========== Они ==========
Яр по тёмной улице еле волочит ноги — слишком устал, и всё больше хочется обессиленно сесть прямо на мостовую.
Яр знает, что останавливаться нельзя — тогда догонят Те, Кто Смотрит Из Теней. Тогда он не встанет. Он и так почти чувствует Их ледяное дыхание на своём затылке.
От безысходности хочется заплакать — он слишком ясно чувствует, как уходят силы. Да, сам виноват, да, задержался, да, по этой улице нельзя после заката, но… господи, как же обидно будет сгинуть вот так.
Шаг. И ещё шаг. И ещё — до фонаря…
…фонарь Им не помеха. Яр слышит Их смех и чувствует, как леденеют руки.
Вовсе не от холода — просто кровь всё медленнее бежит по венам. Просто скоро не справится сердце. Просто скоро он ляжет, где стоит, и не встанет больше.
Как обидно и глупо. Всё, этот шаг последний, он больше не…
…на плечо ложится тёплая рука. Над ухом — шёпот:
— Не останавливайся.
Яр вздрагивает. Сердце начинает стучать чуть быстрее…
…начинает с т у ч а т ь.
Появляются силы шагнуть ещё. И ещё. И ещё. И идти.
— Не оглядывайся, — добавляет шёпот.
Яр понимает, что не чувствует дыхания на своей коже. Яр понимает, что ему плевать. Краем уха он слышит разочарованный вой Тех, Кто Смотрит Из Теней, и не может сдержать торжествующую улыбку. Говорит тихонько, вовсе не уверенный, что не отдаёт этим душу:
— Спасибо?
Над ухом — тихий тёплый смех. Рука сжимает плечо чуть сильнее.
— Иди, не отвлекайся. Не тронут. Э т и — не тронут.
Яру не очень нравится, как его неизвестный спаситель выделяет «эти», слишком ясно давая понять, что может тронуть кто-то ещё, но выбора особого нет.
— Кто ты? — спрашивает он неуверенно.
— Ещё один идиот, который любил бродить после заката. Я сказал — не отвлекайся!
Яр вздрагивает, ощутив, что Кто-то Из Темноты попытался схватить его за запястье, и сворачивает ближе к фонарям. Тёплая рука успокаивающе гладит его по плечу, не отрываясь ни на миг.
— Они тебя почти сожрали, — ворчат на ухо. — Не выходи завтра на улицу. И не смотри ночью в окна. Зажги везде свет и задёрни шторы. Будут стучать — не выглядывай и тем более не открывай окно. Дай бреши затянуться.
Яр чувствует, что начинает дрожать. Его спаситель шикает на Что-то, Прятавшееся В Подворотне, заставляя Это вернуться обратно. Яру кажется, что он видит собачью тень.
Яр знает, что это не собака.
— Сейчас придёшь — выпей чаю, — продолжает голос за его спиной. — Лучше сладкого. И ляг. Можешь свалиться в обморок — не пугайся. Дома Они тебя не достанут. В лифте есть зеркало? Закрой глаза и не открывай, пока не доедем.
— Чтобы не увидеть Их? — предполагает Яр, заходя — и чувствует, как лифт гудит, начиная подниматься, хотя он уверен, что никто не нажимал на кнопку.
Над ухом снова тихо смеются.
— Их уже нет, они не заходят в подъезды. Чтобы не увидеть меня. Тебе не понравится.
Яр сглатывает и выходит из лифта, подчиняясь руке на своём плече.
— Можешь открывать. Глаза. И дверь тоже. Ключи-то не потерял?
Яр мотает головой, шаря по карманам.
— А ты… зайдёшь? — спрашивает он тоже почти шёпотом.
— Я не могу. Это твой дом.
— А если… я приглашу?
За спиной молчат. Рука сжимает его плечо чуть крепче.
— Как тебя звали? — совсем неслышно спрашивает Яр. — Когда ты… любил бродить после заката?
— Саша, — шелестит над ухом.
— Саша, я… приглашаю тебя войти в мой дом.
Он отчётливо ощущает, как вздрогнул его невидимый собеседник, и проворачивает ключ в замке. Толкает дверь.
Щёлкает выключателем и медленно поднимает глаза на большое зеркало, висящее напротив входа. Судорожно хватает ртом воздух, видя, ч т о стоит за его спиной.
Оно грустно улыбается — наверное, это всё-таки улыбка. Яру кажется, что это улыбка.
— Нельзя вешать зеркало напротив входной двери, ты не знал? — шепчет.
Зеркало идёт трещинами и осыпается на пол мелкой крошкой. Яр медленно тянется к своему плечу, накрывая рукой очень человеческие на ощупь тёплые пальцы.
