Игры скучающих купидонов - Абалова Татьяна Геннадьевна "taty ana" 9 стр.


— Давайте вернемся, — я положила ладонь на руку Бугая. — Вдруг другой помощи они не дождутся?

За рулем сидел бородатый старик. От напряжения его лицо покраснело. Он дергал и дергал ручку передач. Увидев нас, заглушил мотор и опустил стекло.

— Здравствуйте, — крикнула я, открывая свое окно. — Помощь нужна?

Бурай Алиевич между тем уже копался в багажнике, зная наперед, как помочь собрату по дороге.

— Вот спасибо, люди добрые, — откликнулся старик — обладатель на удивление густого баса. — Тише-тише, Мурчена, — обратился он к кому-то за спиной.

— Ой, кошка! — воскликнула я и выбралась наружу. — Можно погладить?

— Отчего не погладить, пока мы делом занимаемся, — старик нахлобучил на голову меховую шапку и стал похож на Деда Мороза — такая же седая окладистая борода, кустистые брови и проницательный взгляд синих глаз. Белый воротник дубленки и огромные красные варежки, которые дед надел неспешно, завершили сказочный образ. Было непонятно, как только он уместился в такой небольшой машине, он и вылез-то из нее с трудом. Я невольно поискала глазами хрустальный посох.

«Холодно ли тебе, девица, холодно ли, красавица?» — спросила я у кошки, перебравшейся на водительское место. Она позволила себя погладить и даже замурчала от удовольствия.

«Тоже вислоухий шотландец», — отметила я сходство с соседским Лямуром. Таких хочется тискать и целовать в равнодушные морды.

В «Жигулях» удивительно приятно пахло. Я даже покосилась, не болтается ли под зеркалом освежитель, но не найдя такового, глянула на заднее сиденье. Там стояли коробки с высушенными цветами и травами. Сначала я подумала, что они искусственные — видела такие в магазинах, но приглядевшись, заметила, что весь пол усеивали опавшие лепестки.

— Да, Мурчена моя прыгает туда-сюда, весь гербарий разворотила, — произнес вернувшийся дед. Я поняла, что его машину уже посадили на трос, и пора прощаться.

— Хорошей вам дороги, дедушка!

Усевшись на свое место, я помахала кошке, которая встала на задние лапы и с брезгливостью посмотрела на мешанину из грязи и снега.

— Раз, два и готово! Хорошая у нашего шефа машина. Зверь! — внедорожник плавно потащил за собой «Жигули». Бурая Алиевича распирало от гордости.

Когда Бугай остановил машину, чтобы отцепить трос, в мое окно постучал Дед Мороз. Он держал в руках небольшой букет из цветов и трав.

— Спасибо вам, милая барышня.

— Ой, это не мне спасибо нужно говорить, а Бураю Алиевичу, — смутилась я.

— Неудобно как-то цветы водителю дарить, а для вас оно самое то. Вот видите эту веточку лаванды? Положите ее возле подушки, и спаться будет как в детстве.

— А розочка как подействует? — спросила я, любуясь на карликовый бутон, сохранивший природный красный цвет.

— А вы сами попробуйте, — старик скрыл улыбку в усах. — Каждый из этих цветов свое значение имеет. Но не кладите их с розой вместе…

— А что будет? — я убрала букет от носа, но старика уже след простыл.

Наша машина плавно урчала, а «Жигули» не было видно ни спереди, ни сзади.

— Куда дед делся? — я повертела головой.

— Ну ты, даешь! — хохотнул Бугай. — Уснула что ли? Мы его километров сорок назад оставили, скоро в город въедем.

Глава 11. Покой нам только снится

— Что делать? Что делать?

— Сухари сушить!

«Берегись автомобиля»

Прежде чем вернуться в аптеку и пропасть в ней, я побежала домой — оставить вещи и переодеться.

На лестнице встретились соседки, собирающиеся выйти в город. Те самые, которых Кирюсик описал как «старушки с ридикюлями и в шапочках с вуальками».

— Здравствуйте! — поприветствовала я их, не собираясь задерживаться ни на минуту. Я знала, что Кирюсик заметил свой внедорожник и уже начал обратный отсчет. — Спасибо, что подсказали моему боссу, где меня найти!

