Тихий шепот югослава, сидевшего у окна, выходящего во двор, легко проходил сквозь череду полупустых комнат, призрачным эхом отзывался в распахнутом зеве печи, смешивался со вздохами ветра и гула артиллерии. Наши танки пробивались к центру города – старлей намекал, что это еще не полное взятие, займут только опорный плацдарм, потом уж остальные силы и партизаны подтянутся, «зачистят» фрицев под ноль. Правильное слово – «зачистка». Окончательная чистка и уборка как раз на долю контрразведки и придется. Тут, наверное, сами югославы будут дочищать, советский СМЕРШ дальше пойдет…
Тимофей понял, что нервничает все сильнее. Рыжая уже должна прийти. По не очень обоснованному представлению сержанта Лавренко, беглянка должна была проследить, когда машина с гостями и захваченными фрицами отъедет, и сразу в дом сунуться. Ну, не сразу, а осмотревшись и принюхавшись. Оттого и засела группа на первом этаже: углядеть снаружи невозможно, пусть хитрая рыжая свободно наверх проходит, там она себя выдаст. Но нету же её. А казалось, наверняка вот так действовать и будет.
…– Все же храбрость у женщин не самое нужное качество, – шептал Нерода. – У меня как-то очень бесстрашная знакомая имелась. Пожениться собирались. Но вот только как-то возвращаюсь домой, а замок сменен. Стою как дурак с ключом. Позвонил по телефону, говорит: «ты сам виноват, опять в командировке, а я одиночества не выношу. Встретила человека, он и преданный, и постоянный. Прощай, сумку с вещами я твоим сослуживцам выслала курьером».
– Вот же… храбрая, – подивился Шелехов. – А что соседи? Так ничего ей и не сказали?
– Соседи? А, понял. Не было соседей. Мы в такой квартирке маленькой жили, в отдельной. Частный сектор, можно сказать, – пояснил Нерода.
– Дура, – констатировал Тимофей, думая о другой, о рыжей, дуре.
– Ну, видимо, я тоже не особо-то гигант мысли, раз связался, – пробормотал Нерода и глянул на светящуюся стрелку часов. – Через пятнадцать минут уходим, товарищи бойцы. Не придет эта лиса. В данном случае дала сбой твоя интуиция, Тима.
– Да кто ж ее поймет. Интуиция, она молчаливая, обещаний и расписок не выдает, – вздохнул Тимофей.
– Тоже женского полу деводжка, – отметил Сречко, осторожно меняя позу у окна. – Откуда у тебя вообще уверенность? Эта црвенокоса – балована, курва, да еще не нашей крови. Мне вообще португалок видеть не приходилось. Они же совсем другачие, как их умом понять.
– Сдается, не очень она португалка, это она удобный паспорт выцыганила. А так на наши паршивые нашивки глаз метнула, сдается, знает, что за корпус. И еще всякое… – Тимофей смешался. – Да тут трудно объяснить.
Громыхнуло где-то вблизи, застучали малокалиберные зенитки, в вышине над крышами проревели двигатели.
– Наши штурмовики уже работают, – сказал Нерода. – Надо уходить. Жилец-то запропал, непонятно: машина за ним должна прийти или сам он куда-то с лейтенантом подойти обязан, но начнут беспокоиться. Полковник все же, а не ефрейтор. Возможно, рыжая и ждет, когда фрицы заявятся.
Да, с этим было непонятно. Прошло достаточно времени, хотела бы девица немцев привести, сразу бы за ними кинулась. Но тишина. А почему? Может, рыжая на партизан работала, просто нестыковка случилась и нет у начальства об этом информации? Нет, маловероятно, полковник Нойман к ней нежные чувства питает, вон как с машины кинулся, не жалея собственной арийской хари.
Много оставалось непонятного, но старший лейтенант прав – уходить все равно нужно.
– Еще пять минут, а, товарищ старший лейтенант? – попросил Тимофей. – Я наверх поднимусь, гляну.
– Да не могла она проскочить. Вон – на улице ни души, только разок фрицы проехали, – сказал Шелехов, следящий за улицей. – Страшно нынче гражданским, понять можно.
– Вряд ли она улицей сунуться решится, скорее, двором. Или по крышам, раз определенную склонность к карнизам имеет, – объяснил ход своих мыслей Тимофей.
– Все равно бы услышали, – заметил старший лейтенант.
