Сны Листопада - Ирэн Блейк


   Сны Листопада

   Мяч завис в миллиметре от её ладони. Яна подпрыгнула, чтобы отбить. В ушах зазвенело. Она моргнула, чтобы прогнать возникшую перед глазами черноту, - и, кажется, упала. Удар о пол девушка уже не почувствовала, как и не увидела кровь, текущую из разбитого носа. Не слышала Яна криков и одноклассников, и тренера, в панике вызывающего медсестру по мобильному телефону.

   Яна Стрельцова пришла в себя в кабинете медсестры, лежа на кушетке. Над ней наклонилась женщина с клочком ваты в коротких и толстых пальцах. Судя по резкому запаху, вату смочили в нашатырном спирте.

   Двойной подбородок тучной женщины в белом халате, то бишь медсестры, колыхался, как желе; красная помада на её тонких губах и волосинки в бородавке на щеке - это дико вульгарное сочетание вызвало у девушки непроизвольный приступ смеха. Яна плохо воспринимала, что ей говорят, но, похоже, головокружение прекратилось, так как она хорошо расслышала последний вопрос. Но, прежде чем на него ответить, девушка села на кушетке, свесив чуть замёрзшие ноги: лежала-то в спортивных шортах.

   - Я повторяю, что такого смешного ты находишь в своём обмороке, дорогуша, а? - снова спросила медсестра.

   Яна помотала головой, чувствуя себя хорошо. Неужели она действительно упала в обморок?

   - Мм, судя по твоей карточке, ты из тех тощих девиц, которые, несмотря на худобу, отличаются завидным здоровьем. Так, решено, Стрельцова, ты утром сдашь анализы, а твоим родителем я сама позвоню, - отчеканила медсестра, игнорируя протест Яны. - От занятий освобождаю, иди домой, Стрельцова. Думаю, у тебя просто гемоглобин упал, вот и все.

   "Ах, если бы всё так действительно и было, как сказала медсестра, - позднее вспоминала девушка, оглядываясь назад, - то я в тот момент запрыгала бы от радости и просто бы женщину расцеловала".

   Анализы явно были очень плохие, потому что участковый терапевт сказал девушке подождать в коридоре, а сам с хмурым видом переговаривался за закрытой дверью с её матерью.

   Фикус в углу, судя по растрескавшейся беловатой земле в горшке, нуждался в поливе. Плотные шторы только усугубляли темноту, и тени от жёлтой потолочной лампы на потолке в коридоре поликлиники казались неправильными.

   Матери Яны долго не было, и, как назло, смартфон девушки разрядился. Три раза проходила туда и обратно по пустому коридору тощая и высокая санитарка, и нервы Яны настойчиво шептали, что всё это не к добру. Так и вышло.

   Антонина Павловна - мать Яны - вышла из кабинета доктора заметно побледневшей и сказала дочери, что, мол, дома поговорят. "Неужели всё так плохо?!" - то и дело поглядывая на мать, недоумевала всегда оптимистичная Яна. Женщина была напряжена и часто прикусывала нижнюю губу, а на её виске в унисон частому сердцебиению пульсировала жилка. "Значит, я права", - согласилась с интуицией девушка, когда мать всё ещё не проронила ни слова, покидая поликлинику.

   Мужчину звали Листопадом, и он был духом осени, который всегда просыпался в королевстве времён года в октябре. Его создала в канун Самхейна сама Леди Осень - королева, и он пока продержался подле неё дольше других миньонов, уничтоженных недовольной своими творениями госпожой.

   Первого октября Листопад пробуждался в своих покоях, расположенных в огромном замке, чтобы взлететь на ветровых крыльях в небеса и, миновав незримый барьер, проникнуть в мир людей и делать свою ежегодную работу.

   Он пел мелодичную колыбельную песню земле и деревьям, следил за тем, чтобы природа вовремя сбрасывала свои яркие осенние наряды и тихонечко засыпала в преддверье холодов.

   Листопад прожил много веков. Всегда одинокий, не понятый и не такой, как остальные обитатели королевства, научившийся безупречно скрывать свои чувства, нося равнодушную маску на прекрасном, как солнечный лучик, лице.

   Он веками безупречно выполнял свою работу и ждал лишь своего нынешнего дня рождения, чтобы, по древнейшим законам, изведанным в библиотеке леди Зимы, потребовать для себя свободу. Лишь грядущая свобода грела его измученную и холодную душу, от её предвкушения быстрее билось зарубцевавшееся, но так до конца и не зажившее сердце.

