовсе не собирался с ней спать, но устоять не смог. Каждый раз, когда Аяз об этом вспоминал, его охватывало странное чувство стыда и беспомощной злости, потому что он по-прежнему не мог перед ней устоять, а она без зазрения совести этим пользовалась.
- Мне кажется, что эта твоя Стефа на тебя плохо влияет, - осторожно сказал он, отодвигаясь.
- Свяжи меня, - Виктория подползла еще ближе и принялась расстегивать его рубашку.
- Зачем? Я и без того могу тебя всю зацеловать. Зачем мне верёвка, если ты не против того, что я делаю?
Вики изумленно поглядела на него и заморгала. Столь логичный аргумент ни разу не приходил ей в голову. Она потрясла головой и хитро улыбнулась.
- А вдруг тебе захочется сделать что-то такое, что мне может не понравится?
- Я не хочу делать ничего, что может тебя расстроить, - спокойно ответил степняк. - Мне это неинтересно.
- Совсем-совсем ничего не интересно? - вкрадчиво спросила девушка, царапая его живот, до которого она непонятно когда добралась.
- А тебе? - прищурился степняк. - У тебя есть какие-то фантазии?
Ему вдруг показалось, что пьяная Виктория будет чуть более откровенной, хотя она и трезвая не была молчалива.
- Давай так, - усмехнулась Виктория. - По очереди. Сначала я, потом ты. Согласен?
- Согласен, - кивнул Аяз, улыбаясь такой же кривой улыбкой.
Он уже знал, что ей соврет. Не стоит его нежной жене знать о том, что творилось в его дурной голове.
Девушка принялась накручивать на палец волосы, а потом раскрыла свои очаровательные пухлые губки и произнесла совершенно невероятную вещь.
- Мне нравится твой кнут.
Глаза у степняка округлились.
- К-кнут? - заикаясь, переспросил он.
- У тебя ведь есть кнут? - облизнула губы Виктория. - Помнишь, как ты с ним танцевал для меня?
- И что? - хрипло спросил Аяз, у которого уже кружилась голова.
- И ничего, - хмуро буркнула вдруг Виктория, скрестив руки на груди. - Хотел бы - давно бы уже понял. Что я тебе буду рассказывать о том, чего сама не знаю? Кто у нас мастер - ты или я?
- Ты хоть представляешь, чего просишь? - прошептал степняк, приподнимая пальцем подбородок и пытаясь заглянуть в ее глаза. Лицо жены покраснело пятнами, она упорно отводила взгляд. - Попроси еще раз!
- Зачем?
- Я тоже хочу кнут, Вики, - еле слышно произнес мужчина.
Он действительно об этом мечтал, зная, что никогда не решится с ней об этом заговорить: слишком уж дикой и безумной казалось ему эта фантазия. У них и без того всё отлично в постели, чтобы ему требовались какие-то стимуляторы. Аяз как врач знал, что некоторым мужчинам, чтобы достигнуть сексуального возбуждения, нужно приложить определенные усилия, принимать специальные лекарства, иногда по особому готовиться или использовать какие-то игрушки, но его-то это никогда не коснется! Он, в конце концов, уроженец Степи, а им не зря требовались гаремы. Проблем с потенцией у степняков не было никогда. Поэтому он запрещал себе мечтать о всяких глупостях, с насмешкой вспоминая свое полубезумное существование с Викторией в одном шатре - в те дни, когда она еще не была его женой по-настоящему. Он старался изматывать себя тяжелым физическим трудом, чтобы засыпать рядом с ней, но всё равно почти каждую ночь без сна лежал рядом, слушая ее дыхание и кончиками пальцев касаясь ее кожи или пытаясь при свете луны разглядеть контуры ее груди под тонкой сорочкой.
- Ты ведь взял его с собой, правда? - Виктория была настойчива, и вряд ли отстанет от него так просто.
Впрочем, он и не хотел, чтобы она от него отстала. Он даже боялся, что завтра она совершенно забудет о своих фантазиях, и потому вставал и доставал из шкафа саквояж, на дне которого лежало его верное оружие, впрочем, и не оружие даже, а продолжение его тела. С кнутом Аяз не расставался лет с восьми.
Прикасаясь к гладкой прохладной коже, он всегда становился увереннее в себе и спокойнее, так случилось и в этот раз. Он ухмыльнулся, не догадываясь, что лицо его стало почти свирепым, и, развернувшись к постели, смерил взглядом замершую жену.
