Спросонья (а читатель уже знает, что Худоша с утра соображает неважнецки, пока не начистит бивни и не глотнет тинной бормотухи) тролль выскочил в таком виде на улицу узнать, что за шум, и дискредитировал свою тинную бормотуху, казалось бы, навечно. Одна только Чучо не верила в то, что волшебное питье испортилось.
Итак, Худоша поклялся больше не пить тинную бормотуху. Уже через месяц клятва его тяготила, и он делал титанические усилия над собой и зельем. «Я не бормотушник», – говорил себе Худоша, но краски жизни ощутимо поблекли. Как и все мелкие бормотушники, Худоша стал раздражительным от невозможности выпить хоть капельку зелья и частенько срывался на Чучо. А что об этом думала троллиха? Чучо была абсолютно уверена, что долго Худоша не протянет. Другое дело, если бы он тянул помаленьку из фляжки, и у него появлялась в мозгах приятная гибкость – тогда все было бы, по Чучиному мнению, нормально. Но ведь при таком развитии событий, когда спиртное оказалось вообще недоступно, Худоша мог сорваться в распитие Томасова пойла.
Но так не случилось. Тролль долго-долго терпел, потом не выдержал, вышел на заснеженную центральную поляну Зеленецкого леса, собрал всех, кто был свидетелем его непростой клятвы, публично выкопал одну из запасенных фляжек с тинной бормотухой, выпил ее полностью, помахал хвостом в воздухе и похлопал себя кончиком хвоста (нет, не промеж ушей, как внимательный читатель мог бы подумать!), а прямо чуть ниже его основания (для тех, кто не понял: там как раз проходит шов на традиционных зеленецких клетчатых штанах с начесом), то есть выполнил все ритуалы, доказывающие, как неинтересно ему общественное мнение.
Толпа загудела от возмущения. Вперед важно вышел толстый мэр Зеленецкого леса и, явно преследуя корыстные цели, приказал разыскать металлоискателем и сдать лично ему под расписку все зарытые Худошей фляги.
Как ни странно, металлоискатель сразу же куда-то бесследно пропал.
Что же Чучо? Чучо смеялась.
***
Ночью Чучо приснилась Перес. Старая седая троллиха протягивала ей яблочный пирог и укоризненно качала головой:
– Детка моя, ты связалась не с теми троллями. Такое с тобой случалось и раньше. Сначала ты не могла выбрать себе Человека… Потом сбежала к диким троллям… Теперь связалась с пьяницами, – Перес загибала пальцы на правой лапе, перечисляя Чучины преступления. – Завтра еще начнешь работать… Потом рабство… Опозоришь нас всех! – родовитая троллиха печально прижала фамильные уши к голове.
– Мама, мне здесь нравится, – Чучо хотела сказать это твердо, но голос предательски дрогнул во сне.
– Вот твои брат и сестра прекрасно устроились…, – начала было Перес, но от возмущения, что ее опять сравнивают с братом и сестрой, Чучо проснулась в холодном поту. Потом, вспомнив события предыдущего дня и возмутительное поведение Худоши, задрала хвост и постучала кончиком как раз в то место, где у нее не было клетчатых штанов.
– Я сама по себе! Я путешествую на поезде, как Зезе! И вяжу себе модные шапочки, как Криста! – крикнула Чучо в пустоту.
Собственно, что из себя представляют зеленецкие медные мурзики? Да ничего особо редкого в Бело-Рослии, кроме удивительной способности лесных троллей не называть вещи своими именами. Как я и писала ранее, в Зеленецком лесу процветал натуральный обмен, в основном, продуктами питания, так как из одежды лесные тролли практически ничего не носили. Таким образом, само наличие или отсутствие денег, в общем-то, принципиальных вопросов местной жизни не решало.