   Балы, красота и волшебство придворного двора давно опостылели ему, ведь, кроме птиц, с которыми Листопад по-настоящему дружил, у него не было никого, кто мог бы разделить его одиночество.

   Столетия не приглушили боль его печали от утраты единственного друга, которого мужчина мимолётно обрёл и так глупо и жестоко потерял.

   Оглядываясь назад, Листопад знал, что, не раздумывая, отдал бы свою жизнь и всё, что имел, в придачу, сделал бы всё, что угодно, лишь бы его белокурая, так сильно напоминающая ангелочка девочка Соня осталась жива.

   Но только тяжкие бесслезные вздохи, когда ему не спалось по ночам, и память да картина - её автопортрет, драгоценный подарок от Сони, оставались мужчине в утешение и служили вечным болезненно-острым напоминанием о том, что Листопад совершил, и укором тому, чего не сделал.

   Вот так, снова пробудившись, Листопад встал с мягкого кресла, вдохнул пыльный воздух и пошёл в будуар королевы.

   Его обязанностью было сообщить ей, что в мире людей наступила осень, а в королевстве времён года пора устраивать очередной сезонный бал.

   Семья Стрельцовой проживала в коттедже в центре города, вблизи парка. Собственный сад, огороженный забором, военизированная пультовая охрана - всё было заслугой отца Яны, влиятельного бизнесмена, которого, впрочем, едва терпела мать Антонины Павловны, бабушка Эльза, проживающая в Германии, считавшая себя особой голубых кровей.

   В зале с камином и дорогой кожаной мебелью пастельных тонов был собран семейный совет.

   - У Яны лейкемия, - надломленным голосом сказала Антонина Павловна и тотчас налила своему мужу рюмку коньяка.

   - Что? - в унисон воскликнули отец и дочь.

   У Яны подкосились ноги, она едва успела зацепиться рукой за спинку дивана, затем села на ковёр.

   - Наш участковый врач так считает, но лучше всего провериться в частной клинике, - взяла себя в руки Антонина Павловна.

   - Она поедет в Дюссельдорф, к твоей матери, так будет лучше всего для Яны, - громко отчеканил Казимир Ульянович и стукнул кулаком по декоративному столику, инкрустированному изысканными деревянными интарсиями.

   - Мама, папа, послушайте! У меня ведь не может быть лейкемии. Я бы знала! Да, знала, - упрямо сказала Яна, чувствуя, что вот-вот заплачет. - Врач мог ошибиться, ведь так?

   Отец налил ещё одну рюмку коньяка и выпил залпом. Антонина Павловна, плюнув на манеры, хлебнула коньяка прямо из бутылки, присела рядом с дочерью и крепко её обняла. Со вздохом на диван тяжело уселся отец и обнял обеих, сказал:

   - Без паники. Только без паники. Я всё улажу, - заставив себя улыбнуться, в то же время твёрдо отрезал Казимир Ульянович, нерушимая каменная стена и оплот, которыми он все годы являлся для всей семьи.

   "Если папа обещал, значит, ему стоит верить, это же мой отец, он может все, не так ли?" Для Яны всегда любое отцовское утверждение было неоспоримым фактом.

   Замок в королевстве времён года был огромным и ежегодно магическим образом расширялся, так что даже за века Листопад так до конца не изучил все комнаты, все коридоры и повороты в нём.

   Только свои жилые покои да королевское крыло замка, считавшееся самым уютным и тёплым среди сестёр Леди Осени, мужчина знал как свои пять пальцев.

   Спустившись по потайной лестнице, обходя коридор, где часто мелькали утомлённые избытком всевозможных поручений служанки да стояли без дела хорошенькие, но пустоголовые фрейлины, не знающие, чем занять себя, кроме как обмена сплетнями да перемалывания костей друг дружке, Листопад оказался около огромных дверей, ведущих прямиком в тронный зал.

   Королева сидела на троне из ясеня, украшенного по высокой спинке драгоценными камнями. На её огненно-золотистых волосах мерцала корона из рубинов, рассыпавшихся в гроздьях, точно живые ягоды рябины. Она была ослепительна в ярко-зелёном платье, с тугим корсажем, бесстыдно обнажающим плечи и грудь, под цвет удивительным глазам: зелёным и загадочным, как мох на болоте в самых тёмных местах.

