– Зачем ждать? У нас же целая машина взрывчатки, она кое-чего стоит, даже и без детонаторов. Подкатим, полковник сам выскочит, а? – предположил Тимофей.
Идею оценили.
Грузовик подкатил к подъезду, фыркая двигателем и газуя, остановился, бойцы с грохотом откинули борт, обер-штурмфюрер Земляков отдавал приглушенные, но довольно звучные распоряжения. Хрустнули уже и так взломанной дверью, принялись сгружать ящики. Подействовало – на лестнице живо лязгнул замок, послышались торопливые шаги…
Оказалось, никакой не полковник, а толстенький белобрысый лейтенант в наспех наброшенном мундире с фонариком и автоматом подмышкой. Суровый эсэсовец Земляков очень удивился такому явлению, господа офицеры начали препираться. Растрепанный и никому не нужный лейтенант был оттеснен в подъезд, голоса там звучали гулко, надо думать, до второго этажа вполне доходили. Для большей части группы спор оставался понятен в самых общих чертах: лейтенант протестовал против срочного минирования дома, напористый обер-штурмфюрер ничего и слушать не хотел – у него имелся приказ. Нужно признать, у Землякова в полевой сумке хранилась уйма всяких бумаг, коими он давил на оппонентов с силой танковой бригады, хотя и не особо давал прочесть. В подъезд шагнул Нерода, после короткой паузы, диалог продолжал уже только обер-штурмфюрер, хотя его голоса и одного вполне хватало.
Тимофей кивнул радисту – оставили ящик с взрывчаткой, заскочили в подъезд. Белобрысый лейтенант сидел под стеной, голова свесилась на грудь, из носа капала кровь, но жив. Его Торчок проконтролирует – по новой диспозиции Павло Захарович оставался приглядывать за грузовиком и всем низовым хозяйством.
Бойцы проскочили наверх в распахнутую лестничную дверь: на втором этаже было тихо, видимо, без стрельбы обошлось, дверь квартиры нараспашку. Встретил отдувающийся Земляков:
– Взяли. Даже охнуть не успел, скотина.
Скотина лежал на животе, бессильно раскинув ноги, на одной оставался тапок-шлепанец. Нерода сидел верхом, защелкивал наручники.
Тимофею видеть настоящие наручники еще не доводилось. Удобная вещь.
Нерода без особой нежности, но по-хозяйски бережно повернул харю пленника, Земляков посветил фонариком и удовлетворенно закивал в смысле «йа, йа! он».
Захваченный ошеломленно моргал и жмурился, но все равно было видно – солидный чин, не лейтенант, и все приметы сходятся. Земляков кивнул – бойцы, оставив Нероду охранять ценного фрица, бросились в соседние комнаты. Спальня, кабинет, лампа горит… Земляков занялся бумагами, Шелехов распахнул один из чемоданов. Тимофей сходу обнаружил китель с полковничьими знаками различия, помахал трофеем. Обер-штурмфюрер ухмыльнулся, ответно показал найденное удостоверение – что там значилось, издали было непонятно, но судя по реакции начальства – он, Нойман.
Земляков указал на мундир – да, надо бы одеть пленника, в халате, даже теплом, полковник не такой выразительный. Тимофей схватил одежду, отыскал второй, закинутый под кресло сапог – вот же фриц, аккуратность хваленая, а обувь как попало расшвыривает.
Пленного уже посадили на стул – зыркал из-под кустистых бровей, приходил в себя. Да, этот хваткий, даром что на знаках различия красноватый цвет «опушки», змейка и готическая «А», указывающие отношение к ветеринарной медицине. Тимофей прощупал ворот и карманы кителя, свалил одежду перед пленником, тот цепко глянул на бойца в форме охранного корпуса и шевельнул скованными кистями.
Одевался полковник в молчании. В квартире было тепло, почти жарко, потрескивал огонь в печи, пахло хорошим углем, сытостью и еще чем-то душистым. Вот последний день у фрицев в городе, а как уютно ночуют гады.
Полковник протиснул лапу с временно расстегнутым браслетом наручников в рукав кителя, застегнулся, поправил серые негустые волосики на башке и протянул кисти – заковывайте. Практически спокоен, скотина такая. Тимофей с радистом стояли в коридоре, ближе к входной двери, держали автоматы наготове. Что-то все слишком гладко шло…
Офицеры тоже хранили молчание. Нерода со своей забинтованной, гниющей мордой нависал над пленным, Земляков вдумчиво изучал документы. Наконец, полковник кашлянул и что-то сказал.
