Стены замка засветились призрачным бледно-розовым сиянием. Марш соединила ладони над головой, пальцами к небу. Сияние отделилось от стен, стало плотнее, и когда в нем появился фиолетовый оттенок, смерчем закрутилось против часовой стрелки, столбом взметнулось к тучам. И тяжелые черные облака забурлили вокруг световой колонны.
Маршбанкс расхохоталась. Ее смех гулко раскатился в темноте — казалось, до самых границ мира. В нем звучало торжество, словно до сей минуты ее еще можно было остановить, а сейчас стало поздно!
— Вот и все, мой мальчик! Вот и все!.. — издевательски крикнула она, вновь разводя руки. Повинуясь ее движениям, смерч разросся, раздался вширь, вращаясь все бешенее, окатил присутствующих своим ревущим сиянием — и вот они уже внутри его круга, который за считанные мгновения стал настолько громадным, что лишь слабое зарево на горизонте обозначало его границы.
Марш вновь соединила ладони над головой — на сей раз горизонтально. Зарево вытянулось, затопив небо воспаленным светом, и накрыло все огромные владения Теодора гигантским высоким куполом.
— Все ваше герцогство, милорд! Все ваше герцогство!.. — хохотала Марш. — Все ваши земли вот у меня где!.. — она сжала пальцы с мертвенными длинными ногтями в крепкий холодный кулак. А потом вновь воздела руки к небесам, и голос ее звенел ликующе:
— Друзья! Друзья мои!.. Я призываю вас! Придите ко мне, мои собратья-ламии, придите!
И со всех сторон, из ниоткуда, к ней устремились сотни, тысячи мерзких созданий — нетопырей, крылатых змей, толстеньких свинок с горящими глазами. Они вились вокруг нее, садились на руки, летали вокруг замка, а Маршбанкс смеялась…
— Я приглашаю всех! Я зову вас устроиться в этом прекрасном замке!.. Он ваш! Ваш, пока я живу здесь! И пусть здесь кто-нибудь только посмеет противиться моей воле! Не так ли, мои верные друзья? Не так ли?!
Свист, хрюканье и хихиканье были ей ответом.
— Марш! Марш! Да здравствует наша госпожа! Чудный замок!..
— И никогда над этой землей не взойдет солнце! — торжественно, почти горестно возвестила Маршбанкс. — Днем здесь будет вечно сумрак и туман, а ночью… Ночь я отдаю вам!..
— Да здравствует Маршбанкс! Такая сильная колдунья, а не забывает друзей!
— Да, быть мастером черной и серой магии — это вам не шутки… — раздавалась повсюду восхищенная болтовня тварей.
— С тех пор как она умерла, окончательно убить ее можно, лишь разрушив ее собственное заклятье над собой… Она нежить, но не зависит от крови, и ее нельзя убить, как вампира — хоть у нее есть все вампирские способности!
— Да-да! И все ее магическое искусство при ней, но ее уже нельзя погубить, как простого человека! Она стала равна демонам, а не низшая, как мы! Вот это профессионализм!
— И никакой спеси!
— Да здравствует Маршбанкс! Да здравствует наша миледи!
— Да здравствует!
— Да здравствует!..
Видимо, насладившись вполне их похвалами, «миледи» скомандовала:
— А теперь живо в замок, я возвращаю день!
С писком и трепетом крыл стая вампиров ринулась к замковым башням и скрылась в них. Маршбанкс резко опустила руки. Забрезжил слабый, постепенно усиливающийся свет…
Над почерневшим замком, поникшими кустами, под пасмурным блеклым небом плыл холодный прозрачный туман, лезущий в нос липкими струйками. Вечная осень…
Люди, еще не пришедшие в себя, стояли бледные и молчащие. Теодор в немом изумлении глядел на женщину, с которой провел ночь, и теребил нервными пальцами свои капризные мягкие локоны. Теперь ей никак нельзя было дать восемнадцати лет. Это была потрясающая, ледяная красота звезды, что не ведает возраста. Ночная сорочка пропала, ее сменило алое мерцающее платье, словно таящее в себе внутренний огонь.
Глубокая тишина опустилась на всех присутствующих. Маршбанкс смотрела на герцога с сочувствием.
Он внезапно опомнился.
— Господи! Ее высочество! Принцесса Изабелла! Что она подумает?.. Немедленно прекрати этот фарс и верни все обратно! И убирайся отсюда вместе со своими уродами!..
— Надо говорить «пожалуйста», Теодор, — с ядовитой мягкостью тихо ответила Маршбанкс, поднося руки со сжатыми кулаками к груди — и внезапно резко разжала их, словно что-то незримое бросив в мальчишку. Из ее открытых ладоней вылетел шар розового пламени, стукнувший Теодора в грудь. Юноша вскрикнул и упал навзничь, прокатившись по земле, как тряпичная кукла. И люди, стоявшие рядом, взглянув на него, отшатнулись в невольном ужасе.