Мурзики – это десятирублевые медные монеты чеканки северного (откуда была родом Чучо) или столичного монетных дворов. Почему они имели хождение в Зеленецком лесу? Ну, во-первых, местные тролли вели торговлю с белоросслийскими, а не всякий продукт можно довести до Бело-Рослии, не испортив, если использовать натуральный обмен. Во-вторых, зеленецкие тролли испытывали глубокое недоверие к бумажным деньгам. «Чистое безумие – использовать дерево для производства денег в XXI веке!» – рассуждали местные жители. – «Обычное дерево гниет и превращается в труху, и из него снова вырастает дерево. А деньги – это мертвое дерево, которое не дает семян по осени и всходов по весне». Ну, Чучо-то приехала из большого города и прекрасно знала, что даже мертвые деревянные деньги у многих дают семена и всходы – и по осени, и по весне, и даже по зиме. Но переубеждать никого не хотела. Опять же, зеленецкие тролли невзлюбили бумажные деньги, выдумав, что от них бывает порча. В их представлении, чем выше достоинством купюра, тем неприятность будет больше. Самая большая порча наступала, разумеется, от оранжевой «пятитысячной». Поскольку никто ее в своей жизни не видел, об этом даже ходили легенды. А Томас как-то раз рассказывала свой сон, в котором этот бумажный раритет таял у нее в руках, начиная с памятника Муравьеву-Амурскому и заканчивая красивыми овальными ноликами. Ну, чем не проклятье? И, в-третьих, «Вести торговлю десятирублевыми монетами исключительно выгодно!» – считали зеленецкие тролли. Цена любого товара исчислялась десятками мурзиков, что придавало значимость самому процессу торговли. О сотнях и тысячах мурзиков я не упоминаю специально, потому что тролли сами по себе маленькие существа, и таскать монеты мешками им не под силу, да и потребности их измеряются, в основном, размером крошечного желудка.
Вот, практически, и все о зеленецких деньгах.
Да нет, не все…
***
События, описанные в предыдущей главе, привели к неожиданным результатам. Мэрия Зеленецкого поселения, в лице собственно лесного начальника Подрывайло Хитроватого, была глубоко оскорблена возмутительными действиями Худоши, а именно – процессом демонстрации глубокого презрения к общественному мнению путем постукивания кончиком хвоста у его (хвоста) основания. Но еще более смущала мэра высокая поддержка тролля-бормотушника у электората, потому что, как ни требовал глубокоуважаемый Подрывайло найти металлоискателем и обезвредить, то есть сдать в личное пользование (читайте – «распитие») все закопанные Худошей в лесу фляги с бормотухой, его указание выполнено не было. Мало того, сам металлоискатель бесследно пропал, потому что владелец оного предмета, с таким трудом добытого в ближайшем подразделении Зеленецкого военного округа, старый бормотушник Потап начал проводить свои изыскания по добыче «ценных металлов» исключительно по ночам, когда Подрывайло изволил почивать в своей норе.
Но почивалось мэру не очень хорошо, так как он вдруг начал прикидывать, сколько же неучтенных драгоценных литров скрывают бормотушники Худоша и Томас от народного избранника, прикрываясь своей мнимой бедностью. Внезапно мучимый своими мыслями Подрывайло вскочил с перинки и заходил посреди ночи из угла в угол, если можно так выразиться, ведь в круглых норах нет углов. «Наживаются на народном горе!» – возмущенно взмахнул правой лапой мэр и тут же, представив себя на старом трухлявом пне, верой и правдой служившем ему трибуной, схватил тетрадный листок и простой карандаш и начал готовить речь. Тут у него возникло новое видение ситуации: «А какое у народа горе, на котором наживаются бормотушники? Нет, народу нельзя говорить, что у него горе, особенно под Новый Год. Не поймут». Поэтому, походив еще немного взад-вперед, он опять воспламенился душой, схватил карандаш и записал новую речь: «Наживаются на чужом горбе! Дорогие троллихи, сколько мурзиков относят ваши мужья этим угнетателям троллиного рода под Новый год? Сколько можно терпеть монополию производителей бормотухи? Они задрали цены на питие, затянув, тем самым, петлю на нашем горле! Скажем дружное «Нет!» спиртному по цене один мурзик за литр!»
Тут ночные мысли Подрывайло приняли совершенно сумбурный оттенок, и в голову лесного начальника вдруг совершенно неожиданно пришла блестящая идея: «Бормотуховарение в общелесных масштабах, на официальном уровне!». Он зачеркнул последнюю фразу своей речи и добавил две новых: «Даешь общественный контроль бормотуховарения и оборота! Требую выдать рецепты тинной и носиковой бормотух троллям, представляющим власть!». После чего Подрывайло покивал головой, как бы приветствуя сам себя, и, совершенно удовлетворенный своим трудом, закинул толстенькие ножки и пузико обратно на перину и задул свечу.