Номер у них был один из самых больших, с высоким потолком. Так хотела Вики, а он не возражал, хотя сам не любил просторные помещения. Сейчас ему комната неожиданно понравилась - здесь есть где размахнуться. Он повертел запястьем, хищно улыбнулся и коротко щелкнул кнутом, рассекая подвязку занавески - только чтобы напомнить себе, что он действительно хорош. Занавеска с тихим шорохом упала, закрывая окно.
Сидящая на кровати девушка испуганно сглотнула.
- Ты так и не попросила второй раз, - напомнил Аяз, обрубая подхват второй занавески. - Не дергайся.
Он послал кнут уже вперед, к жене, так, что самый его кончик едва коснулся тонкой сорочки спереди. Виктория ахнула, хотя даже не почувствовала прикосновения, а по белой ткани словно прошла трещина до самого низа, обнажающая тело. Он мечтал это сделать с тех самых пор, как она поселилась в его шатре.
- Так что, ты всё ещё хочешь? Если ты струсила, так и скажи, я уберу кнут.
- Я хочу, - громко сказала Виктория, которая терпеть не могла, когда ей в чем-то перечили.
Аяз прикрыл глаза и коротко выдохнул.
- Тогда ты слушаешься меня во всем и не шевелишься без позволения, - строго заявил он. - Если будет страшно или больно - сразу кричи, не терпи. Если поняла - встань на колени. Выпрямись! Подними руки вверх. Выше!
Он подошел к постели, постучав рукоятью по ее вытянутым над головой руками, заставляя свести запястья. Немного подумав, взял пару подушек, бросил их на постель перед ней и отошел.
Ему нравилось командовать своей упрямой женой до мурашек, бегущих по позвоночнику, нравилось, что она беспрекословно подчиняется его приказам, хотя в обычной жизни именно он уступал ей во всем. А сейчас у нее даже взгляд был другой, покорный и немного испуганный.
Двумя быстрыми ударами - спереди и сзади - он срезал останки ее рубашки. По небольшой, но очень соблазнительной груди Виктории только ветерок пробежал, заставляя темные соски съежиться от страха.
Следующий удар легонько щелкнул по соскам, и Вики жалобно всхлипнула. Аяз прекрасно знал, что не причинил жене боли - так, погладил, но всё же замер, ожидая ее реакции. Но Вики молчала, и он продолжал. Следующий удар по груди вызвал у нее отчаянный стон.
- Мне остановиться?
- Нет, - твердо ответила девушка и добавила, окончательно сводя его с ума. - Можно и сильнее.
Аяз уже тяжело дышал, по его спине ползли капли пота. Его до головокружения возбуждало само осознание факта, что она настолько доверяет ему. Ему внезапно расхотелось играть во все эти игры, просто подмять бы ее под себя, сдернуть шальвары и войти до самого конца одним движением, так, чтобы она задрожала.
Он даже остановился, чтобы стянуть рубашку и швырнуть ее на пол, она ему мешала, обжигая тело. Он бы и брюки уже снял, только не хотел, потому что был уже возбужден до предела и боялся кончить от одного ее взгляда.
Почти неуловимым движением кисти Аяз кинул кнут вперед, мягко обвивая ее руки, вытянутые над головой, и дергая вперед, так, чтобы девушка упала животом на подушку. Теперь можно было избавиться от ее шальваров. Теперь удары хлыста, рассекая ткань, задевали и кожу, оставляя тонкие белые полоски, постепенно краснеющие.
- Аяз, - простонала Виктория, когда кончик хлыста нырнул точно в ложбинку между ягодицами.
Он мгновенно замер.
- Вики?
Но она вовсе не собиралась просить пощады.
- Можно мне подушку прикусить? - робко прошептала она. - Я боюсь, что буду громко кричать, а здесь соседи.
- Можно, - позволил Аяз, усмехнувшись, и, едва она уткнулась в подушку лицом, ударил чуть сильнее, чем раньше.
