— В бункере, — ответил я. — У него там полно всяких книг.
— Одна из них в буквальном смысле называется «Аварийные протоколы», — сказала Нур.
— А эта болотная петля, она довольно старая? — спросила мисс Королёк.
— Вполне, — ответил Горацио.
Нур щелкнула пальцами.
— Мы можем взять карманную петлю на заднем двор Джейкоба.
— Это та самая петля, с которой Каул не очень хорошо знаком, — сказала мисс Сапсан.
— И мы соединим её с Пенпетлеконом, а не с ним, — сказала мисс Королёк, которая, как я мог увидеть, была в восторге от этой идеи.
По крайней мере, это была вполне осуществимая идея, которой не хватало. И, я подумал, если Каул сумеет последовать за нами туда, мы сможем разнести его к чертовой матери вместе с системой защиты дома моего деда… если от него что-нибудь осталось. Это, по крайней мере, немного замедлит его.
— Я уничтожу карманную петлю, когда мы захлопнем ее за собой, — сказала мисс Сапсан. — Значит, он не сможет нас догнать.
— У него есть другие способы добраться до Флориды, — сказала мисс Кукушка.
— Другие способы потребуют времени, — сказала мисс Королёк. — Достаточно времени, чтобы мы могли исчезнуть.
— И окажемся там же, где и в 1908 году! — крикнула мисс Кукушка. — Опять беженцы, дрожащие в петле, в то время как Каул преследует их на свободе, отравляя мир против нас!
— Непостоянные мнения нормальных людей не занимают высокого места среди моих забот, — сказала мисс Сапсан, — по сравнению с гневом моего воскресшего брата.
— Мы будем беженцами, — сказала мисс Королёк, — но останемся живы, Изабелла.
Она попыталась взять мисс Кукушку за руку, но другая имбрина отвернулась..
— Я предлагаю остаться и сражаться, — сказала мисс Кукушка. — Бегство сейчас только отсрочит войну с Каулом и даст ему возможность тем временем собрать новую армию.
— Но это также даст нам возможность узнать, как лучше сражаться с ним, — сказал Гораций. — С тех пор как он вернулся, у нас не было ни минуты, чтобы вздохнуть, не говоря уже о том, чтобы изучить его слабые места.
— Он никогда не будет более уязвим, чем сейчас, — сказала Нур, сверкнув глазами. — Если вы только выпустите меня…
— Он кажется тебе уязвимым? — сказал Гораций, указывая на окно. Руки и пальцы Каула уже дважды обхватили здание; он вырос в великана, и я подумал, что если он станет достаточно большим, то сможет проглотить дом целиком.
— Вы не пойдете туда, и точка, — сказала мисс Сапсан, ее глаза широко раскрылись и были наполнены гневом. — Мисс Прадеш, вы, возможно, последняя надежда нашего рода на спасение, и я не могу позволить вам рисковать своей жизнью сейчас, потому что страсти и страхи накаляются…
— Действительно, душновато! — сказала мисс Зарянка. Мы обернулись и увидели, как Беттина вкатывает коляску в дверь. Она выглядела смертельно бледной, как будто изнемогала от напряжения говорить на полную громкость.
— Эсмеральда! — удивленно воскликнула мисс Королёк. — Я думала, ты отдыхаешь!
— Я выпила кофе Перплексуса, — сказала она. — Ты же знаешь, что я не могу позволить себе спать. Никто из нас не может, или этот скудный щит, который мы воздвигли, может пасть.
— Я полагаюсь на вас, госпожа, — сказала мисс Кукушка, кланяясь в пояс. — Что вы хотите, чтобы мы сделали?
Беттина поставила кресло старшей имбрины у угасающего очага. Мисс Зарянка закуталась в шаль и с трудом выпрямилась.
— Если мы побежим, он еще сможет нас найти. Если мы останемся, будем сражаться и снова проиграем, те, кто выживет, будут порабощены и вынуждены выполнять злую работу Каула. — Наша задача — сохранить жизнь нашим подопечным, но не любой ценой. Каул хочет превратить мир в кладбище, а нас — в его палачей. Этого мы допустить не можем.
— Пожалуйста, — сказала Нур. — Я знаю, что делать, я должна забрать его свет. И на этот раз бежать с ним. Себби не побежала, она просто стояла.
— Мисс Прадеш, вы должны успокоиться, — сказала мисс Зарянка. — Я думаю, Джулиус и Себби поступили правильно. Голубой свет Каула почти наверняка является ключом к его воскресшей душе. Но они били по ветвям его силы, а не по корню.
— А где же корень?
— В Библиотеке Душ. Я предполагаю, что именно оттуда исходит его свечение и откуда берет своё начало его циклоническая половина тела.
— Но попасть туда невозможно…
— Я думала, здесь есть дверь, — сказала Нур.