– Говорит «готов сотрудничать», – прошептал Шелехов.
Тимофей кивнул. Тот еще прохиндей этот герр Нойман, угадывается характер.
Земляков коротко гавкнул в ответ.
– «Надеемся, что вы благоразумны», – перевел радист.
Полковник, видимо, обнадеженный, зашпрехал длиннее и даже слегка улыбнулся.
– «Вы же русские? Неужели вы оттуда, обер-штурмфюрер? Всегда мечтал посмотреть на гостей. Я могу говорить свободно или ваша команда не полностью в курсе обстоятельств?» – перевел Шелехов и недоуменно уточнил: – «Команда» – это мы с старлеем. А почему…
Тимофей хотел сказать, что переводить и вникать вовсе не обязательно, допрос – дело тонкое, там дна смыслов с наскока не достичь, но тут осознал, что дело плохо – в глубинах квартиры кто-то есть – стекло там звякнуло…
Тимофей несся по широкому коридору, готовя одновременно автомат и выдергивая из ножен штык. Но Нерода опередил, безошибочно вычислил дверь, одновременно нажал-оттянул ручку, коротко ударил в филенку, почти беззвучно вынес дверь-преграду целиком и отставил в сторону. Тимофей, припав на колено уже целился из автомата. Внутри пискнули…
Сортир. Тоже теплый, только сквозит. На подоконнике у приоткрытого окна сидит дамочка: коленки поджала, руки вскинула над головой – полный капитулирен!
Нерода потрогал «чирей» и укоризненно взглянул на подчиненного. Тимофей повел стволом автомата – да, не обыскали всю квартиру, так ведь она здоровенная, и сортир… кто мог знать?
Нерода взял за шею новую пленную, снял с подоконника. При ближайшем рассмотрении ненужная дамочка оказалась пронзительно рыжей, и возрастом едва ли не школьница. Но так-то ничего себе, если на рыжесть не смотреть.
Тимофей закрыл фрамугу окна, махнул успокаивающе: окна выходили во двор, был виден Сречко – стоял с вскинутым автоматом у угла. Ага, это югослав шуструю девицу пуганул-остановил, она и нашумела. Вообще-то отчаянная – за окном карниз довольно широкий, но ведь не каждая девица решится…
Пленная верхолазка помалкивала, хотя под лапой Нероды не особо и зашумишь. Ввели в гостиную – полковник поморщился, кивнул в сторону лестничной двери и что-то пояснил Землякову. Обер-штурмфюрер меланхолично пожал плечами и глянул на девицу – та дрожала плечиками и беззвучно плакала. Полковник вновь что-то сказал и презрительно поджал губу.
Земляков, оставив «прыщавого эсэсовца» охранять пленников, вышел в коридор к бойцам.
– Клиент говорит, что это подружка его адъютанта, «молодость неразборчива». Предлагает ее вышвырнуть. Кстати, он надеется, что имеет дело не «с убийцами потаскух».
– Так девчонка здесь причем? – изумился Шелехов. – Гулящая, конечно, но пусть с ней сами югославы разбираются.
– Я ее что, удушить предлагаю?! – рассердился Земляков. – Свяжем и пусть сидит.
– Бомбить будут, да и печка остынет, – неуверенно сказал Тимофей. – Может, ее пока с собой прихватить? Для страховки?
– Хороша страховка – полуголая и рыдает, – скривился Земляков. – Хотя, конечно, и оставлять связанной не особо… мало ли что тут. Наши сегодня к реке будут прорываться, бои усилятся, запросто может сгореть с домом. Тьфу, навязалась. Нет, конвоирование красоток в задачу группы не входит. Командование нас не поймет. Нам еще лейтенантика волочь – вдруг он тоже что-то ценное знает. Девчонку отпустим в последний момент – все равно она только про машину может немцам рассказать. Спускай ее вниз, Шелехов, пока в подъезде подождете. Старший лейтенант полковника бережно отведет. А мы, Тима, взглянем острым взглядом – не забыли ли что из документации…
Радист повел стройненькую задержанную, та умоляюще оглянулась, распахнула огромные влажно сияющие глаза, обхватила свои плечики. Тимофей цыкнул зубом, задерживая конвоира, догнал в прихожей, снял с вешалки женское пальто – от него пахнуло духами – машинально прощупал ворот и карманы, отдал девке. Та благодарно схватила, сделала буржуазную фигню – «реверанс», кажется, называется. Нерода провел пленного.