Герцог лежал без сознания, но никто не смел даже смотреть на него, не то что оказать помощь. Колдунья повернулась к испуганной челяди и слугам.
— Я не хочу вас пугать. Все вы видели, что я сделала с этим человеком. Почему? Думаю, отчасти вы понимаете. Обо всех причинах, побудивших меня явиться сюда, вам знать не обязательно. Уясните одно: никто из вас не пленник тут. Любой человек, кроме вашего бывшего хозяина, свободно может пересечь границу герцогства как в ту, так и в другую сторону. Ее четко определяет стена тумана. Вне этих земель вы вновь увидите солнце. Я никого не гоню, но ставлю в известность: один день, проведенный в здешних заколдованных местах, равен трем дням «снаружи». Один месяц — трем месяцам, и один год — трем годам. Я замедлила время во владениях Теодора! Помните также, что ночь я отдала вампирам. Делайте из этого выводы… К тому же замку ведьмы не нужна прислуга — у меня всегда все делается само по себе. Деньги за свою работу вы получите. Кто решил остаться здесь, пусть выйдет вперед!
Поколебавшись, к Марш подошла старая экономка.
— А что же будет с нашим герцогом, миледи? — робко спросила она. Миледи усмехнулась.
— Если он попытается пересечь границу тумана, то умрет! — жестко отрезала колдунья. — А уж «приятную» жизнь здесь я ему обещаю…
— Тогда я останусь с ним, миледи, с вашего позволения. Нельзя же бросать бедняжку совсем одного с этими тва… с вашими друзьями, сударыня!
Маршбанкс склонила набок голову, с жестокой улыбкой рассматривая Маргерит. Из ее полуоткрытых губ вдруг показались два остреньких клыка…
— «С этими тварями», хотели вы сказать. Да и я родственна им, Маргерит… Вы не боитесь?
Старушка мялась.
— Боюсь… — шепнула она. — Но и Теда мне жаль. Он… он рос на моих глазах, и сейчас я не могу предать его в беде!
— Он заслужил ее.
— Да разумеется! Но тем не менее…
— Хорошо, будь по-вашему! Оставайтесь и ничего не бойтесь, Маргерит. За вашу откровенность мои друзья вас не тронут… — ласково промолвила Марш. — А остальные ступайте — и не вздумайте задерживаться! В ваших карманах лежит та сумма, что вам причитается. Ступайте.
Люди зашевелились. Небольшими группками, один за другим, потянулись к калитке, робко поглядывая на оставшиеся во дворе фигуры.
Герцог слабо зашевелился и сел, мотая головой. Несколько секунд он тупо смотрел на уходящих людей — своих слуг, — шедших мимо него, отводивших взгляд. Тед хотел окликнуть их, но был еще слишком слаб.
Он смог только беззвучно прошептать что-то неразборчивое.
Последний человек покинул двор. Рядом с мальчиком опустилась на колени Маргерит и осторожно погладила его по голове.
— Бедный ты бедный…
— Что это зна…
— Отойдите от него, — раздался повелительный голос Марш. Экономка отпрянула.
Теодор, сидя на земле, снизу вверх глядел на Маршбанкс. Она подошла вплотную и остановилась над ним.
— Я хочу, Теодор, чтобы ты уяснил следующее: с сегодняшнего дня и до тех пор, пока я не пожелаю оставить герцогство, ты мой пленник. Запомни, ты не можешь покинуть свои земли и остаться при этом в живых — до момента, пока мое заклятье не будет полностью снято. Ты должен понять, что отныне единственной хозяйкой являюсь здесь я и только я. Чем скорее ты это осознаешь, тем лучше для тебя.
Глаза Теодора сверкнули, он начал говорить что-то гневное… Марш усмехнулась.
— Ты смел, это хорошо. Но ты глуп! Ты не слышал ничего из того, что я сказала?.. Зря, потому что повторять я не буду, а тебя могу наказать. На твоем месте я бы спросила, почему твои слуги не хотели на тебя смотреть. Очевидно, ты полагаешь, их мучила совесть?.. Отнюдь! Кому ты нужен? Тебя боялись и ненавидели все в округе! За твою жизнь никто и никогда не положил бы своей… исключая Маргерит, но пожилые женщины всегда отличались сентиментальностью! Да и она… Она ведь тоже глядела на тебя со страхом. Ты не догадываешься, Теодор, почему?.. — Маршбанкс со странной смесью насмешки и любопытства созерцала его.
