– Я его не оставлю, – нервно проговорил мужчина, хоть я ни о чем его не спрашивал, – я пойду с ним!
Я в ответ лишь медленно покачал головой, прожигая человека тьмой своих жутких глаз, отчего тот едва не впадал в панику.
– Ты не подходишь, – сказал я ему, прекрасно ощущая его неуверенность и испуг. – Взгляни на брата, он спокоен и собран. Он сделал свой выбор осознанно, и он его принял. А ты колеблешься, до последнего надеясь, что все обойдется. Ты просто не готов к такому шагу.
– Да какая в сраку разница! – Человек гневно выкрикнул эти слова, пытаясь придать себе храбрости, но вышло у него это откровенно плохо. – Ты что, великий психолог, чтобы о таком судить?! Тебе нужны были добровольцы?! Так вот они мы! Или ты еще перебирать будешь?!
– Буду, – кивнул я, – ведь я не ставлю цели набрать простого пушечного мяса, лишь бы оно было. Мне не нужна массовка. Я ищу наиболее подходящих для этой миссии людей, и повлиять на мой выбор не сможет никто, даже президент. Поэтому, извини.
Мужчина стоял, сжимая кулаки, то бледнея, то краснея, и бросал растерянные взгляды то на меня, то на младшего брата. Со стороны могло показаться, что он зол и хочет кинуться в драку, но я видел в нем лишь сильное смятение.
– Но… как же так? – Почти жалобно прошептал он. – Мы ведь с малым с самого детства вместе… Как же я его оставлю?
Глаза обоих братьев немного увлажнились, но ни один из них не позволил слезе прорвать запруду век. Только лишь взметнувшаяся черным торнадо тоска, отчетливо видимая мне одному, выдавала ту боль и отчаянье, что испытывала эта парочка при мысли о том, что им никогда уже не суждено будет увидеться.
Младший вдруг повернулся к своему родственнику и заключил того в крепкие объятья. Они долго стояли под тысячей взглядов, а аккомпанементом их прощанию было абсолютное молчание. Многие в зале переживали эту сцену не менее болезненно, как если бы это их брат решил принести себя в жертву ужасному Аиду. И сейчас в помещении закручивалась настоящая воронка из горечи, грусти и скорби, сгущающая царящий здесь полумрак. Собравшиеся максимально полно прониклись напряженностью этого момента, но не знали, как можно выразить парням свою поддержку и участие, а потому гнетущее молчание никак не рассеивалось.
Но вот, наконец, братья разомкнули объятия и встали напротив, крепко держа друг друга за плечи.
– Прощай, малой…
– Не кисни, – попытался улыбнуться младший, – не последнюю жизнь живем…
Затем доброволец опустил руки и отступил, начиная отдаляться от своего родственника. А старший брат, глядя в его спину, резко вскинул руку и судорожным жестом утер все-таки выступившие слезы, но со сцены так и не ушел. Вместо этого он затянул какую-то песню, слова которой показались мне смутно знакомыми, но вспоминал я их только тогда, когда они срывались с его языка.
– Дует ветер ледяной в нашу сторону, – тянул мужчина, до хруста стискивая кулаки, – И кружат над голово-ой птицы-вороны…
– Отчего-о же, отвечай, нам так весело? – Чей-то низкий бас из зала поддержал песню, и теперь звучал вместе с пением мужчины, уже фактически потерявшего своего брата.
– Просто песня ту печаль перевесила…
– Когда мы вместе, когда мы поём… Такое чувство, что мы никогда не умрем!
Хор голосов становился все объемнее и плотнее, как оказалось, многие знали слова этой песни. И с каждой секундой она звучала все мощнее и проникновеннее, пронзая своим смыслом само сердце. Это и стало той поддержкой, которую собравшиеся оказывали своим идущим на смерть товарищам. Они вкладывали в пение свою душу, показывая, насколько они гордятся подвигом соратников, их смелостью и мужеством. В какой-то момент, меня захлестнуло волной этого буйства и я, кажется, тоже присоединился к ним.
– У меня сейчас внутри бочка пороха, только спичку поднеси – будет шороху! А душа моя сама к небу просится! То что сводит нас с ума, то и по сердцу!