Сказанное вчера «Еду к подружке в Тихие воды» позволило Кирюсику быстро сориентироваться. Уж он-то знал, что в постоянных подружках у меня значится Галина-гончар. Не раз интересовался, кто в нашей паре мальчик, а кто девочка.

— Ой, милочка! Вы уже вернулись! — добрая улыбка растянула лицо Веры Романовны. Сегодня на ее голове красовалась песцовая шапка, которая так подходила к ее серым глазам.

Надежда Романовна выбрала другой образ — надела на меховую таблетку тончайший пуховый платок и сразу стала похожа на жительницу дореволюционной России.

— Какой у вас замечательный высушенный букет! — положив ладонь, затянутую в перчатку, на руку, в которой я несла подарок Деда Мороза, она остановила мой стремительный бег вверх. — Мята, ромашки, зверобой… И роза. Символ любви.

— Роза в этом травяном сборе лишняя, — заметила Вера Романовна. Она щелкнула замочком сумки, в недрах которой пропали ключи.

— Ах, да, — согласилась сестра. — Все остальное успокаивает, а она…

Старушка помялась.

— Возбуждает? — подсказала я.

— …вызывает некое волнение.

Я с удивлением уставилась на свой букет. Действительно, и как я не заметила, что в наличии имеются все компоненты аптечного «Успокоительного сбора № 1», и туда на самом деле никак не вписывалась роза. Лаванда тоже из успокаивающих. Она как приятное дополнение. Но вот роза…

— И тот бородатый старик что-то похожее говорил, — пробормотала я, вспомнив его слова. — А что будет, если заварить все в одной чашке?

От Деда Мороза в красных жигулях ответ я так и не услышала. А может быть, просто забыла, проспав добрую часть пути.

Старушки переглянулись

— Нечто странное. В том то и дело, — вздохнула Надежда Романовна и поплотнее прижала к шее уголок пухового платка.

— Ох, простите, нам пора! Боюсь, и в этот раз рыбка для Лямура закончится! А он любит килечку покрупней, — Вера Романовна потянула сестру за руку и с юркостью полевой мышки засеменила по ступенькам вниз.

А я совсем забыла, что меня ждут на работе. Стояла и смотрела на букет, завернутый в кусок газеты. Почему соседки и старик в красных «Жигулях» придают такое значение одной малюсенькой розочке? Ее и цветком-то трудно назвать. Всего лишь бутон, кинь который в кипяток, максимум что придаст отвару — едва уловимый запах.

И кто сказал, что я собираюсь настаивать успокоительный сбор?

— Киса моя! Спасительница! — стоило мне появиться в торговом зале, Кирюсик тут же принялся расстегивать пуговицы своего халата. Хотя белый цвет ему шел, выглядел Кирилл Петрович не ахти. Темные очки, прикрывающие цветущий синяк, щетина, до которой явно не дотрагивалась рука профессионала, и дрожь в пальцах. До чего человека работа довела! — Принимай кассу, а я побежал!

— Как там Мария Степановна?

— Уже лучше. Сидит дома в окружении внуков. Я предложил помощь, она попросила новогоднюю премию.

— Дали?

— Сейчас Бурая Алиевича к ней отправлю, — Кирюсик постучал по нагрудному карману пиджака. — Ну, бывай, Киса.

— Динь-дилинь! — вздрогнули колокольчики, ознаменовав начало моего долгожданного, выстраданного трудового дня.

К вечеру, когда после череды кашляющих и чихающих людей я больше напоминала выжатый лимон, чем ту полную надежд деву, что с воодушевлением согласилась приступить к работе, в аптеку вернулся Кирюсик.

— Как справляемся? — поинтересовался он и взглянул на свои дорогие часы. Вот-вот должны были прибыть инкассаторы. Меня порадовал свежий вид шефа. Хотя темные очки продолжали сидеть на носу, прикрывая следы недавнего похода «налево», волосы Кирилла Петровича были приведены в порядок, цвет лица восстановлен (наверняка благодаря посещению спа-салона, о котором не раз упоминалось в светских беседах супругов), а ногти сияли свежей полировкой.

Их я разглядела особо, поскольку Кирилл Петрович постучал пальцами по прилавку, привлекая мое внимание.

— Минуточку, босс, — сказала я, прикрепляя пломбу к инкассаторскому мешку.

