Бал, проведённый в честь Леди Осени и открытия королевского бархатного сезона, собрал всех придворных в тронном зале, который магическим образом, точно мыльный пузырь, увеличился в размерах. Листопад старался сохранять на лице бесстрастность и вымученную улыбку. Он танцевал только с королевой, отклонял все другие предложения потанцевать и после пятого танца, не нарушая приличий, покинул бал.
Мужчина устал и, едва раздевшись, лёг в постель. До рассвета оставалась всего пара часов. И вот снова крылатый ветер дул Листопаду в лицо, мол: "Просыпайся, соня, утро настало!" Мужчина оделся и заварил крепкий чай, затем умылся холодной водой - и подошёл к шкафу, выбирая привычную одежду. Отодвинул в сторону чёрный костюм и все остальные тёмные вещи, которые он смел носить, только пребывая в отпуске.
Портрет белокурой Сонечки висел как раз напротив зеркала, оставаясь всегда неизменным, только краски за прошедшие века слегка поблекли. Листопад мысленно советовался с портретом, выбирая яркий камзол, зелёную рубашку и тёмно-коричневые брюки, улыбался Соне, зная, что, она никогда ему не ответит. Затем, мужчина открыл окно и, стягивая лентой в хвост разноцветные волосы, бросился вниз, чтобы взлететь подхваченный ветром.
Деревья, земля и стайки пернатых уже ждали его, чтобы поделиться новостями, а также ждали времени обеда, чтобы успеть набить брюхо крошками от багета, что покупал щедрый Листопад, обменивая его в магазине, или приезжающей в погожие дни в парк лавке на драгоценные камушки, жемчуг и иностранные монеты.
Листопад до обеда следовал ранее обозначенному на день плану и всегда успевал провернуть все дела до сумерек, а иногда даже опережал план. Тогда он мог наведываться в лавки старьевщиков и просто гулять по городским улицам в поисках редкостей для Леди Зимы. Но к тому времени, как загорались фонари и небо темнело, виднеясь в свете, идущем из окон домов, зачарованной грифельно-синей дымкой, Листопад уже летел по первоначальному маршруту вместе со стайками птиц, собравшихся на ночлег в лес: он же летел в замок.
Там мужчина всегда принимал ванну, почитывал книги, преимущественно мрачные истории с драматичным финалом и готические романы, а когда всё надоедало, декламировал вслух стихи Блейка, По и сонеты Шекспира. Пил чёрный чай и, когда не спалось, бродил в саду при замке, а изредка, поддавшись вдохновению, делал наброски, чтобы во время долгой зимы нарисовать цветные полотна. Художником себя мужчина никогда не считал, но когда получалось изобразить увиденную мысленным взором задумку, то он испытывал ни с чем не сравнимую радость. Тогда же ему казалось, что запечатлённая на портрете Соня ласково глядит на него и прощает.
Картины он не хранил: слишком опасно было выдать свои увлечения, ведь никто из созданных королевой миньонов не испытывал творческих порывов.
Все в королевстве включая сестёр королевы и саму его создательницу - леди Осень, интересовались лишь модой, играми, сплетнями и интригами. Как глупо все. Как всё тяжело, ему - белой вороне, самому красивому мужчине королевского двора, хранить свои секреты в крепко запертом сердце. Но кто посмеет перечить уделу создания, обречённого жить и служить своей госпоже?
Он ожидал своего тысячелетия, подобно манне небесной, чтобы посметь выбрать свой новый удел-свободу или, в зависимости от настроения королевы, смертный приговор. Но лучше уж смерть, чем и дальше влачить существование бледной тени.
Яна пробыла в Дюссельдорфе недолго, успела поссориться с бабулей Эльзой, нагрубить ей, а затем так же неожиданно помириться, когда бабуля самолично пришла к внучке извиниться и забрала её домой из ненавистной больницы.
- Я хочу домой, - сказала по телефону Яна отцу. - Мне тошно в чужих стенах, тошно от немцев. И если уж я умру, то хочу до последнего дня быть рядом с тобой и мамой! - всхлипнула Яна и разрыдалась.
- Я тебя заберу, милая! - выдохнул Казимир Ульянович, прекрасно зная, что болезнь Яны стремительно прогрессирует, дорогие лекарства оказались бесполезны, а врачи отмеряют время её оставшейся жизни.