– Да, но я все ж гляну. Я мигом…
Лестница была пуста и глуха, оно и понятно. Дверь в квартиру приоткрыта, но под нижний косяк двери осколок стекла подложен – взвизгнул бы, если для прохода открывали. Не было никого. Тимофей поднялся повыше. Дверь на чердак… замок не заперт, но сюда бутылку с водой поставили – если изнутри открыть, бутылка опрокинется, вода капать вниз начнет. Не открывали…
Поколебавшись, Тимофей открыл дверь на чердак, беззвучно ступая носками сапог, двинулся по пыли. Здесь теплее, но звуки стрельбы слышнее. Правы хлопцы – как девке здесь шнырять, она все ж не из разведроты, практики не имеет.
Сержант Лавренко подошел к приоткрытому слуховому окну – сквозняк в лицо мигом засвистел. Город уже накрывал неяркий утренний свет, скорее, не утро, а предчувствие утра. Видно было не то чтобы панорамно, но крепость Калемегдан вполне очевидна – до нее недалеко, фашистов там полным полно. А наши, значит, вот оттуда пробиваются… Тимофей навалился локтями, высунулся подальше, заглянул за выступ и тут же спрятался.
Однако! Показалось, что ли?
Тимофей высунулся снова, на этот раз держа наготове автомат.
Сидит. Вполне очевидная, только прическа разлохматилась. Похоже, замерзла всмерть.
Сержант Лавренко осторожно выбрался на крышу – кровля тут была не очень удобна для прогулок, крутовато. Тимофей сделал пару шагов и миролюбиво сказал:
– Хорош мерзнуть. Не ворона по крышам отсиживаться.
Ворот пальто был поднят, спиной к трубе прижалась, глазеет безмолвно. Отчасти полковника можно понять – глаза красивые.
– Совсем что ли одеревенела? Пошли, мы тебе глоток водки нальем.
Пришлось помогать, брать под локоть. Тимофей поддержал рыжую пленницу, и тут дошло – из холодной трубы доносился неразборчивый, но вполне отчетливый отзвук голосов. Вот Сречко что-то пробухтел. Тьфу! Как ее, эта… акустика, значит, опергруппу подвела.
– Пошли-пошли, считай, почти обхитрила.
От столь догадливой девицы стоило ждать любых сюрпризов, но наверное, не сейчас. Промерзла – изящное пальто и тонкие чулочки рассветным посиделкам на крыше не способствуют. В слуховое окно едва забралась, вновь пришлось помогать.
– Все ж ты тоже дура, – с некоторым сочувствием сказал сержант Лавренко. – Тут и до полного капута досидеться можно. Понимаешь, что такое «капут»?
Молчит. Или не понимает, или голосовые связки насквозь промерзли.
– Это мы, – сказал Тимофей на лестнице.
Снизу высунулись разом двое.
– Все-таки как везет тебе по девушкам, – с некоторым возмущением сообщил командир.
– Это ей на меня повезло, – оправдался Тимофей. – Еще пяток минут и с крыши бы соскользнула – ног не чует, едва спустились. Она нас по дымоходу подслушивала.
– Через трубу? Не, ну не курва ли?! – возмутился Сречко.
– Потом разберемся, кто и какая. Сейчас уходим. Шелехов, грузись живо! – распорядился Нерода.
Радист принялся закидывать на спину свой не очень громоздкий, но увесистый агрегат. Девица дрожала и смотрела сквозь рыжие блестящие пряди.
– Ничего, сейчас согреешься, – утешил Тимофей. – На вот…
Нахлобученная на густую рыжесть плотная суконная пилотка девку не особо обрадовала – умоляюще показала наверх, в сторону своих ночевочных апартаментов.
– Нет уж, никаких чемоданов, – отрезал Нерода, подталкивая к двери подъезда радиста. – И так тепло будет.
Шелехов, проскакивая мимо задержанной, показал ей не очень чистый кулак. Красавица и бровью не повела – то ли и мимику отморозила, то ли нервы железные.
– Главное, через улицу Царя Душана проскочить, – напомнил старший лейтенант у двери. – Дальше тихонько, осторожненько.
Вот «тихонько» не получилось сразу. Тимофей и радист выскочили первыми, и Шелехов тут же зашипел:
– Немцы!
По улице, со стороны крепости пыхтел немецкий грузовик, увешанный вооруженными до зубов фрицами, следом катила легковая машина, на ее крыле тоже стоял какой-то озабоченный немец, фуражку придерживал. Понятно – срочно перебрасываются на новую позицию, поскольку жмут наши.