Земляков рылся в ящиках кабинетного стола и ворчал:
– Доброта нас погубит. Девицы, старушки, которых нужно через дорогу переводить, одноногие собачки… Вот к чему это все? Надавать бы ему по морде, этому Нойману. Хапнем мы еще с ним горя, со скользким этаким. В былые времена раскололи бы на месте, имелись резкие спецы… Ладно… Нет тут ничего толкового, если полковник тут и бывал, то редко. Сплошь сербские бумаги, перья и карандаши, записи мемуарные какие-то.
– В спальне глянем? – предложил Тимофей. – Если он вчера приехал, мог вещички не распаковывать.
Спальню среди комнат еще требовалось отыскать. Протопленной оказалась одна. Документов не имелось, только пепельница с окурками, бутылка водки – вполне себе русской и хорошей, довоенной. Еще кружевная подвязка для чулок нашлась.
– Гм, недурно адъютанты ночуют, – удивился Земляков. – Или мы напутали?
Контрразведчики одновременно откинули пышные подушки на постели: под одной обнаружился небольшой пистолет, под другой дамская сумочка.
– А ведь наш полкан на красотку излишне презрительно косился, – пробормотал фальшивый обер-штурмфюрер, подхватывая теплый пистолет.
Тимофей вытряхнул из сумки документы: паспорт оказался необычного цвета, с фото смотрела знакомая девичья мордаха, тут рыжая уж совсем кукольной выглядела.
– Португальская ксива?! Да ладно, быть не может! – ахнул Земляков. – Ну-ка…
Контрразведчики бросились на лестницу, Тимофей на ходу запихивал в карман шинели дурацкую сумочку.
Грузовик уже тарахтел. Полковник и пришедший в себя адъютант сидели в кузове под стволами автоматов. Девки, понятно, не было. Земляков подскочил к кабине, шепотом завопил:
– Красотка где?!
– Только что отпустили, – недоуменно пояснил Нерода. – Как дунула по улице, аж туфли скинула, в руки подхватила. Наши в кузове ржали. Вон она – на углу…
Земляков и Тимофей разом бросились к смутной фигурке, удирающей по тротуару, но тут произошло довольно внезапная неприятность: с кузова сиганул полковник, довольно ловко сшиб обер-штурмфюрера, да еще пытался достать подножкой Тимофея. Сержант Лавренко увернулся, добавил хода. Девки уже не было видно – свернула, шалава португальская, или кто она там на самом деле…
Тимофей не оглядывался, но слышал, что следом кто-то бежит. Наверное, Сречко – он поживее…
За углом ждала фига. В смысле, на перекрестке метрах в семидесяти ковырялись окапывающиеся фрицы, а беглянки не было. Дворов и дверей рядом в избытке, юркнула, поскольку не дура.
Бойцы попятились за угол.
– По-крайней мере, бошей звать она не кинулась, – прохрипел Сречко.
Тимофей кивнул. Видать, тревога со стрельбой и самой рыжей дряни не особо были нужны. Умыла СМЕРШ и исчезла.
Земляков всё понял издали, сплюнул и продолжил тереть ушибленный локоть. Остальные молчали, поскольку команды говорить по-русски не было, да и что тут скажешь, кроме того самого, уже упоминавшегося. У полковника Ноймана добавилась ссадина на подбородке, но улыбался, гадюка. Тимофею захотелось задеть гада прикладом, хотя бы по копчику, но то желание выглядело откровенно непродуктивным.
– Ладно, упустили, черт с ней, – прошептал Нерода сгрудившимся контрразведчикам. – Уходим живенько, пока немцы не пожаловали.
– Она немцев не приведет. Они ей и самой не очень нужны. Но девка вернется. Может, засаду оставим, а, товарищи командиры? – предложил Тимофей.
– С какой радости ей возвращаться? – удивился Земляков. – Говорят же, улепетывала так, что туфли теряла.
– Так куда ей бежать? Этот… опекун у нас, документы она в квартире оставила. Денег и другой квартиры у нее здесь нет, я же карманы щупал. Чемодан-то ее наверху был. Это тот, что побольше и духами пахнет.
– Когда ты успел чемодан обнюхать? – изумился Сречко.
– Да чего там нюхать? Он просто пахнет и женственный, – объяснил Тимофей. – Вот только доходит до меня долго.