Яр помнит, к а к выглядела его рука в зеркале, это выжжено на внутренней стороне век, — и всё-таки…
— Саша, — повторяет упрямо.
Ему кажется, что он слышит тихий всхлип. Ему кажется, что на тыльную сторону ладони упало несколько горячих капель.
Когда он, зажмурившись, разворачивается и притягивает к себе того-кто-стоит-за-его-спиной, под руками мягкие волосы и горячие человеческие плечи.
Зеркало в ванной лопается с тонким звоном, когда тёплые руки обнимают его в ответ.
========== Привыкнуть ==========
Первое время Саша буквально не выпускает его из рук: объясняет как-то мудрёно, подпиткой выжранных сил и латанием пробоин в ауре, но Яру кажется — просто соскучился по человеческому теплу и боится отпускать.
Яр не против. Яру хорошо в его руках. Яр доверчиво засыпает на его коленях, и его совсем не мучают кошмары.
А проснувшись, он чувствует закрывающую глаза ладонь и озадаченно хмурится, не сразу вспомнив события вечера. Потом до него доходит — и он обиженно морщит нос:
— Да ладно, я же тебя вчера и так видел!
— И вряд ли хочешь увидеть снова, — парирует тихий голос. — Особенно сразу после пробуждения.
— Зануда, — Яр тянет его за запястье, но Саша сильнее. — Да я зажмурился! — и прижимается к его ладони щекой. — Зануда, — повторяет снова куда-то в ту сторону, где предположительно находится сашина голова. Улыбается, чувствуя, как Саша гладит его по скуле большим пальцем. — Слушай, я не Красавица, конечно, но и ты не такое уж Чудовище. Я привыкну, ну правда. Можно открыть глаза, а?
— Не надо, — негромко отвечает Саша. — Я пока… не привыкну.
— Ой, ну и ладно, — Яр тянется всем телом, не спеша вставать; натыкается рукой на его плечо, по щеке гладит. Тянет ласково, будто имя пробуя на вкус: — Са-а-ашенька…
Пальцами чувствует неуверенную, почти растроганную улыбку. Улыбается куда-то в пространство, не открывая глаз; повторяет ещё раз:
— Сашка, Сашенька… мне никогда так хорошо не спалось, представляешь?
И физически чувствует повисшее в воздухе напряжение.
— Кошмары? — спрашивает Саша, явно насторожившись. — Просыпаешься уставшим?
— Бывает, — пожимает плечами Яр. — А что…
Его осторожно сгружают с колен на кровать, командуют подобрать ноги поближе к себе и не свешивать пока конечности, накрывают одеялом и куда-то пропадают из зоны досягаемости.
— Саш? — зовёт Яр, честно не открывая глаза.
— В одеяло закутайся, — командуют ему. — Если это то, о чём я думаю, то одеяла оно не любит.
— Да нет там ни…
— Есть, — у Саши такой напряжённый голос, что Яру становится очень не по себе. — У тебя под кроватью… это, правда, не совсем то, с чем я ожидал столкнуться…
Яр заворачивается в одеяло почти целиком с головой.
— Ты только не пугайся, — очень ровно и тихо, будто боясь спугнуть что-то, говорит Саша.
Яр задерживает дыхание, чувствуя, что начинает дрожать. От просьбы не пугаться становится совсем страшно.
— Она здесь, и… ей очень не нравится моё присутствие… а мне — её. Должен остаться только один из нас.
— Са-а-аш? — скулит Яр жалобно, отчаянно боясь услышать звуки битвы.
— Пыль, — вдруг объявляет Саша обычным голосом. — У тебя под кроватью целая куча пыли, серьёзно, ты когда-нибудь там убирался?
— Ты серьёзно?! — Яр от возмущения даже глаза открывает. — Ты меня до полусмерти напугал из-за…
Он осекается и сглатывает, столкнувшись взглядом с тем, кто стоит перед ним. С лица напротив — с того, что у человека было бы лицом — медленно пропадает то, что служит ему улыбкой.
Яр глубоко вдыхает, нарушая повисшую паузу, моргает, собираясь с силами, и выговаривает решительно:
— Я привыкну.
Саша издаёт недоверчивый звук. Яр трясёт головой и, выпутавшись из одеяла, тянет к нему руки. Выдыхает тихое «Сашенька».
Саша замирает, будто не решаясь приблизиться. Яр поднимается ему навстречу, отогнав внезапный детский страх, что Кто-то Из-под Кровати сцапает за лодыжку, и, прикрыв глаза, чтобы не путаться в ощущениях, тянет Сашу к себе, на ощупь найдя человеческое плечо.