Нерода с югославом и задержанной успели задержаться в подъезде. Тимофей счел уместным стоять столбом и не светить свои сомнительные знаки различия, камуфляжный радист жестом поприветствовал «камрадов». Несколько пехотинцев с машины глянули, остальные казались слишком утомленными и безразличными. Ладно, проехали и проехали. Счастливого пути под наши танки.
Не, не ладно. Легковая машина, этакая гладкая и черная, определенно вздумала притормаживать. Похоже, она не с грузовиком едет, а отдельно. Офицер на крыле машины смотрел на Тимофея – вот только на него, и даже если точнее, на нарукавный шеврон. Судя по выражению лица, фриц относился к Добровольческому корпусу сугубо неодобрительно. Точно – лапу к кобуре дернул…
…Сержант Лавренко не подозревал, что из застегнутой кобуры можно извлекать пистолет столь стремительно, да еще одной рукой. Немец умел…
…Машина, кажется, ускорилась. Фриц впился взглядом в лоб Тимофея, сейчас пулю меж глаз и всадит…
…– Нихт шиссен! – завопил Шелехов – с перепугу у него получилось визгливо и проникновенно…
…Все ж смутил этот вопль немца, на миг сместил взгляд на фигуру в немецкой форме. Грозно открыл рот для команды…
…Стрелял Тимофей прямо с ремня, одной рукой, едва успев вскинуть ствол автомата. Может поэтому первые пули порвали ногу немца чуть выше колена, потом очередь ушла в машину. Автомобиль вильнул, резко встал, начали распахиваться дверцы…
…Тимофей втолкнул обратно в подъезд радиста, опускаясь на колено, повел стволом. Немецкий офицер, хоть и подбитый, резко оттолкнулся от дверцы, падая на бок снова вскинул пистолет. Ловок, гад…
…Вторая очередь сержанта Лавренко, если и зацепила фрица, то слегка. Ответная пуля вышибла крошку из стены. Фрицы, выскочившие из-за вставшей почти поперек улицы машины, тоже норовили открыть стрельбу. В их сторону над головой Тимофея пролетела, кувыркаясь, «колотушка», исчезла за машиной. Смотреть на результат было некогда, как и оборачиваться. Успел толкнуться посильнее…
…дверь придержали. Спиной вкатился в сумрак, живо поставили на ноги.
– Двором! – рявкнул Нерода.
Рыжая задержанная уже неслась в квартиру. Соображала она все же живо. Югослав нагонял. Все верно, с такой быстротой мышления тиканет девица, только её и видали…
… На улице бахнул взрыв. Нерода вышвырнул на улицу еще одну гранату.
– Живо!
…Ввалились в знакомую прихожую. Сречко и девка в четыре руки уже рвали шпингалеты с рамы. Окно распахнулось… тут же в косяк снаружи стукнула пуля…
– сам у дворишту! – закричал югослав, от спешки путая слова, и выстрелил, выгибая руку. – Изпод стеной!
– Черт! Не проскочим – скрипнул зубами Нерода. – В нашу машину не стреляй!
– Она у пролазу, ее не видна, – ответил югослав. – Что делать?
– Не подпускай!…
…Было слышно, как орут немцы на улице. Что-то их много. Тимофей подлетел к знакомому уличному окну, глянул в шелку у портьеры…
…По мостовой бежали пехотинцы. Это с того грузовика. От легковой машины, уже порядком попорченной осколками, им что-то истошно кричали-командовали.
– Грузовик остановился, фрицы из него сюда бегут.
– Занимаем оборону, – приказал Нерода.
Терять уже было нечего. Тимофей, стараясь не задевать пыльную ткань, прицелился и дал очередь прямо сквозь стекло. Посыпались осколки, порезали руку, но очередь легла удачно – троих, а то и четырех свалил…
Пришлось сразу отойти на второй этаж: держать все окна первого и входную дверь никак бы не получилось…
…Тимофей метался между окнами. Брандмауэр был глухим, оттуда не лезли, но целую уличную сторону в одиночку прикрыть все равно сложновато. Сержант Лавренко попугивал немцев куцыми очередями, старался не позволить к двери свободно проскакивать. Фрицы оказались не тыловые, ушлые, особенно досаждал их пулемет и какая-то гадюка, возомнившая себя снайпером – фриц бил действительно точно, тут только задержись на месте.
