Всё ещё не веря в то, что произошло, Вики вышла из храма, глубоко вдыхая свежий воздух. Сердце колотилось в горле, слезы никак не хотели униматься.
- А ты не беременна, душа моя? – вкрадчиво спросил у нее Аяз. – Ты уж больно чувствительная.
- Нет, – фыркнула Виктория и ткнула его кулаком в плечо. – Разволновалась просто. Для меня это важно.
- Если важно, почему не говорила? – растерянно спросил муж. – Разве я тебе хоть в чем-то отказываю? Ну хочешь, в Галлии или в Славии в храм сходим? Только с одним условием.
- С каким? – подозрительно прищурилась Виктория. – Хотя позволь я сама угадаю: брачная ночь, да?
- Хочу брачную ночь, – прижал ее к себе Аяз. – У нас ведь ее не было по-настоящему.
- Будет, – пообещала Вики. – Сегодня непременно. Если детей Айша еще на одну ночь возьмет.
- Ты обещала мне кое-что.
- Я помню.
- Хватит! – рявкнул им в ухо хан. – Вас ни на минуту одних оставить нельзя! Вперед, нас ждет пир и много жратвы!
Аяз закатил глаза, бормоча что-то про завистников и старость, ловко увернулся от подзатыльника и запрыгнул на коня, приведенного каким-то мальчишкой, сажая перед собой и жену. Свадебный пир должен состояться на большом поле у реки – даже дворец не вместит столько гостей. На повозке до туда ехать долго.
Еще накануне Виктория бодро командовала своими невестками и управляла армией помощниц, готовя угощения. Ее забрал Аяз поздней ночью, совершенно обессилевшую. Зато голодным не останется никто: прямо на земле, на белоснежных (пока) скатертях были разложены стопки хлебов, головки сыра, горы пылающих помидоров и пупырчатых огурцов, стояли миски с жареной птицей, запеченным мясом и множество других блюд.
Аяз и Вики опустились на подушки среди множества гостей.
- Свадьба по степным обычаям – это почти как Хумар-дан, – рассказывал Вики супруг. – Разве что скачек не будет, и то не факт. Сейчас напьются и будут силой меряться.
- И ты будешь? – полюбопытствовала Вики.
- Мне-то зачем? – удивился степняк. – У меня в больнице каждый день проверка на выносливость. Все эти детские забавы мне не интересны.
Но все равно с удовольствием наблюдал, как несколько юношей, выйдя на ровный участок поля, устроили показательный бой на кривых саблях. Подскакивал, морщился, ворчал "Да кто ж так бьет! Мало что косоглазые, так еще и криворукие!" и даже пару раз дернул рукой, когда один из бойцов совершил явную ошибку.
- Выходи, – толкала его в бок супруга. – У тебя и кнут есть. Ты их всех одолеешь.
- Успеется, – загадочно улыбался Аяз, незаметно придвигая Вики баклажаны, от которых она была без ума. – Смотри, сейчас петь будут!
Виктория вздохнула. Ей уже было скучно. Сбежать бы...
- А теперь настало время невесте выбрать ту семью, благословение от которой она желает получить! – раздался над полем звонкий голос Наймирэ.
- Началось, – пробормотал Аяз. – Угадай, кого она выберет?
- Родителей? – предположила Виктория неуверенно.
- С чего бы? Не больно-то у них счастливая жизнь была.
- А кого?
- Вставай, пошли.
- Я смотрю на своего брата Аяза и его Кегершен и говорю – вот та семья, прекрасней которой я не видела! – громко отвечала матери Эмирэ.
- Твою мать! – прошипела Вики, в панике посмотрев на Аяза. Криво улыбаясь, он поднимался с подушек.
- Я не пойду, – заныла она. – Ты что! Я ничего не готовила! Я не знаю ваших танцев!
Кожаная петля хлыста приподняла ее подбородок, заставляя взглянуть в узкие черные глаза, сейчас горящие предвкушением. У Виктории вспыхнули щеки, и не только щеки. Кнут для нее был вовсе не оружием.
- Пойдем, – повторил Аяз, беря ее за руку.
Словно завороженная она вставала и шла вслед за ним. Он сбросил елек и дернул завязки рубашки, обнажая верхнюю часть груди.
- Ничего не бойся, – шептал Аяз, обхватывая ее лицо руками и нежно целуя в нос. – Я всё сделаю сам. Просто не дергайся.
- А я и не боюсь, – еле слышно отвечала Виктория. – Я просто хочу тебя до безумия.