Теодор широко раскрыл глаза, в которых впервые она уловила искорку тревоги.
— И почему же? — спросил мальчишка.
Маршбанкс залилась смехом, бросив ему в лицо:
— А ты пойди полюбуйся на себя в зеркало и после этого сам ответишь на свой вопрос!
Теодор на секунду задержал дыхание, медленно встал на подкашивающиеся ноги, борясь с приступами смятения, начинавшего превращаться в панику. Лихорадочно провел руками по щекам. Кожа стала какой-то влажной и холодной, как от пота, но в целом он не обнаружил ничего особенного. Однако, видя жестокую усмешку Маршбанкс, герцог вдруг резко повернулся и кинулся к замку. Вслед ему летел ее смех, смех ведьмы…
«Что она сделала со мной?.. Что она сделала со мной?!.» Эта мысль, неотступно стуча в голове, ужасом заполняла все его существо. Он промчался по пустынным, гулким залам, ставшим такими сумрачными и такими холодными, чувствуя, будто сотни глаз наблюдают за ним, слыша невнятный писк, хихиканье и шуршание — быть может, лишь мерещившиеся ему от страха. Это был его замок — но и не его… Это был замок кошмарного сна, антипод его солнечного, наполненного вкусом жизни дома. Это было словно зазеркалье — отражение комнат и коридоров в вечно холодной серебристой глубине старого тусклого зеркала — куда он случайно и необъяснимо попал!.. Слезы лились из глаз мальчишки, бегущего по мрачным роскошным покоям. «Мама! Мама, мамочка, когда же я проснусь?..» — мысленно рыдал он.
Наконец! Огромное зеркало от пола до потолка в высокой бальной зале, ставшей еще более холодной от мраморной облицовки стен и хрусталя гигантской люстры. Теодор, зажмурившись, подошел к нему вплотную и, глубоко вздохнув, решительно открыл глаза.
И упал, как от удара — от увиденного.
Мальчик лежал на полу, обхватив голову руками, и горько плакал.
«Мне незачем больше жить!» — решил он.
Теперешняя его внешность разительно отличалась от прежней.
Взору Теодора безжалостно-правдивое зеркало открыло его таким, каким он стал: прежнего роста, но невероятно худой. Лицо вытянулось, стало угловатым, даже ассиметричным — нижняя его часть выглядела слишком длинной по сравнению с верхней. Щеки запали, словно у покойника, отчего скулы и лоб выглядели чрезмерно большими. Глаза стали угольно-черными, похожими на провалы пустых глазниц, а волосы, предмет особой гордости Теодора, его золотисто-рыжие волосы… Они словно выцвели, став какими-то бурыми, и торчали жидкими жесткими вихрами. А на что стала похожа его кожа! Мраморной белизны как не бывало — ее сменила нездоровая бледность с болезненным, если не трупным, серым оттенком. Прикосновение к ней вызывало ощущение холодной липкости. Губы вообще терялись на лице, нос заострился. А ногти на руках! Тед только сейчас заметил: они стали похожи на ногти Марш — на ногти вампира. Колдунья превратила его в подобие своих приятелей, живых мертвецов!
— Тебе не нравится, Теодор? — раздался рядом холодный голос ведьмы. Юноша отчетливо уловил в нем нотки насмешливого изумления.
Он поднял голову. В глазах его горело пламя ненависти.
— Что ты сделала со мной?.. — прошептал он. И вдруг заорал: — Что ты сотворила?!
— Тш-ш… — Марш надула губки. — Я лишь дала тебе то, что ты заслужил. И, мальчик, я терпеть не могу, когда на меня повышают голос младшие — особенно на несколько сотен лет…
— Ты, ведьма! Ты являешься в мой замок, соблазняешь меня…
— Кто кого соблазнял?.. Что-то я не поняла, Тед, — усмехнулась Маршбанкс.
— Ты заставила меня соблазнить!.. Ты околдовала меня! А после…
— Тихо. Тебя никто не околдовывал, говорю для полной ясности. Чистое знание людей, Тед. Такой подонок, как ты, не мог пропустить такую, как я. Так что пеняй на себя. Да, я явилась наказать тебя, если ты и впрямь таков, как говорили слухи. Но я давала тебе шанс, давала до последнего. Я не привораживала тебя — иначе ты и не подумал бы меня выгонять! Я взывала к твоей совести, взывала к твоей жалости, милосердию… к чести, в конце концов! Не обнаружив ни того, ни другого, ни третьего, я тебя и наказала. Вот так-то, мой лорд!
Тед закусил губы.