- Я продам квартиру, - неожиданно добавила бабушка, когда Яна положила трубку, - и закажу новое экспериментальное лекарство, дорогая моя.
- Ты это сделаешь ради меня? - всхлипнула Яна, поражённая до глубины души ещё одним бабушкиным сюрпризом.
- Конечно, ты же моя единственная внучка, я люблю тебя.
- А я всегда думала, что ненавидишь! - прямо ответила Яна.
Бабуля хмыкнула и неожиданно улыбнулась, поманив Яну сесть рядом с собой на диван, а затем предложила сходить в кафе на набережной, поговорить о том о сём.
Яна выглядела ужасно: лысая, тощая и измождённая. Бабуля Эльза одолжила девушке свой парик из натуральных волос и помогла с выбором платья. В итоге, накрасившись и приодевшись, Яна уже не выглядела умирающим лебедем. Об усталости и перенесённой боли говорили лишь её запавшие глаза и заметно выделявшаяся худоба.
В кафе ранним утром было немноголюдно. Бабушка не походила на себя прежнюю, много шутила, рассказывала истории из собственной жизни. Не ожидавшая подобного Яна только диву давалась. Да, часто смеялась с бабулей на пару, а потом неожиданно девушка рассказала о себе, рассказала много такого, что даже родителям не говорила.
- Ты так похожа на меня, милая, - взяла её за руку бабушка, отложив в сторону чайную ложечку. - Ни о чём не волнуйся, отправляйся домой и будь оптимисткой. Помни, что мыслить позитивно - это не просто слова, ведь скрытые резервы организма так до конца и не изучены.
- Бабуля, почему ты никогда не приезжала на мои дни рождения? Почему ты так со мной себя вела, будто ненавидишь меня? - снова прямо спросила Яна, пристально глядя женщине в глаза.
- Прости меня, я все эти годы заблуждалась, во всём винила твоего отца, потому что считала, что ранняя беременность моей Тони угробит её карьеру. Я была заносчивой сукой, Яна, и только когда ты заболела... - её голос сорвался, и на мгновение женщина отвернулась, чтобы прийти в себя.
- Не надо слов и оправданий, бабуля, не надо, я тебе верю - сказала Яна. - Давай просто поедим мороженое.
Бабушка Эльза с нежностью сжала пальцы Яны и кивнула
... Вот и снова родной дом семьи Стрельцовой. Уютная спальня, где Яне разрешили декорировать интерьер в собственном стиле. А что может быть для девушки лучше после больницы, после чужой квартиры бабули Эльзы, чем выспаться в своей собственной постели?
Осень бушевала вовсю. За окном полыхали желтизной и багрянцем клёны. Яблони в саду при дворе почти облетели. Стремительно холодало, но утренний воздух бодрил - и после капельниц и горсти таблеток Яна прохаживалась в саду под присмотром охранников и медсестры.
Она ушла из социальных сетей, где завистливые одноклассники выставили её фотографию и вовсю издевались над внешностью. Димка не отвечал, после того как, однажды пообщавшись в скайпе вживую, увидел девушку без прикрас, оторопел, а после просто положил трубку. Кто-то из бывших друзей, часто писавших на её почту, выслал ей фото Димки и Дашки, красавицы-гимнастки. "Кто бы сомневался, что так и будет?" - шептал внутренний голос Стрельцовой. Она удаляла общие фотки, злилась на себя, потому что была слепой дурой. Но все равно было больно, невыносимо больно и одиноко.
Спасением для девушки стали книги, общение по скайпу с бабулей, которая признавалась, что скучает, и как-то сказала, что лечащий врач отправляет её в санаторий. "Ты только не беспокойся, я часто езжу туда, оздоравливаюсь. Все-таки, внучка, как ни крути: годы есть годы. Да, сердце моё старое порой шалит, - говорила она тихо и чуток взволнованно. - Но, милая, там всё очень строго и запрещены телефоны. Я сама, если что, позвоню. Ты только держись".
- Я буду скучать, - ответила Яна. - И стараюсь мыслить позитивно, как ты советовала.
Глаза бабушки в камере заблестели от слёз.
- Я бы не поехала, но врач настаивает.
- Не бойся, бабуля, поезжай. Я тоже постараюсь дожить хотя бы до своего дня рождения.
- Ах, милая, - прошептала женщина. Ее лицо без косметики выглядело таким усталым, а всегда отлично уложенные, волосы растрепались.