Когда Саша неуверенно утыкается ему в шею, с сердца будто падает здоровенный камень.
***
Яр наворачивает вокруг него круги, озадаченно прикусив губу и ведя пальцами по его плечам. Саша стоит, защитным жестом скрестив на груди руки — Яр на ощупь чувствует, как его вполне человеческие пальцы нервно впиваются в человеческие же локти; мазнув рукой выше, на лицо, чувствует залёгшую меж бровей складку.
Глаза утверждают, что бровей там нет и быть не может, да и назвать лицо лицом можно только с очень большой натяжкой, а на его руки лучше не смотреть вообще. Глаза утверждают — «беги, идиот, пока жив и не лишился рассудка».
— Я не понимаю, — Яр проводит по его спине ладонями, чувствуя, как Саша невольно ёжится. — Если закрыть глаза, я не отличил бы тебя от человека… разве что ты не дышишь, ладно. И сердце не бьётся. И я не уверен, что хочу знать, почему ты на ощупь такой тёплый, если сердце не бьётся…
Саша тихонько и как-то нервно хмыкает:
— Ты не хочешь.
— Ладно, — легко соглашается Яр. — Но я всё равно не понимаю. Верить-то чему, глазам или…
— Если бы ты верил глазам, — ворчит Саша, — меня бы тут вообще не было. Отвернись, а?
— Нет, а всё-таки, — Яр, снова его обойдя, тянется вперёд и ведёт ладонями по его груди вниз, заставляя опустить руки. — Я вижу… вообще не то, что чувствую. Что из этого настоящее?
— Всё, — просто отвечает Саша. — Я весь настоящий. И я сейчас глаза тебе чем-нибудь завяжу, если ты не перестанешь разглядывать. У тебя руки дрожат.
— Это…
— Это ты рискуешь сойти с ума, если будешь продолжать смотреть.
— Не сойду, — упрямо мотает головой Яр. — Я…
— Ты утром заорал, увидев меня спросонок, — напоминает Саша.
— От неожиданности, — Яр опускает глаза.
— От страха, — возражает Саша.
— Я привыкну! — Яр снова поднимает голову — на глаза тут же ложится тёплая ладонь, закрывая от него того, кто стоит перед ним.
Признавать это очень не хочется, но от этого становится спокойнее — зрение и осязание перестают вступать в конфликт друг с другом, и мелкая противная дрожь отступает. Негромкий голос с сожалением говорит:
— К такому не привыкают. С моей стороны было глупо на это рассчитывать, так что… я тебя очень прошу, отвернись.
Яр набирает воздуха, чтобы ответить, но его прерывают сильные удары в оконное стекло. Яр закатывает глаза, выворачиваясь из-под сашиной руки, и, не успевает тот что-то спросить, исчезает в ванной.
Возвращается со шваброй наперевес — как раз вовремя, чтобы встретить этой шваброй ворвавшееся в комнату размытое чёрное нечто, в котором легко узнать То, Что Прячется В Ветвях Деревьев ночами, прикидываясь тенью от фонаря или птичьим гнездом.
Может быть, Оно и было когда-то птицей. Яр размахивает шваброй с боевым кличем, выпихивая Это обратно в окно, и с облегчением захлопывает раму.
И замирает, глядя в темноту за окном — в глаза Тех, Кто Смотрит Из Темноты. Медленно, как во сне, наклоняется вперёд, снова потянувшись к ручке…
…чувствует, как тёплая рука почти грубо дёргает за плечо и рывком разворачивает, притягивая к себе и прижимая его голову к груди; жёсткие пальцы зарываются в волосы на затылке, не давая отстраниться. За спиной шелестят шторы, жалобно звякая кольцами, когда их с силой задёргивают, не оставляя ни единой щели. За окном что-то пронзительно воет.
Потом всё стихает.
— Ты Их чертовски обидел, — задумчиво говорит знакомый голос. Яр чувствует осторожно гладящую его по спине тёплую руку — другая всё ещё в его волосах. — Обычно Они оставляют неудавшихся жертв в покое на следующую же ночь, а уж просидеть под окнами неделю… наверное, это из-за меня. Им тоже хочется попасть в дом. Там, снаружи, довольно холодно.
Яр вздрагивает, начиная снова себя осознавать, и прижимается ближе. Голова кружится, будто от сильной усталости.
— А говоришь… — он сглатывает, — говоришь, я тебя бояться должен. А сам меня спас.
— Тебе бы всех бояться! — фыркают над ухом. — Это такая классная штука, инстинкт самосохранения называется… хотя, — вдруг сам себя перебивает Саша, — скажи-ка, друг мой, и часто ты вот так шваброй?