   Леди Осень зевнула и улыбнулась, как всегда маняще, так что сердце любого мужчины затрепетало бы от восхищения. Её ямочки на алебастровых щёках и россыпь веснушек на прямом носу когда-то приводили Листопада в восторг. Когда-то за её улыбку, за прикосновения и запах её кожи он бы отдал всё, включая жизнь, но то время ушло, когда его обманутое в своих мальчишеских и юных ожиданиях сердце ещё не окаменело. Теперь же разбитое сердце мужчины осталось равнодушным.

   Вся красота прелестницы королевы не будила в мужчине ровным счётом ничего. Ни томления, ни желания, ни бурной страсти, лишь равнодушие, что вызывает холодная, пусть и прекрасная в своём исполнении скульптора.

   - Моя госпожа, - преклонил колени Листопад. - Осень настала.

   - Спасибо, дорогой миньон, что поставил меня в известность. - Её улыбка слегка померкла в разочаровании, оттого что она, как прежде, не сумела пробудить в бывшем милом щеночке восторг и обожание.

   Леди Осень протянула свою ладонь для поцелуя, затем потрепала разноцветные диковинно-красивые волосы мужчины и ласково пожурила Листопада за то, что он не переоделся.

   - И, между прочим... - прошептала королева, добавив, что она ждёт обязательного появления Листопада на сегодняшнем балу. Затем поднятая ладонь королевы дала понять Листопаду, что время его пребывания в тронном зале подошло к концу.

   ... Яну отправили в Дюссельдорф к несносной бабушке Эльзе. Девушка прошла полное обследование в лучшей частной клинике - и, к её ужасу, диагноз подтвердился. Лейкемия. Лейкемия. Нет! Только не у неё. Она же всегда была абсолютно здорова.

   - Ты должна кушать, внучка! Чтобы выздороветь, организму нужны силы, - требовала от Яны девяностолетняя старуха, которая внешне выглядела не старше семидесяти лет.

   Квартира бабули была в элитном районе и занимала два последних этажа в высоком доме. Стол в столовой украшали затейливые блюда - на зависть гурманам, приготовленные бабушкиным личным поваром. Но кусок в горло Яне не лез, Эльза же никогда не страдала отсутствием аппетита, запивала вином жаркое, обмакивала в подливу пышный хлеб и всё поглядывала на Яну, точно пытаясь определить, что внучка унаследовала от её аристократических генов, а что нет.

   Девушка выпила апельсиновый сок и снова оказалась в выделенной ей спальне, где читала сонеты, пыталась общаться с друзьями и экс-бойфрендом Денисом по скайпу, но всех, точно нарочно, не было в сети.

   - Завтра приедет медсестра - и снова поедешь в больницу, - сказала бабуля, без стука нарушив уединение внучки.

   - Хоть отдохнёшь от меня, не так ли?! - крикнула Яна, пытаясь сдержать подступающие к горлу слёзы, и заперлась в ванне.

   - Юная леди, ты ведёшь себя непозволительно. Впрочем, зная твоего отца, что говорить о манерах, - спокойно сказала Эльза.

   Яна включила воду и, прислонившись спиной к кафелю, разрыдалась. "Вот так всегда. Так всегда. И зачем я здесь, с тобой, бабуля? Ты же никогда и не любила меня".

   Стрельцову положили в больницу, потому что её диагноз не только подтвердился, но Густав Хольц, лечащий врач, сказал, что в ближайшие дни от лекарств возможно одно из двух: либо ухудшение, либо ремиссия.

   Палата девушки была просторна, и солнце заглядывало в большие окна с раннего утра, до самого вечера озаряя каждый уголок и постель, стоящую возле стены.

   Голый подоконник и телевизор, в котором не было ни одного канала на русском, вызывали у девушки раздражение.

   ... Она проснулась и чувствовала себя довольно неплохо, только вот есть не хотелось. Яна выпила сок и проглотила таблетки, читала и ходила из угла в угол до прихода медсестры, а потом внезапно у неё закружилась голова. Бросило в пот и скрутило в позыве рвоты. Первой в палату вошла бабушка, она-то и закричала, бросилась к внучке. Теряя сознание Яна, впервые увидела обеспокоенность на извечно невозмутимом лице Эльзы.

Дальше