— Устала, — выдохнула я, скидывая на шею маску спустя минут сорок. Инкассаторы уже ушли, бесконечная очередь рассосалась, желающие жарко провести ночь еще не подтянулись, и у меня появилось немного времени пообщаться с явно нервничающим Кирюсиком.

Блин. А так хотелось заняться более интересным делом — порыться в интернете и посмотреть доступные фотографии Замкова. Вдруг найдется какая-нибудь скандальная статья о его семье, объясняющая его зацикленность на ненависти к блондинкам (тем более, что две на горизонте имеются) и обязательной девственности?

Или во сне у нас другие тараканы, нисколько не характеризующие реальную личность?

Если, конечно, личность на самом деле реальна, и я в своей идентификации не обозналась.

— Тут такое дело, Ключева… — начал Босс. Да, именно так, с большой буквы. Тон официальный, взгляд немигающий. Мне даже стало как-то неуютно. — Я нашел твой «Любарум». Мария Степановна успела шепнуть умирающим голосом, когда ее увозила скорая.

— Где?

Я пожалела, что сняла маску. Кирилл Петрович с пристрастием изучал мое лицо, и я не успела сделать покер-фейс.

— В кабинете у Светланы, — он криво улыбнулся и достал из кармана пиджака две бутылочки снотворного.

— Где третья? — выдохнула я. Неужели старая карга взяла ее себе?

— У одного из покупателей, который вчера чуть ли не силой заставил отдать ему «Любарум». «Вах! Он все-таки приходил!» — чуть не воскликнула я вслух, испытывая кардинально противоречивые чувства: радость от того, что наши с Галкой предположения верны — мой покупатель не может обойтись без «Любарума», и глубокую печаль, что упустила значимый момент. Все из-за Марь Степановны!

Следующие слова босса вывели меня из состояния чувственной прострации:

— Признавайся, Ключева, кого еще ты подсадила на этот незаконный седативный препарат? Я проверил, ни в одном фармацевтическом справочнике «Любарум» не значится.

— Кирилл Петрович, — я подыскивала нужные слова. Ненавижу оправдываться. Тем более, когда для размышления появилась более важная информация. — Вопрос по поводу снотворного лучше задать Светлане Сергеевне. Это она оставила коробку с «Любарумом» на кассе, а я всего лишь разобрала ее и, не найдя наименования средства в накладной, отложила в тот шкафчик, где мы храним спирт.

— М-да? — Его пальцы опять исполнили тарантеллу на полированной доске прилавка. Светлану Сергеевну, если уж она отправилась в Москву для новой пластической операции, беспокоить не посмеет даже муж. Сам признался, когда замахивался на меня костылем. Да и приходившая в обеденное время баба Зоя успела поделиться, что хозяйка «Пилюль» ни за что не покажется перед своим молодым супругом, будет сидеть в московской квартире, пока не вернет себе сияющий вид. «Видать, к Новому году готовится», — такое заключение сделала уборщица, закинув в рот кусок сахара. Чай с рафинадом вприкуску делал ее разговорчивой.

— А откуда тот посетитель знал, что в нашей аптеке есть «Любарум»? — Кирилл Петрович склонил голову на бок. Должно быть любовался, как быстро мое лицо меняет цвет.

Подловил-таки.

— Я ему продала, — опустила голову. — Не знаю, как так вышло. Наверное, от усталости. Он пришел перед самым закрытием…

— И по какой цене продала? Если в накладной «Любарума» нет, значит и стоимость ты знать не могла.

— Не могла. Кирилл Петрович, но ведь и вы не знали, но вчера один пузырек продали?

— Ключева, если тебя схватят за ворот и тряханут как следует, ты сможешь отказать? — Кирилл Петрович засунул палец за узел галстука и потянул его. — Все нервы вымотал. Дай и все. Кошка, видите ли, разбила его бутылку, а он именно без этого снотворного жить не может. Я даже полицию грозился вызвать…

— И почему не вызвали?

Кирюсик посмотрел на меня как на дуру.

— Киса моя, ты соображаешь, что говоришь? Какая полиция без Светланы? Собственноручно набросить на свою шею удавку?

— Вот и я этому посетителю не смогла отказать.

— Думаешь, он один и тот же?

Я кивнула. Мы вздохнули одновременно.

— Черт, знать бы во что вляпались, — Кирюсик поднялся. — Вдруг наркота?