Лестницу держал Нерода – немцы лезли туда, словно медом намазано, дважды фауст-патроном засаживали, но старшего лейтенанта этак просто не возьмешь – проявлял полную бдительность и чуткость, немцы там и сами потери несли, то и дело раненых отволакивали. Дворовую сторону прикрывал Шелехов – враг с той стороны не особо напирал, больше вел огонь по окнам, оказывал психическое давление. Югослав оказался в подвижном резерве, поддерживал, если где требовалось, и за крышей приглядывал. Рано или поздно фрицы заберутся на соседнюю крышу и атакуют поверху. Сречко успел пробить дыру в кровле, какое-то время их сдержит. Но в целом положение было аховым. Рацию не разворачивали: во-первых, некогда, во-вторых – поздно. Тут бою и патронов осталось на полчаса, никакие танки с десантом подойти не успеют.
Пока выручали гранаты и то, что фрицы не знали численность гарнизона. Видели-то двоих, а тут явно больше, может, целый взвод диверсантов-автоматчиков засел? Разумно опасаются лезть на рожон. Но упорные, это их офицеры науськивают – слышны крики. Тимофей подозревал, что это тот эсэсман, что на машине подкатил. Звание рассмотреть тогда не удалось, но очень уж целеустремленный фашист. Эх, что стоило его точнее завалить?
…Короткая строчка в четыре патрона – по диагонали, достаем ту сторону улицы. Простенок прикрывает, от шикарных – в четыре цвета – обоев уже порохом несет, портьера вся дырявая. Теперь к дальнему окну… беззвучная пуля отшибла еще кусок зеркала с трюмо. Бдит снайпер-сволочуга, улавливает мелькание внутри. Ну, снайпера не достать, а тех, кто у двери возится, попробуем…
Тимофей поспешно отвернул колпачок на рукояти, дернул шарик, выждал на «раз-два-три» и тихонько толкнул «колотушку» за проем окна. Бахнуло… видимо удачно – внизу застонали, зашпрехали с яростью.
– Тим, ты экономь. Пусть поднакопятся, – призвал из глубин около-лестничного коридора командир.
– Понял.
Проскакивая почти на четвереньках к другому окну, сержант Лавренко глянул в раскрытый саквояж. Не, еще есть «колотушки», Торчок напихал под завязку, спасибо ему. Патронов бы побольше, может и продержимся. Хотя вряд ли, конечно.
Чуть стихло – фрицы придумывали новую каверзу. Паузу имело смысл использовать, Тимофей открыл второй диск, стал дозаряжать… Было слышно, как короткой очередью отгоняет радист дворовых немцев.
– А сколько там вообще фрицев? – вопросил Тимофей у сжавшейся у печки рыже-задержанной, поскольку душевно поговорить все равно было больше не с кем. – В легковухе было человека четыре, если вместе с эсэсманом. Грузовик… ну, человек двадцать. Их там густо сидело… Может, и еще подтянулись?
Рыжая глазела, только ресницы вздрагивали. Да, о тактике рассуждать, когда все мысли о том, как в трусы не уписаться, сложновато.
– Тимотей, леви угол… копошатся! – донеслось с чердака.
– Понял!
Тимофей разглядел четверых немцев, с какой-то поклажей, дал очередь – кажется, никого не задел, фрицы мышами шмыгнули за угол, не гранату туда нельзя, там грузовик, сдетонирует – весь дом снесет. А может и не сдетонирует, но все равно не докинешь…
… по окнам прошлась ответная пулеметная строчка. Что-то застучало под стеной у двери парадной. Тимофей перебежал к другому окну, споткнулся о саквояж, с матом проехался на четвереньках, порезанная рука опять закровоточила. Прижимаясь к стене, выглянул – ни фига не видно, осторожничают немцы.
– Товстарлейнат, там слева у двери!
– Слышу, жду, – заверил Нерода.
Тимофей обтер липкую руку о штаны. Замотать бы, еще случится какое заражение крови. Не, не успеет заражение случиться.
Сержант Лавренко с раздражением глянул на капающую с ладони кровь, перехватил взгляд рыже-задержаной.
– Вот что смотришь? Саквояж бы под стол сдвинула, что ли. Видишь, люди спотыкаются, работать им трудно.
Девица насупилась, но, поддерживая полы пальто, доползла до саквояжа, и поаккуратнее задвинула под стол.
– Вот, есть же в тебе капля сознательности! – одобрил Тимофей. – Тебя вообще как зовут? Имя, говорю, есть? Мария, Полина, Изабелла?