– Не-не, думаешь ты живо, это мы тупим, – пробормотал Нерода и взглянул на расстроенного фальшивого обер-штурмфюрера. – Делимся? Я с парнями остаюсь, ты с Торчком захваченных конвоируешь?
– Да что ж опять я сматываюсь? – возмутился Земляков. – Это вообще…
– Это целесообразно, – пресек дискуссию Нерода.
– Так может девица нам вообще не нужна, что с нее взять-то, кроме экстерьера, – продолжал упрямиться обер-штурмфюрер. – Сомнительная, да, и как хороший «рычаг» на полкана подходит, но это же только навскидку. Если еще доводы есть…
– Есть, товарищ старший лейтенант. Но объяснять долго. Но интуиция диктует, – попытался объяснить Тимофей.
Нужно признать, Земляков хотя и был штабным, соображать-доверять умел. Хотя и не особо восторженно. Скрипнул зубами:
– Ладно, верю. Герр штабс-капитан, выгружайте задержанных для подготовки!
– Отож я опять в тыл? – обозлился Торчок, сгребая за шиворот полковника. – До коих пор?!
– Молчать, рюсский живодерец! – немедля вошел в эсэсовское состояние Земляков. – Забылся, старый хрыч?!
– Виноват, ваше благородие, – Торчок в сердцах попытался уронить пленного на мостовую, но того внизу поймали и мигом уложили мордой на тротуар. Занимался экзекуцией Нерода, пленник забился в его суровых руках, но был мигом прижат и утихомирен. Тимофей не очень понимал, что с полковником собираются делать – он же и так в наручниках, да еще с заткнутой пастью. Но тут в руках Нероды оказался небольшой шприц – с виду совсем как игрушечный. Игла прямо сквозь галифе ткнула немца в задницу, надо думать, игла была настоящей – пленник содрогнулся и замычал.
– Ничего, на месте подуем, «бо-бо» мигом пройдет, – пообещал Нерода, принимая второго фрица. У несчастного лейтенантика глаза от ужаса под кепи закатились. Земляков ему что-то успокаивающе сказал и перевел:
– Говорю, что всего лишь снотворное. Для расслабления.
Действительно, полковник Нойман уже обмяк и ровно дышал в старинный камень мостовой.
Бесчувственных немцев закинули обратно в кузов.
– Сейчас вернусь, – пообещал Нерода, запрыгивая за руль. – Сгиньте пока.
«Опель» зафырчал, Павло Захарович успел спустить саквояж с излишками гранат и иных боеприпасов, прощаясь, вскинул руку.
– Скрылись, товарищи! – приказал Тимофей, временно принявший на себя обязанности командира. Бойцы немедля заскочили в дверь парадной.
– Так, а как они поедут вообще без прикрытия? – обрел дар речи Шелехов.
– Они коридор знают, – сказал Тимофей, пытаясь тактично обойти подробности и детали, коих и сам не знал.
– Подземный ход? – в один голос изумились Сречко и радист.
– Слушайте, мне-то откуда знать? Да и что за вопросы? Наша задача какая? Устроить хорошую засаду. Вот и давайте думать, – призвал товарищей сержант Лавренко.
Нерода отсутствовал буквально пять минут. Скользнул в дверь распаленный, но бесшумный:
– Отвез, машину во двор загнал. Может, еще пригодится. Так, славяне, план есть?
Во, отвез он. Видимо, прямо до штаба фронта. И грузовик этот проклятый никак не исчезнет. Ладно, не до того сейчас. План уже имелся. Пока приблизительный, но все необходимое для воплощения в распоряжении опергруппы имелось, остальное во время работ приложится.
12. Октябрь. Прорыв
Сидели не так и долго, но стало зябко. По нетопленному первому этажу прогуливались сквозняки, кресло, накрытое пыльным чехлом, тыльную часть тела еще прикрывало, но в целом неуютно. И время подпирает. Похоже, ничего не высидит опергруппа. Успели наскоро перекусить трофейным эрзац-медом и хлебом, как обычно в сытости и скуке ожидания, зашел разговор о женщинах (сначала о тех, которые откровенного бабского толка) и об их коварстве. Старший лейтенант поведал о забавном случае, когда Земляков и одна опытная смершевская сержантка «пытали» эсэсовца при помощи консервированных помидоров и иных театральных эффектов. Получилось у них ловко, но для такого воздействия уж определенно артистический талант нужен. Потом Сречко рассказал о двух пулеметчицах, что были у них в партизанском отряде – те вообще страха не знали…