— О чем вы, Кирилл Петрович? Обычная настойка на травах, — я открыла один из пузырьков, понюхала. — Здесь, наверное, и валерьянка есть, раз кошка посетителя на нее среагировала. Видите, написано «применять при бессоннице, ночных страхах, тревожных состояниях».

— Да читал я, — махнул он рукой. — Конопля тоже трава.

— И вот так просто Светлана Сергеевна оставила бы настойку на кассе? Инструкции не знаете? Да и потом, я сама пила «Любарум» И не раз.

— И что? — Кирилл Петрович опять сел и, не скрываясь, всмотрелся в мои зрачки. — Чувствуешь зависимость?

— Никакой. Сны красочные снятся, это да.

Он с сомнением повертел пузырек в руках. Осторожно понюхал. Пожал плечами.

Закрутив крышку, положил «Любарум» в карман.

— С собой возьму. Отнесу в нашу лабораторию. Пусть посмотрят. Так сколько, ты говоришь, было бутылок?

— Пять. Одну продала, из второй себе капала, пока нечаянно не опрокинула.

Когда Кирилл Петрович ушел, по его приказу убрала последний «Любарум» в сейф: «Пусть полежит, пока не выяснится, что за гадость попала к нам в руки».

И никакая не гадость…

Прислушалась к себе. Вдруг меня мучает непреодолимая тяга глотнуть пять капель?

Нет. Тяги глотнуть не было. Ощущалась тяга увидеть своего Короля Халифовича Чингачгука. Если это и есть проявление наркотика, то я — наркоманка.

— Динь-дилинь!

Народ опять потянулся.

Покой нам только снится. 

Глава 12. Сон пронесон

Там что-то шевелится, надо посмотреть…

Из фильмов ужасов

Вернувшись домой, с полчаса стояла под душем. Я так устала от волнений, что не могла есть. Сил думать о «Любаруме» и вчерашнем посетителе, который довел Кирюсика до того, что тот отдал ему снотворное, лишь бы не связываться, тоже не нашлось. Какой смысл гадать «он — не он», если прямого ответа я так и не получу. Все слишком туманно, слишком зыбко. Связывать приходящего во снах мужчину, настойчивого покупателя и Замкова-младшего, все равно что гадать по кофейной гуще. Никаких доказательств, одни фантазии.

Хочу забыться. Не думать о том, что найдут наши химики в образцах «Любарума».

«Применять при бессоннице, ночных страхах, тревожных состояниях», — гласила надпись на его бутылочке. Тревожное состояние — вот то, что сейчас творится со мной. Если лаборатория выявит что-либо запрещенное, мне светит срок.

Не мешало бы выпить чего-нибудь.

Последнюю бутылку «Мартини» мы с Галкой приговорили еще месяц назад, от шампанского не осталось и следа.

Я побрела на кухню. Заглянула в холодильник, пошарила в шкафах.

Наткнулась на домашнюю аптечку. Порылась в лекарствах, уронила градусник. Хорошо, что он электронный.

Перцовый пластырь, капли в нос, шприцы и пипетки…

Сапожник без сапог. Даже простой валерьянки нет.

«Роза в этом травяном сборе лишняя», — прозвучал в голове голос Веры Романовны, и я, осененная идеей, поплелась в коридор. Высушенные цветы лежали там же, где я их бросила.

Трудно сосчитать, сколько раз я кричала «дура», «идиотка», «не, ну эти американки такие тупые», когда смотрела очередной ужастик, где героиня шла с фонариком наперевес в темный подвал, где затаился маньяк, ухлопавший уже третью подряд подругу, или на цыпочках кралась посмотреть, что так противно скрипит в заброшенной психиатрической клинике, а то и высовывалась из надежного укрытия, чтобы встретиться взглядом со сбрендившим клоуном, который зловеще произносит «ку-ку» прежде чем ткнуть в нее ножом.

И что я сделала сразу, как только поужинала и почистила зубы? Положила у подушки засушенный букетик, причем вместе с тем самым бутоном розы, который меня буквально уговаривали не оставлять в композиции с успокоительными травами.

«Да что может случиться? Это всего лишь лилипутская розочка, которая плюс ко всему очень приятно пахнет».

Чтобы насладиться ее ароматом, смешанным с неярким запахом остальных цветов, я повернулась на бок и поднесла букет к лицу.

Назад Дальше