Наутро результаты ночного бдения мэра поступили в пользование его бессменного помощника, почтенной Писанины Ивановны. В Зеленецком поселении эта троллиха пользовалась репутацией страшного существа – видимо, из-за того, что из-под ее пера выходили такие законы и указы, которые сам мэр потом читал с глубоким удивлением, но неизменно поддерживал, потому что положение обязывает.
Как бы там ни было, утром пятнадцатого декабря Худоша и Чучо обнаружили на своей сосне указ следующего содержания:
«Указ № 236 от 14 декабря 2012 года.
Настоящим указом указываю троллю по имени Худоша и троллихе по имени Томас утром завтрашнего дня явиться в бухгалтерию мэрии и письменно сдать собственноручно написанные и заверенные оттиском правой лапы, левого копытца и заднего хвоста рецепты приготовления бормотухи. С момента сдачи рецептов, оные объявляются интеллектуальной собственностью мэрии Зеленецкого поселения и ее товарным знаком. Тем же из вас, кто не явится, бормотуховарение и участие в обороте спиртного запрещается. Мэр Подрывайло Хитроватый»
***
Худоша приуныл. Несмотря на то, что в Зеленецком лесу не было полиции, ввиду полного отсутствия преступлений, тролль боялся ссориться с властью, ибо помнил, как еще в его детстве одного провинившегося тролля официально изгнали из поселения. Отдавать волшебный рецепт пития, выстраданный и улучшаемый годами, он не хотел, и оставаться вне закона тоже не собирался. Другого же образа жизни, не связанного с бормотуховарением, Худоша себе не представлял, потому что его призвание заключалось только в одном: веселить троллей.
Чучо отнеслась к этому более чем спокойно. «В конце концов, если в Зеленецке не будет жизни, уедем на север к Человеку», – тут ее немного покоробило, – «или, в крайнем случае, устроимся где-нибудь в Бело-Рослии», – рассуждала она. После предпринятого ею летом путешествия в Зеленецк, троллихе вообще было море по колено. Но пока Чучо решила немного обождать и посмотреть, как развиваются события, а точнее, развивать их сама. Поскольку троллиха все-таки много лет прожила в городе, где на слуху был термин «отмывать деньги», принцип которого она знала, опять же, в теории, то Чучо решила подумать о применении этого термина в данной конкретной ситуации. Своими мыслями она поделилась с Худошей, что привело к крайне неожиданным результатам.
Худоша рассудил так: есть, конечно, области, в которых он ничего не понимает, но если приятельница сказала, что отмывание денег поможет (правда, он не знал, как), то так тому и быть. В конце концов, он тоже образованный тролль.
Итак, утром пятнадцатого декабря Худоша не только не сдал свой рецепт в мэрию, а, встав поутру и приведя себя в порядок, поскреб лапами за очагом и вытащил маленький затянутый веревочкой холщовый мешочек, где спокойно лежало три изрядно потемневших мурзика. Тролль вытащил их на свет свечи, дыхнул на гербовую сторону одного и потер ее лапой. «Да, Чучо права», – подумал он, – «надо отмывать!»
Еще немного подумав, Худоша направился к реке – не на то место, где находилась плантация тины («А вдруг тина испортится?»), а аккурат туда, куда летом ходят купаться и ловить пескарей маленькие Человеки. Река в этом месте быстрая, и не замерзает даже под Новый год.
Сначала тролль пробовал полоскать деньги в холодной воде. Но они не только не отмывались, но, еще и прилично остыв, покрывались тонкой корочкой льда. Худоша усиленно дышал на мокрые лапы и начинал отмывать их снова. Через полчаса безуспешных стараний деньги и не подумали стать чище, оставаясь такими же потемневшими.
Но тролль твердо решил, что деньги отмоет. Он считал, что знает надежный способ отмывания денег, который еще в детстве показывала ему мама.
И пока Чучо страдала, разрабатывая стратегию, Худоша нашел свою старую чешскую стиральную резинку и принялся чистить ею монеты. Дело пошло влет. Через несколько минут стараний мурзики блестели как новенькие. Даже можно было подумать, что их только что выпустили с монетного двора.
Приятельница просто схватилась за голову, когда ей были предъявлены результаты всех этих усилий. Но ее собственный план по отмыванию денег был готов, и Чучо постаралась разъяснить его троллю.