Виктория дернулась всем телом и замычала, но остановиться не просила. Степняк приблизился, с нажимом проводя рукояткой кнута по позвоночнику, с интересом наблюдая, как она прогибает спину, инстинктивно вскидывая зад и поджимая колени. Остатки шальвар пришлось убрать руками, заодно, как целитель, проверил, не причинил ли он вреда. Нет, он по-прежнему умел рассчитывать свои силы. Провел ладонью по покрасневшим бедрам, не удержался, скользнул пальцами в горячее влажное лоно, убеждаясь, что она возбуждается от этой игры ничуть не меньше него. Виктория от его осторожного вторжения глухо зарычала в подушку, почти жалея, что он снова стал нежен и ласков. Однако в следующий миг твердая рукоятка кнута с силой разводит ее бедра, затем проникая между влажных складок плоти и задевая клитор, нарочно скользя туда и обратно несколько раз, и ее стоны больше становятся похожи на хныканье. Она ерзает и вскидывает бедра навстречу кнутовищу.
- Разве я разрешал двигаться? - холодно спрашивает Аяз, делая шаг назад и взмахивая рукой.
Хлыст ложится поперек ягодиц, обжигая, но оставляя лишь слабую розовую полосу.
От посыпавшегося града ударов (не слишком сильных, но очень быстрых) девушка завывает, кусая подушку. Аяз, не выдержав, откидывает свой инструмент прочь, и сдергивает штаны, практически рвя их на себе от нетерпения, и цепляется жесткими пальцами в ее пылающие бедра, буквально насаживая ее на себя. Викторию мгновенно накрывает волна оргазма, столь яркого, что она едва не теряет сознания. Из глаз текут слезы. Где-то на задворках сознания девушка ощущает, как ее муж, навалившись, рычит ей в затылок, будто самый настоящий оборотень, пульсирует внутри нее, но не останавливается, продолжая яростно вбиваться в ее тело с такой скоростью, что его движения сливаются в одно. Не сдержавшись, Аяз впивается зубами в ее плечо, чтобы не заорать в голос от ослепительного удовольствия, словно выворачивающего его наизнанку. Виктория придушенно кричит в подушку, не понимая, где начинаются ее волны, а где - его судорожные рывки.
Дыхание у Аяза еще сбито, в груди колотится так, что он сам у себя диагностирует едва ли не сердечный приступ, но он заставляет себя скатиться с тела любимой женщины и разглядеть последствия своего безумия.
- О богиня, Вики, - в ужасе шепчет он. - Прости!
На плече у Виктории жуткий кровопотек со следами его зубов, бедра и ягодицы просто пылают. Ее спина вздрагивает. Он дрожащими руками убирает волосы от ее лица, осторожно разворачивая девушку к себе. Залитое слезами лицо заставляет глаза Аяза испуганно расшириться. С жалобным стоном Виктория обвивает его плечи руками и буквально укладывает его рядом с собой на влажную от пота постель.
- У меня нет слов, - шепчет девушка, сонно тыкаясь носом в его шею. - Это просто... просто... я едва не умерла от удовольствия... А может, и умерла.
Она закрывает глаза и то ли засыпает, то ли теряет сознание. Аяз, проведя рукой по ее груди, чтобы убедиться, что она все же не умерла у него на руках, задевает пальцами сосок и слегка прищипывает его. Виктория даже не дергается от его движения. Степняк лениво приподнимает голову, понимая, что надо бы вымыться самому и обтереть вымотанную жену, но сил у него хватает только на то, чтобы натянуть на них двоих сползшую на пол простыню. Даже кнут, верное оружие, впервые в жизни остается сиротливо лежать на полу. Губы Аяза изгибаются в довольной улыбке. Ему хочется расхохотаться в голос, но, опасаясь потревожить супругу, он просто закрывает глаза и проваливается в сон.
Пальцы Аяза скользили по плечу супруги вслед за шаловливым солнечным лучом, проникающим в отверстие на занавеске. Уже утром он заметил, что их плотная ткань местами обуглена, а местами прожжена насквозь, и это открытие заставляло его самодовольно улыбаться. Четыре года назад, когда он еще только женился на Виктории и осторожно приручал ее, она не умела контролировать своё пламя и во время любовных игр постоянно что-то поджигала, но после одной лунной ночи у реки всё это закончилось - то ли она себя держала в руках, то ли просто привыкла к его ласкам. Она по-прежнему могла заставить взметнуться свечи или зажигала что-нибудь горючее, когда злилась или ревновала, но Аяз порой по-мужски сожалел, что больше не нужно было беспокоиться за сохранность шатра. Теперь занавески явно пострадали, ткань была дорогая, и с владельцем гостиницы придется как-то объясняться, но он был в восторге, что довел жену до полного отсутствия контроля. О прошлом вечере он не жалел ни капли.