На финальных строках гром голосов стал настолько сильным, что по полу сцены пошла вибрация, будто от огромной концертной аппаратуры. Меня словно бы растворило во всеобщем исступлении, и на короткий миг я даже позабыл, кто я, зачем я здесь, и что вообще происходит. Существовала только Песня, и мы все должны были ее допеть!
– Это больше, чем я, это больше, чем ты, это теплое солнце и ночью, и днем! Это наша любовь, это наши мечты, и поэтому мы никогда не умрем![1]
Последние слова прозвучали столь неистово и столь яростно, что нам показалось, будто от них содрогнулся весь мир. Столько в них было силы и столько в них было чувств. Пусть мы и были с поющими сотнями разных биологических организмов, но где-то в духовном плане мы на короткий миг соединились в одно целое. Во что-то непостижимое, что-то сверхъестественное, но бесконечно великое. Даже такой как я сумел найти себе место в этом коллективном единении и почувствовать себя частью чего-то большего…
Но песня закончилась, схлынуло вдохновляющее наваждение, оставив после себя только сосущую пустоту, заполнять которую принялись собственные воспоминания. Я снова осознал, кто я есть, и для чего пришел сюда. Вспомнил, что мне предстоит сделать, и с кем столкнуться, и моя эмоциональная броня снова с лязгом сомкнулась, плотно укрывая разум.
Я обернулся, чтобы посмотреть на выстроившихся чуть поодаль добровольцев, и увидел, как яркими сверхновыми сияют их глаза и как на их лицах играют улыбки. Они уже были героями, пусть не для всей страны, не для всего мира, а только лишь для одной тысячи человек.
– Спасибо вам за службу, – промолвил я тихо, чтобы меня могли услышать только они, – я постараюсь, чтобы ваша жертва не оказалась напрасной.
Вместе с добровольцами мы вышли на улицу в сопровождении отряда молчаливых военных, ни на секунду не снимавших своих ЗК-М, и начали грузиться в два самых обычных с виду фургона без каких-либо опознавательных знаков. И когда большая часть народа распределилась по машинам, меня вдруг окликнул чей-то до боли знакомый голос.
– Серёга… погоди! Сергей!
Я обернулся и замер, наблюдая, как ко мне спешит рослая мужская фигура в полицейской форме, расталкивая немногочисленных прохожих. Прямо сейчас ко мне приближалось мое далекое прошлое, когда я еще не был не только Аидом, но и вообще медиумом…
– Дамир? – Спросил я, словно глаза могли меня обманывать. – Что ты здесь делаешь?
Когда Галиуллин подошел ближе, дорогу ему заступили солдаты, но я растолкал их в стороны и вышел к старому приятелю сам.
– Хотел поговорить, – ответил он мне, и я ощутил ту мрачную тяжесть, что сейчас довлела над его душой. Сразу становилось понятно, что разговор наш будет отнюдь не легким…
– Отойдем немного? – Попросил Дамир, и я заметил, как его рука дернулась, словно он хотел взять меня за плечо, но неуверенно остановилась. Он так и не решился дотронуться до меня.
Согласно кивнув, я сделал пару десятков шагов, удаляясь от военных, чтобы они не могли слышать нашего диалога.
– Как ты меня нашел? – Осведомился я, когда мы отошли на достаточное расстояние.
– Слухами земля полнится, – неопределенно ухмыльнулся он, но тут же посерьезнел. – Сергей, ответь, пожалуйста, только честно. Что с Викой?
Поднятая тема меня сразу же насторожила. Первой была параноидальная мысль, что его подослали, чтобы разузнать о Виктории, найти ее и заиметь на меня полновесный рычаг давления, но прислушавшись к эмоциям полицейского, я понял, что это действительно беспокоит именно его.
– С ней все в порядке, она не в России, – осторожно отозвался я, следя за его реакцией. Мои слова не принесли ему облегчения или удовлетворения, как я ожидал, а напротив, еще сильнее разожгли огонь тревоги в его сердце.
– Она жива?! Просто скажи, она жива?!
– Черт подери, Галиуллин, – рыкнул я на полицейского, – какого хрена ты городишь?! Естественно, она жива!
– Просто, ты ведь мог превратить ее в нежить, и с твоей точки зрения, это тоже было бы полным порядком…
Гнев полыхнул во мне яркой вспышкой, застилая взор. Видимо, это отразилось на моем лице и в моем взгляде, потому что Дамир непроизвольно отступил на полшага.