Это действительно было так. Она возбуждалась от вида супруга с кнутом так, что у нее ноги подкашивались. Они теперь редко играли в какие-то игры, а кнут он и вовсе не использовал в спальне давным-давно, но тело помнило, между ног сразу становилось горячо и мокро, а тот факт, что на них еще и смотрит человек двести народу, вовсе сводил с ума.
Аяз сглотнул. Сейчас он остро жалел, что задумал совместный танец. Что ему стоило просто сказать речь и подарить какую-нибудь безделушку, сделанную своими руками? Нет же, захотелось покрасоваться перед родней... и особенно перед Вики. Но когда она так смотрит и говорит, о танце думаешь меньше всего. Восемь лет назад он бы даже не смог скрыть реакцию тела, но сейчас он всё же научился держать себя в руках, и потому делал шаг в сторону, раскручивал кольца кнута и давал знак музыкантам.
Грохнули барабаны. Зрители затаили дыхание. Аяз, чуть согнув колени, отлонился назад, взмахнул кнутом, повернулся... танец начался. На этот раз он был не один – кнут вихрился вокруг девичьей фигурки, то ласкаясь к ней, то взрывая землю вокруг. На самого танцора, его прыжки и прогибы даже и не смотрели. Все ждали от женщины, что она вот-вот вскрикнет, испугается, что на рассеченных кончиком кнута одеяниях покажется кровь. Но женщина взмахнула рукой, будто усмиряя плеть, шагнула вперед и вокруг нее вспыхнула трава. Кнут бьется вокруг нее, пытаясь потушить огонь, местами ему это удается. От шальвар Виктории уже остались одни лохмотья, каким-то чудом почти не обнажающие ноги. Аяз вскидывает руку, плеть обвивает одну из девичьих раскинутых рук, но она резким движением стряхивает его. Тогда он посылает кнут вперед, плотно охватывая талию супруги плетеной кожаной полосой, и с силой бросает женщину на себя. Его рука сжимает ее ягодицу. Виктория смотрит ему в глаза, остро ощущая животом его возбуждение. Она и сама вся горит, ей хочется застонать только от его горячего взгляда, и пламя вокруг нее вспыхивает уже хаотически. На висках Аяза капли пота, губы дрожат, на шее бьется жилка.
- Если я сейчас тебя не возьму, я умру, – бормочет он, прикусывая ее нижнюю губу.
- Возьми меня, – соглашается Виктория, совершенно забывая, что вокруг зрители.
У нее так трясутся ноги, что девушка только и может, что вцепиться руками в его плечи и почти повиснуть на них.
Он все же держит себя в руках чуть лучше, несмотря на то, что перед глазами всё плывёт. Этот бесов кнут рядом с ней ассоциируется только с шальным удовольствием. Аяз подхватывает жену на руки, не слыша, как кричат и свистят в восторге зрители, догадавшиеся, что танец окончен, и несет прочь, неважно куда.
- Всё-таки они сбежали, – бормочет Таман.
Наймирэ со стоном закрыла лицо руками от смущения. Ей неловко от такого буйства страсти, этого акта любви в танце. Ей приходится напоминать себе, что сын давно вырос и уже имеет своих детей. Скосив глаза на Тамана, жадно смотрящего на ее губы, она догадывается, что все гости взбудоражены настолько, что ночью во всем стане будет жарко. Ей остается только завидовать детям, не связанным условностями. Вон Эмире смотрит на своего галлийского мага, не отрываясь, а он целует кончики ее пальцев и шепчет ей что-то такое, отчего щеки девушки покрываются красными пятнами. Они явно не дотерпят до конца пира, как не дотерпели ее старшие дети, исчезнувшие... понятно, зачем.
- Проклятые свадьбы, – бормочет Аяз, ставя Викторию на ноги, чтобы впиться губами в ее рот, и едва оторвавшись, продолжает. – Хоть бы шатер поставили.
- Когда тебя это останавливало, – стонет Виктория, стаскивая с него рубашку и гуляя руками по его спине. – Это всё ты со своим кнутом. Знаешь же, как я на него реагирую.
- Увидят ведь, Вики, – шепчет он, обжигая ее шею поцелуями-укусами, вжимая ее в себя трясущимися руками и непроизвольно толкаясь бедрами в ее живот.
- Реши эту проблему.