— Да постоянно! — Яр пытается отстраниться, чтобы возмущённо махнуть руками, но его удерживают. — То и дело залетает, зараза, хоть москитную сетку ставь… не поможет же, да? Так задолбало, ты не представляешь!
Над ухом тихо смеются:
— Сетка не поможет. И… ты Ей нравишься, вообще-то, Она прилетает просто поиграть. Почему ты Её не испугался?
— А зачем… — Яр останавливается, вспоминая, — а, точно, когда Оно… Она?.. прилетела в первый раз, я был слишком уставший, курткой выгнал быстренько и спать упал. А Она зачастила, ну и… безобидная же вроде. А стоит бояться?
Саша смеётся громче:
— Нет, если бы ты испугался, мы бы не разговаривали. Она нападает только на тех, кто боится. Ну а ты теперь… поиграться, Ей интересно. Не советую отказывать.
Яра продирает мороз по коже. Он пытается отстраниться — и чуть не падает от внезапного головокружения, ухватившись за держащие его руки. Саша помогает ему сесть на диван и остаётся рядом, держа за плечи — держась вне поля зрения.
— Тебя опять чуть не сожрали, — ворчит.
Яр греется в его руках, чувствуя, как понемножку возвращаются силы. Задирает вдруг голову…
…пытается не слишком заметно вздрогнуть, увидев того, кто держит его в объятиях…
…и озвучивает давно вертевшуюся на языке мысль:
— А может, это вот — ну, твой вид — просто иллюзия, а? Морок?
— Нет, — терпеливо говорит Саша. — Это я.
— Проклятие? — Яр разворачивается. — Ещё что-то такое? Может, оно того… поцелуем истинной любви снимется?
Тот, кто сидит перед ним, — Саша, напоминает он себе, Саша, Саша, Саша, — издаёт звук, похожий не то на смешок, не то на кашель.
— Нет, — выговаривает, наконец. — Не думаю.
— Ну, — Яр собирается с духом, — попробовать-то мы можем?
И, не дожидаясь ответа, подаётся вперёд, найдя пальцами сашин подбородок и для верности зажмурившись.
И неплохо он целуется. Человеческие губы — тёплые и нежные, чуть приоткрывшиеся навстречу, — ощущаются абсолютно нормально…
…глаза открывать он, впрочем, не рискует.
Саша отстраняется; усмехается грустно:
— Спасибо за попытку. Я же говорил — нет, это не проклятие, не иллюзия, не… ничего такого. Это я… с некоторых пор. Просто не надо…
Яр, мотнув головой, снова касается губами его губ.
— Это не работает, — у Саши в голосе недоверие мешается с горечью. — Зачем…
— А может, мне просто понравилось, — хмыкает Яр. — Я делаю сумасшедшие вещи, смирись? Привыкну я к тебе, Саш. Люди ко всему привыкают. Если ты не против…
Вместо ответа Саша тихонько целует его пальцы.
========== Темнота ==========
Яр дёргается, заскулив, будто убежать от чего-то пытаясь, и распахивает глаза; взгляд мечется суматошно, сталкивается с чужим взглядом из темноты, внутренности будто жидким льдом обваривает — Яр замирает на миг, не в силах даже дышать от ужаса. Кричит, почти голос срывая, и закрывается руками; в панике пытается сжаться в комок, отодвинуться как можно дальше, слиться со стенкой, в которую больно вжался плечом и боком. Вздрагивает всем телом. Плачет бессильно, понемногу возвращая себе контроль над реальностью и мыслями.
Темнота рядом ощущается тоже испуганной. И очень расстроенной. И готовой…
— Саша, — зовёт Яр хрипло. Руку тянет вслепую, снова захлёстнутый паникой: — Саш, Саша, стой, нет! Стой, пожалуйста, иди сюда, ты мне очень нужен, Саша-Саша-Саша, не смей уходить, не думай, ты очень, очень, очень мне нужен, пожалуйста, иди сюда, иди ко мне, или я сам к тебе сейчас, где ты, не уходи не уходинеуходинеуходи… — голос срывается на сиплый шёпот.
Его руки осторожно касаются тёплые пальцы. Яр их сжимает отчаянно; не открывая глаз, приподнимается и тянется в ту сторону. На ощупь находит знакомые плечи, на ощупь утыкается в родную грудь, цепляется, стиснув на рёбрах руки, и отчаянно плачет — сумасшедшее пробуждение, разрывающие грудь страхи и тревога выломали, кажется, все предохранители, и успокоиться не выходит никак.