– Если бы я услышал это от кого-нибудь другого, – проговорил я таким ледяным тоном, что у меня самого пробежали по спине мурашки, – то этому человеку уже через секунду потребовалась помощь медиков. Ты что, совсем рехнулся?!
– Я… нет… извини… – полицейский оказался до жути перепуган моей реакцией, но попыток отдалиться больше не предпринимал. – Я должен был услышать это от тебя, понимаешь?
– Не понимаю, – злобно огрызнулся я в ответ, – я представляю, кем являюсь в твоих глазах, но никогда бы не подумал, что ты обо мне такого мнения!
– Прости, Серёга… – майор прижал ладони к лицу и с силой принялся тереть его. – Возможно, я был не прав, что допускал такие мысли, но и меня ведь можно понять! Представляешь, каково мне было узнать, что чертов Аид, который наводил кошмар на целый мегаполис, есть не кто иной, как мой старый друг?!
– Подозреваю, что ты как минимум удивился, – проворчал я, начиная понемногу остывать. – Но теперь ты удовлетворил свое любопытство?
– Подожди, не кипятись, прошу, – примирительно поднял он руки, – это не все, о чем я хотел поговорить. Еще я хотел попросить у тебя прощения…
Его слова вызвали во мне неподдельное удивление, и я не счел нужным пытаться его скрыть.
– Это еще за что?
– Как это за что?! За все! За все это дерьмо, которое произошло с тобой!
– А ты здесь при чем?
– Ты что, забыл уже? – Дамир посмотрел на меня с таким выражением, словно взаправду ожидал получить признание о наличии у меня провалов в памяти. – Это ведь я стал отправной точкой твоего становления повелителем мертвых! Я тот гребанный камушек, который столкнул огромную лавину, погребшую сотни тысяч жизней! Если бы я не пошел тогда на поводу у Сухова, ничего бы этого не произошло, как ты не понимаешь?! Это я втравил тебя в эту поганую историю со Свиридовым, и это из-за меня на тебя началась охота! Это я сделал тебя таким, какой ты есть сейчас! Не ты виновен во всех этих смертях, а я!!!
Последние слова он отчаянно выкрикнул прямо мне в лицо, и мне стало окончательно понятно, что именно за груз давил на его плечи все это время.
– Забей, – попросил я как можно безразличней, – пусть это тебя не гнетет. Зверь всегда сидел во мне, и его приход в мир был лишь вопросом времени.
Да, я несколько покривил душой, поскольку и сам раньше задумывался о роли Галиуллина во всем произошедшем. И под действием Тьмы я даже намеревался призвать его за это к ответу, но сейчас… Сейчас, размышляя обо всем этом на трезвую голову, я видел, что вины майора в моем падении было совсем немного.
– Гнетет?! – Полицейский словно бы не услышал мою реплику целиком, а зацепился за одно лишь слово. – Нет, оно меня не гнетет, оно меня просто сжирает изнутри! Я не могу спать, я не могу есть, я не могу перестать думать об этом, меня преследуют кошмары с того самого момента, когда я увидел тот проклятый фильм о тебе!
Ах, фильм… снова этот продукт зарубежного гения вылезает мне боком, отравляя жизнь. Вот с кем бы я на самом деле поквитался с большим удовольствием, так это с заказчиками этого безобразия. Да только Древний уже сделал это за меня.
– Дамир, послушай меня, – сказал я, стараясь придать голосу наибольшую уверенность, – забудь. Ты понял?! Просто забудь и не думай об этом. Твоей вины в этом нет. Ты просто исполнитель, которого вслепую разыграл Сухов. Откажись ты, он нашел бы кого-нибудь другого, но итог оказался бы ровно тем же. Не думай об этом!
Я постарался быть предельно убедительным, потому что та гамма чувств, что сейчас бурлила в моем приятеле, совсем мне не нравилась. Мне следовало сейчас приложить максимум усилий, чтобы изгнать из его головы опасные мысли, но, похоже, у меня ничего не выходило.