Он оглядывается и, заметив спуск к реке, торопливо тянет жену туда. Нога соскальзывает со склона, он теряет равновесие, увлекая в падение и Викторию. Сплестись в объятиях они ухитрились, еще не коснувшись песка. Жадные поцелуи-укусы. Отброшенный в сторону кнут – не до него сейчас. Порванная окончательно одежда. Нетерпеливое рычание и сладкие всхлипы. Никто не ждет прелюдии, оба хотят как можно быстрее стать одним целым. Аяз нетерпеливо разводит колени жены, наваливаясь на нее, подхватывает ее под ягодицы и одним плавным долгим движением входит в ее жаркую глубину. Вики протяжно стонет, не сдерживая голоса, и утыкается губами в его плечо, скуля. Она вся дрожит. Степняк замирает встревожено, тянет ее за волосы, заглядывает ей в лицо и выдыхает. Глаза у Виктории совершенно безумные, губы влажно приоткрыты. Она будто не понимает, что происходит, а сама нетерпеливо подается ему навстречу. Поединок продолжается. Аяз, не в силах больше терпеть, яростно двигает бедрами, вбиваясь, обладая, захватывая ее, даже не замечая, что вновь соскальзывает с берега. Где-то снаружи плещется вода, а изнутри, наконец, выплескивается это темное безумие, и он уже не сдерживает хриплого стона, изливаясь в жаркую пульсирующую плоть.
- Что это было? – охрипшим от криков голосом спрашивает его жена. – Давай, признавайся. Это магия, да? Какой-то обряд? Я тебе чуть там на поле не отдалась.
- Я и сам не знаю, Вики, – шепчет Аяз, поворачиваясь на бок и увлекая ее за собой. – Свадьбы – это такое дело... Тем более, напутствие молодоженам. Да, это старинный обряд. Невеста выбирает ту пару, которую считает самой удачной. А уж пара передает ей свое благословение как умеет. Кто песню споет, кто кувшин, своими руками слепит. А мы вот...
- А мы любовью на глазах у всех занялись, – хихикнула женщина. – Будет у них брак горячим, да.
- Это был танец.
- Ты сам-то в это веришь?
- Я люблю тебя, – выдохнул ей в волосы Аяз, не зная, как еще описать всю ту бурю чувств, которая бушевала в нем.
Она такая же как он. Смелая, горячая, шальная. Она всё ещё готова разделить его безумие. И пусть иногда Виктория бывает капризной или упрямой, по-настоящему она всегда его поддерживает. Настоящая Шабаки. Его Шабаки.
Эпизод 7. Катайская грамотаНа границе доктора Кимака ждала внушительная кипа корреспонденции. Он уже и не помнил, когда ему доставляли такие большие свертки. От кого бы это могло быть? Аяз в нетерпении стягивал рукавицы, рвал серую бумагу и трясущимися руками доставал из обрывков книгу, на обложке которой было написано всего лишь одно имя, зато какое! Линь Яо. Мужчина раскрыл книгу посередине и вскрикнул от радости. Это была отлично выполненный перевод на славский язык. Труды знаменитого катайского лекаря он искал давно. Беда была в том, что это был не какой-то древний врач, а вполне современный, ныне живущий, причем специализировался Линь Яо на вакцинации и профилактике эпидемий. Достать какие-то его записи было просто невозможно, а уж перевод, да тем более на славский, мог выполнить только один человек - его зять Кьян Ли.
Аяз с трепетом и восторгом прижимал к груди бесценную книгу, едва не прыгая от радости, словно ребенок, получивший давно ожидаемый подарок. Он был совершенно счастлив. А если бы он открыл книгу сначала, то увидел бы приветственное письмо от самого Линь Яо, который просит своего коллегу поделиться с ним мыслями относительно его трудов и выражает надежду на личную встречу. Но он найдет это послание позже, а пока Аяз разворачивал другие бумаги, отчего-то свернутые в тугой рулон и завязанные лентой.
На длинном узком листе было красиво выведено тушью: "Руководство для брачных чертогов". Глаза степняка пораженно расширились, он быстро проглядел свиток, цепляясь взглядом за странные фразы вроде "сплетение мандариновых уток" и "прыжок белого тигра". Осознав наконец, о чем написано в этой бумаге, Аяз рывком свернул лист обратно в рулон, перевел дыхание, которое перехватило вовсе не от мороза, и снова осторожно заглянул внутрь. Прочитав про "движения карпа, играющего с крючком", он хрюкнул от неожиданности и поправил меховую шапку. На всякий случай степняк огляделся, пытаясь вспомнить, был ли запечатан свиток. Он искренне надеялся, что это не читали на каждой почтовой станции. С одной стороны, Кьян Ли был наглец и хам: и как только догадался прислать такую ерунду, а с другой - Аязу чрезвычайно понравилось. Это было, во-первых, забавно, а во-вторых, познавательно. Он твердо решил прочитать столь занимательную вещь вместе с женой.
- Вот же собака катайская, - пробормотал мужчина, забирая остальную почту.