— Но так!.. Ты ничего не оставила мне! Ничего! Как мне жить с таким вот лицом?! — обвиняюще орал он на волшебницу. — В кого ты меня превратила?! Что это за цвет?! Что за веник на моей голове?! Что за залысины у лба?! Что ты мне оставила, что?!
— Человеческий облик, — усмехнувшись, ответила она, и Теодор осекся на полуслове. — И твой замечательный голос. А это немало! Или ты предпочел бы превратиться в какое-нибудь чудовище, или мерзкую рептилию, покрытую слизью?.. Я могу это устроить.
— Ты… не… посмеешь… — с ужасом прошептал Теодор. Глаза Марш сверкнули.
— Хочешь проверить?..
— Нет!.. — вскрикнул он.
Она подняла руки к груди, жестоко улыбаясь и начиная плести пальцами какую-то вязь в воздухе.
— Марш, пожалуйста, нет!! — вскричал Тед, бросаясь перед ней на колени, отбросив всю спесь: отчаяние руководило им. Он хватал ее за руки, умоляюще искал ее взгляд, крича: — Марш! Марш, пожалуйста!.. Только не это!.. Умоляю тебя, Марш! Ма-арш!!
Она опустила руки и снисходительно взглянула на него. Голос ее полнился нравоучительным сарказмом.
— Хорошо, Тед. Но, я надеюсь, этот урок помог тебе понять, что я, если ты провинишься, могу сурово наказать тебя. Я не люблю к тому же, когда со мной говорят дерзко. Ты понял?
Он полными отчаяния глазами смотрел на нее снизу вверх, стоя на коленях — в своем собственном замке!
— Да, Марш… — прошептал он покорно.
— Отлично! Такой тон мне нравится много больше. Надеюсь, ты не захочешь ссориться со мной впредь! Ну а теперь можешь задать мне вопрос, но только один.
Он проглотил комок в горле.
— Я… навсегда… такой?
Она повела бровью.
— Кто знает, мой мальчик… Выслушай, что я собираюсь сделать. Каждую ночь тебе будут составлять компанию — я знаю, ты это любишь. И любишь, чтобы компания была подобна тебе! Так вот, каждую ночь мои милые друзья будут приходить, чтобы развеять твою скуку. — Она скользнула по застывшему от ужаса юноше насмешливым взглядом. — О да, ты, конечно, теперь выглядишь вполне в их вкусе, но не волнуйся, твоя честь в полной безопасности. Иногда они, может, всего лишь поужинают твоей кровью — ты не должен обижаться! Я велела им сохранять тебе жизнь. Пока. И не смотри с таким страхом, не вздумай хныкать — мужчине это не к лицу! Моего решения ты все равно не изменишь, а себе навредишь. Так к чему же?.. Так вот, людей в твоем герцогстве к концу этой недели не останется вовсе. Ты можешь ездить днем куда угодно в пределах своих границ, мой лорд, делать что хочешь, но если ночь застанет тебя вне замка, вампиры прикончат тебя. Ясно?..
— Да…
— А теперь ответ на твой вопрос. Если случайно сюда забредет какая-нибудь девушка и, пожалев тебя, добровольно, без всяких просьб с твоей стороны — запомни это, без просьб! — захочет ночами сидеть с тобой, защищая от вампиров, и выдержит два месяца, я и мои ламии оставим твои владения, а ты снова станешь господином в этих краях. Но!.. Это не изменит ни твоей внешности, ни заклятья над временем — оно так и будет течь медленнее, чем в остальном мире: год будет равняться трем. Ты все так же не сможешь выйти за пределы своих земель и остаться при этом в живых. Все так же над твоими владениями будет вечный туман и никогда не покажется солнце. Просто — уйдем мы. Слушай далее! Я не требую того, чтоб эта девушка полюбила тебя — кто же полюбит живой труп!
Теодор дернулся, как от удара, а Марш невозмутимо продолжила:
— Но если твое ледяное сердце вдруг сможет забиться сильнее, если сможет затрепетать и заболеть, если ты сможешь полюбить…
— Полюбить?.. — прошептал герцог.
— Я знаю, что ты никогда никого не любил, но разбрасывался словами любви, словно мелкими монетами, не видя им никакой цены. Вот за это я и наказываю тебя именно так, Теодор. Так вот, полюбить — еще не все. Ты должен будешь доказать ей свое чувство… — Марш усмехнулась. — Ведь тебе в любви нужны доказательства, Тед, не так ли? Сейчас, я думаю, ты полюбить никого не можешь. Но со временем… Говорят, страдания меняют человека. Что ж, посмотрим! Страдания я тебе обещаю. Если ты полюбишь и докажешь свою любовь — тогда все чары развеются. А с твоей истинной внешностью, полагаю, ты ее не оставишь равнодушной…