– Нет, я не могу не думать, – устало покачал головой Галиуллин. – Я предал тебя, подвел. Причем, дважды. Я стоял в стороне, когда тебе нужна была моя помощь и, что хуже того, я влюбился в Викторию, внушив себе, что ты больше не объявишься. Я убедил себя в этом сам, потому что хотел, чтобы так оно и было! Удобно, да? Подставить друга, вынудив его броситься в омут убийств и криминала, а самому начать ухлестывать за его девушкой. Ну, и какой я после этого человек?!
– Чего ты перегибаешь? – Нахмурился я, не на шутку испугавшись такого поворота в диалоге. – Все ведь было совсем не так, и я ни в чем подобном не виню тебя.
– Зато я виню! – Резко возразил Дамир. – Я просто натуральная мразь, которую ты сейчас жалеешь, только из-за нашего общего прошлого! Будь на моем месте кто-нибудь иной, ты бы давно уже прибил его, и был бы абсолютно прав…
– Но ты не иной, – в очередной раз попытался я столкнуть его с этих рельс, – так что я повторяю: «Забудь!»
– Нет, хрена с два я об этом забуду! Я повинен в гибели сотен тысяч людей не меньше твоего! Возможно, даже больше, потому что ты как-то за более чем двадцать лет нашего знакомства удерживал в узде своего зверя, и только лишь мой косяк спустил его с поводка. По сути, ты просто бомба, а я тот, кто нажал на кнопку детонатора. Если бы не я, то ты бы так и продолжал изображать из себя проводника в мир духов, состригая бабло с мажоров, и все бы мы жили спокойно и счастливо!
– Хорошо, я прощаю тебя, если тебе так важно это услышать. Теперь ты успокоишься?
– Нет, Серёга, не успокоюсь… Потому что сам я себя простить уже никогда не смогу.
– А придется, – подпустил я в голос суровости, пытаясь хотя бы этим пронять старого приятеля. – Я как-то живу с этим, и тебе это предстоит.
– У меня есть идея получше, – улыбку, появившуюся на его лице, можно было назвать какой угодно, но только не доброй. – Я ведь знаю, что ты здесь делал, я знаю о массовом психологическом тестировании, которое шло по всей стране, и я тоже слышал о той мерзости, что сейчас свила гнездо в Италии…
– К чему ты клонишь?! – Слова Дамира пробудили во мне нехорошее предчувствие, которое встало непроглатываемым комком в горле.
– Пойми, Серёга, – пустился майор в объяснения, – мне сейчас нет никакой жизни. Я словно изгой, на лбу которого стоит несмываемое клеймо. Все высокопоставленные задницы знают, что я был твоим другом, и на меня непрестанно из-за этого наседают…
Увидев, как мое лицо смурнеет, и как глаза начинают метать черные молнии, он поспешил исправиться.
– Неявно! Не в том смысле, что ты подумал, – вставил он ремарку, словно испугался, что я прямо сейчас брошусь разбираться со всеми негодяями, которые позволили себе такую дерзость, – но мне от этого нелегче. Просто, никто не забудет, и мне не даст забыть о моей роли в твоей судьбе, вот в чем дело. Да я и сам не смогу жить с этим спокойно, не такой я человек…
– Дамир, если ты пытаешься… – хотел было вставить я слово, но был прерван полицейским.
– Серёга, прошу, возьми меня в свой отряд смертников!
_____________________________________
[1] Текст – Кирилл Игоревич Комаров
Глава 12
Сказать, что меня шокировала просьба Дамира, будет преувеличением. Я едва ли не с самого начала видел, к чему идет наш разговор, но не терял надежды его хоть как-нибудь переубедить, но, стоит признать, потерпел в этом полное фиаско. Скорее, я был расстроен, что близкий мне в какой-то степени человек решил таким образом свести счеты с жизнью. И я был бы рад отказать ему, послать его к дьяволу, сдать на руки штатным психологам МВД, чтобы те вышибли из его мозгов всю подобную чепуху, но понимал, что он уже от этого решения не отступится. Я все еще хорошо знал Галиуллина и осознавал, что любые методы переубеждения будут бесполезны, и если откажу ему я, то он залезет в петлю сам. Но надежда на удачный исход все еще не покидала меня.
Собственно, мои худшие ожидания сразу же подтвердились, и первый же мой категоричный отрицательный ответ натолкнулся на его непоколебимый ультиматум.