***
План был не очень простой, но зато казался троллихе надежным. Чучо решила, что варить тинную бормотуху необходимо под прикрытием какого-либо серьезного предприятия, например, продуктовой лавки. В конце концов, выменянные на спиртное продукты можно спокойно продавать в Бело-Рослии и даже получать доход. Теоретически идея должна была работать, ведь Человекам же удается все это и совершенно безнаказанно.
Итак, под лавку был выбран старый заброшенный валун на окраине зеленецкой базарной площади. Худоша собственными лапами выкопал торговую витрину, безвозвратно испортив жилую нору, потом перетащил часть продуктов из своего жилища в лавку, и Чучо сочла, что этого достаточно для ее открытия. На следующий день троллиха, которая, в отличие от мэра, умела пользоваться средствами массовой информации, не стала развешивать везде бумаги на соснах, а дала объявление в главную зеленецкую газету: «На базарной площади Зеленецкого леса открылась продуктовая лавка Худоши и Чучо. В продаже: мука, сахар, соль, макароны и прочая бакалея, а также маринованные орехи в скорлупе». Продавать свои маринованные перепелиные яйца троллиха не могла ввиду того, что Худоша их все слопал.
Утром двадцатого декабря Чучо, встав с рассветом и решив, что никогда-никогда не расскажет об этом Перес, стояла в окне лавки и ждала первых покупателей. Первым покупателем оказалась Анна. Проблема в том, что мурзиков у нее не было и в помине. Откуда возьмутся деньги в многодетной белоросслийской семье? Но Анне позарез нужны были макароны, и Чучо не могла ей не отвесить пару килограммов в долг, взяв с нее при этом обещание, что Андрей покатает ее на собаке в ближайшие выходные. Потом пришла Томас и сокрушенно созналась, что она сдала-таки свой рецепт в мэрию и теперь очень переживает о судьбе бормотуховарения в Зеленецке. Слово за слово, соседки разговорились, и Чучо угостила поверженную конкурентку своими маринованными орешками, и даже отдала ей весь запас муки, находившийся в лавке. Затем пришла незнакомая троллиха, но Худоша, уже проснувшийся и изъявивший желание узнать, как идет торговля, представил ее своей крестной Топотухой и отвесил ей полбашмака соли по случаю приятной неожиданной встречи – разумеется, бесплатно. Пришли и Осип с Потапом с записками от своих старушек, одной из которых требовалась греча, а второй – горох. Даже сами Писанина Ивановна заглянула и поводила своим маленьким, испачканным чернилами пятачком, чтобы впоследствии написать Подрывайло подробный отчет о развитии торговли в Зеленецке. Зашел даже Проныра, главный редактор зеленецкой газеты «Час вздремнуть», чтобы сделать репортаж об открытии первой частной лавки в Зеленецке.
Но через несколько часов Чучо выяснила, что мурзиков в Зеленецком лесу нет практически ни у кого, и при этом все жители приходятся ее приятелю либо родственниками, либо хорошими знакомыми.
Под конец торгового дня в лавку вбежал младший тролленок Анны и Андрея (тот самый, что ездил на собачьем хвосте), только-только покрывшийся пухом пшеничного цвета, и, топнув копытцем, крикнул: «Дай алехов в шахиле!». Тут уж никто устоять не мог, и маленький злодей получил все орехи в сахаре, которые только нашлись.
Чучо было расстроилась, что «отмыв мурзиков» получается таким затратным, но Худоша сиял как его оттертые стиральной резинкой деньги и громко объявил: «Лавка – это очень-очень хорошая…», – тролль хотел сказать «новая игрушка», но, как матерый лавочник, принял солидный вид и продолжил: – «… мысль! Даже не представляю, как это она мне самому в голову не пришла?»
BETWEENDIGITAL |
Теперь Чучо была одним из самых почитаемых жителей Зеленецкого леса. В испорченном валуне на главной площади каждый день толпился маленький мохнатый народец, потому что лавка теперь стала не только популярным у хозяек, но и центром духовного и культурного обмена, как выражался Худоша. А под этими высокими словами он подразумевал не что иное, как тайный (от Подрывайло), обмен бормотухи на продукты. При этом тролль внимательно следил, чтобы у Чучо не было от лавки никакого дохода, кроме разве что одной-другой воркуши в неделю. Таково было его видение социальной ситуации в Зеленецком лесу и принципы социальной справедливости.