- Пока, бабуля, я всё понимаю, - прошептала Яна и вымученно улыбнулась, ощущая, как стекают по щёкам горячие слезы. Затем нажала кнопку "положить трубку" на дисплее планшета и уставилась в голубое, без единого облачка небо.
Птицы помогали ему уговаривать деревья сбросить свои покровы, они упрашивали землю, подпевали припев магической колыбельной - и неожиданно Листопад с огромным рывком стал опережать запланированный график.
Миньоны зимы насылали туманы, изморозь ложилась на пожелтевшую траву, но его сердце пело на пару с верными пернатыми друзьями, которые, узнав от сплетника голубя о грядущем дне рождения Листопада, пришли ему на помощь, чтобы у мужчины появилось свободное время.
Он уже облетел весь город и уговорил все деревья, кроме дубов в парке и тополей на огромном городском кладбище, но к толстым и высоким старикам нужен был свой, особый подход.
Листопад каждый год придумывал им различные забавы и уговоры, чего только ни делал, даже пел сонеты Шекспира. "В этом году, мне, похоже, предстоит нечто подобное", - задумался мужчина и рассыпался горстью листьев, которые зашуршали, гонимые ветром по мостовой в парке, и молодые рябины, стоящие возле упрямых дубов, сдались, потянули к нему свои веточки с поблекшими листочками и позвали Листопада, чтобы послушать его сонную колыбельную.
Когда настало время обеда, благодарный мужчина купил несколько багетов, кулёк семечек, пару пирожных, чтобы поделится с друзьями. А потом до вечера он посещал лавочки старьевщиков и всякие чудные магазинчики, чтобы раздобыть интересные и необычные штучки для леди Зимы. Ему ведь нужно срочно было попасть в холодную зачарованную библиотеку, чтобы уточнить один вопрос.
На монеты и украшения Листопад обменял у старьевщика несколько пыльных книг, томов поэзии и классических романов. Для леди Зимы он нашёл диковинные подсвечники с драконьими головами и лапами из чистой бронзы и серебра.
Вечерело и холодало, поэтому, попрощавшись с птицами, он взмыл в небеса.
Яна чувствовала себя ужасно. Аппетит исчез, пропал напрочь, совсем. Даже сладости вызывали отвращения, а спать хотелось до одурения. Она выглядела в зеркале измождённой древней старухой и не узнавала себя, пока не наносила на лицо достаточно профессионального стойкого грима, что используют звёзды в шоу-бизнесе. Потом просто спрятала поблизости все зеркала, когда не находила сил на то, чтобы просто подняться с постели, и чувствовала себя совсем хреново. Мать и отец постоянно были с дочерью рядом и совсем забросили свою работу. От бабушки тоже не было ни плохих, ни хороших вестей. Честно, она скучала по Эльзе. Шли дни, и Яне, вопреки всем надеждам, не становилось лучше.
Октябрь подходил к концу, и в ветре уже ощущалось дыхание близкой зимы. С друзьями она не общалась, многих игнорировала сама, с другими не о чем было говорить. Ведь они были как прежде красивы, веселы, жизнерадостны. А девушка с каждым днём угасала, точно зажженная свеча.
Её день рождения был пятого декабря. Яна каждое утро твердила себе, что отметит его. Она мыслила позитивно и обещала себе не плакать, но часто срывалась, когда после горьких лекарств и многочисленных процедур её тошнило, от слабости дрожали колени, и девушка не могла ничего делать, даже на улицу выходить, всё лежала в постели.
Яна пыталась вести дневник, когда скучала, но то и дело бросала, как и свою пьесу, которую так и не начала писать. Родители делали всё возможное и невозможное, приглашали лучших специалистов, не жалели на Яну ни денег, ни времени. Отец похудел, мать нарочно бодрилась, но Яна слышала, как она рыдает в ванне и как кричит по ночам, отчаянно жалко, точно раненый зверь, который потерял самое дорогое.
- Не надо так больше. Уходите, куда хотите, пожалуйста! Я хочу побыть дома одна, - упрямо твердила Яна. - Я не могу так больше. Ваши переживания забирают у меня воздух, мешают дышать. Пошли вон! - прогоняла Яна родителей, когда ей ставили капельницу, во время записи просмотра её выступления в школьном театре. Она не могла слышать свой голос, не могла смотреть на себя прежнюю, красивую, талантливую.