Часть писем здесь была для хана, часть для Шурана, ага, из университета, похоже, приглашение какое-то. Есть и от Раиля. Остальные для других степняков. Аяз сегодня заехал за почтой сам, решил немного размяться. Всё равно в больнице тихо сейчас. Не зря сам поехал. Есть в степняках одна поганая черта - они крайне любопытны и, вдобавок, еще и страшные сплетники. Если бы этот свиточек, к примеру, случайно уронили, а потом также случайно прочитали... было бы, пожалуй, стыдно и весело. Стыдно ему, весело всем остальным. Хотя усомниться в его потенции не посмеют, скорее всего. Все уже давно обсудили и пятого ребенка, и его периодические отъезды с шатром и супругой в поле. А уж сколько раз их с Викторией заставали в недвусмысленном положении - и не счесть.
Аяз вдруг вспомнил, как они с Вики решили заняться любовью в ее новой, еще неоткрытой кофейне; жена позвала его показать, какой она себе кабинет сделала. Она тогда специально надела юбку на славский манер и прошептала, что на ней нет никакого белья, кроме шелковых чулков. Как врач, он категорически этого не одобрил, как супруг - немедленно пожелал проверить, толкнув ее грудью в стену и задрав подол. Чулки, действительно, были. Причем какой-то новомодной конструкции: крепились они прямо на бедро на тоненьком кожаном ремешке. Аязу немедленно захотелось их снять зубами, как всегда, но он побоялся испортить столь ценную вещь, и поэтому просто скользил ладонью, а затем и губами по обнаженной коже бедер до самой поясницы. Вики прерывисто дышала и вздрагивала, когда он принялся покусывать ягодицы, но не пыталась его поторопить. В последнее время она вдруг оценила всю прелесть медленных, дразнящих ласк, которые распаляли и заставляли стонать от предвкушения. Ему не нужно было даже чего-то выдумывать, одно ее воображение делало ее горячей и влажной. Наконец Аяз поднялся с колен, не убирая правой руки с ее бедра, и принялся левой рукой в нетерпении развязывать шнурок своих шальвар. Неторопливо и осторожно он проник в нее, с удовольствием ощущая, как Вики прогибается в пояснице, медленно двигаясь бедрами ему навстречу и позволяя ему войти еще глубже. Женщина сладко вздыхала, поднимаясь на цыпочки и оставляя зад, а Аяз комкал одной рукой юбку, а другой ласково сжимал ее соски сквозь ткань рубашки. Стоны становились всё слаще, движения бедер - всё резче, и степняк уже покусывал шею супруги, тяжело дыша, и юбку он давно бросил, жадными пальцами сминая ее грудь и живот. На лбу и висках выступила испарина.
Он и не понял, что что-то не так; а между тем снизу хлопнула дверь и раздались шаги и негромкие голоса. Затуманенный удовольствием мозг среагировал не сразу, и когда в кабинет заглянул Исхан-тан со своими сопровождающими, они увидели именно то, что толковать можно было только одним образом: господин Кимак со своей супругой среди бела дня занимались любовью, причем делали это очень увлеченно. У гостей хватило тактичности шепотом извиниться и быстро уйти. Аяз же, растерявшись, хотел броситься вдогонку, но Вики прошипела, что всё равно их уже застукали, и останавливаться будет глупо. Он был полностью с ней согласен. Нелепое происшествие не только не смущало его, но даже придавало процессу какую-то остроту, и степняк, зарывшись лицом в растрепанные волосы жены, скользил пальцами между ее ног и ласкал так, что Вики запрокидывала голову и стонала в полный голос, тут же зажимая рот руками. Это было двойное удовольствие; он всегда наслаждался искренностью ее страсти, и то, что ее плоть сжимала волнами его член, было для него едва ли не слаще собственных ощущений. Стиснув ее еще крепче, уткнувшись губами в полоску влажной кожи рядом с кружевом рубашки, он, урча, толкался в ее лоно и на миг замирал от накатившего оргазма, желая продлить эти мгновения единения не только тел, но и душ.
Потом они долго приводили друг друга в порядок, посмеиваясь над неловкой ситуацией, но почти не смущаясь - в конце концов, они женаты больше двадцати лет и давно уже не дети. Разве есть в Степи хоть один человек, который не знает, что происходит между мужчиной и женщиной?
Если бы вместе с Исханом приходили только степняки, никто бы ничего и не узнал. Но он привел гостей из Славии и магов из Галлии - все хотели познакомиться с известным лекарем. Познакомились, что сказать. Аяз подозревал, что эту историю будут еще много лет рассказывать в узких кругах. Если к этому добавить еще содержимое свитка, то о нем пойдет слава не как о лучшем лекаре Степи, а как об неистовом жеребце.