— Она была уничтожена, — сказала мисс Сапсан.
— На этом наша беседа подошла к концу, — сказала мисс Зарянка. — Мы поедем во Флориду. Как только Пенпетлекон можно будет починить и вновь сделать стабильным. Сегодня утром он получил некоторые повреждения.
— И сколько времени это займет? — спросила Эмма.
— Я только что разговаривала с Хароном и мисс Черный Дрозд. Мне сказали, что это может занять несколько часов. Поэтому я предлагаю всем, кто не является имбриной, немного поспать.
На Акр опустилась ночь. Дневной свет тускнел в окнах, но зеленое свечение «одеяла» никогда не гасло, бросая болезненную бледность на все вокруг. Газовые лампы перестали работать, без сомнения, из-за Каула, поэтому Эмма ходила по комнатам и коридорам, зажигая свечи. Харон, Перплексус и большинство имбрин работали в подвале, ремонтируя Пенпетлекон, и мы слышали лязг их инструментов сквозь пол. Тварь, которая проникла в дом, когда мы были в петле мисс Крачки, разрушила не только большую часть нижнего коридора Пенпетлекона, превратив многие дверные проемы в щепки, но и разорвала важнейший трубопровод, соединяющий комнаты петель с оборудованием внизу. Починка была достаточно простой, сказала Харон, но работа была кропотливой и медленной.
Каул не ослаблял хватку вокруг дома. Он пел какую-то старую песню на древнем языке, повторяя ее снова и снова в течение часа, его голос был слышен сквозь стены и настолько низок по частоте, что почти подсознательно. Было ли это заклинанием? Психологическая пытка? Или он окончательно и бесповоротно сошел с ума? Тем временем его пальцы так удлинились, что он уже десять раз обхватил ими здание, и почти из каждого окна открывался вид на эти накладывающиеся друг на друга пальцы, извивающиеся и изгибающиеся, как змеиное гнездо. Казалось, если он не сможет выгнать нас, то задушит.
Конечно, он не мог, по крайней мере, пока миниатюрное «одеяло» имбрин оставалось нетронутым. Это также мешало ему создавать физическое разрушение внутри дома, но было и другое, более коварный вид разрушения, которое он вызвал, чтобы мучить нас: разрушение разума. Воздух в доме стал спертым и холодным, атмосфера гнетущей. Если бы он был менее интенсивным и не сопровождался странным, ползущим по коже зудом, я бы списал его на истощение и эмоциональные последствия проигранной битвы. Но это казалось неестественным и настолько ощутимым, что можно было почти сгрести его пальцами. Каул заражал дом отчаянием.
Имбрины отдали приказ всем своим подопечным попытаться уснуть, хотя и посменно, так что нас осталось достаточно, чтобы предупредить остальных в случае внезапной опасности. Мало кто из нас мог сделать больше, чем дать отдых глазам. Мы лежали в импровизированном общежитии, которое было устроено в небольшой библиотеке, комнате, набитой книгами из главной библиотеки Бентама. Диваны и столы были убраны и заменены раскладушками военного образца.
В одной большой комнате нас находилось девяносто девять. Некоторые тихо переговаривались. Некоторым удавалось заснуть или притвориться. За другими присматривал Рафаэль, который нанял американку Анжелику в помощницы, и темное облачко тянулось за ними, пока они перетаскивали с кровати на кровать столик с припарками и лекарствами. В углу одна из подопечных мисс Черный Дрозд тихонько играла на банджо и пела, еле слышно и печально.
Я лежал на спине, молясь о сне, но глаза, казалось, были открыты. Я уставился на ангелов в стиле рококо, нарисованных на потолке. Мои мысли блуждали, становились болезненными. Ангелы превратились в разъяренную толпу с факелами. Я спал с открытыми глазами. Мне снились мужчины в костюмах с убийственными улыбками и списками имен, ходящие от двери к двери. Лагеря, окруженные колючей проволокой и сторожевыми вышками. Не те, на которые были обречены мои прадеды, а новые, построенные специально для нас — для странных.
На краю сознания я услышал голос, голос бесконечного спокойствия и разума, повторявший снова и снова:
— Иди сюда. Я хочу тебе кое-что сказать.
Я вскочил, задыхаясь, откинув тонкое одеяло.
— Ты в порядке? — спросила Нур с соседней койки. — Ты все время метался.
— Мне приснился кошмар, — пробормотала я. — Или что-то в этом роде.
— Вы слышали, как кто-то велел вам выйти наружу? — спросила Эмма, внезапно садясь в своей постели.
— Я тоже! — сказал Миллард, прежде чем я успел ответить. — Очень тревожно.
Эмма обхватила себя руками.
— Мне показалось, что я сплю.
— Я з-замерзаю, — сказала Клэр, завернувшись в простыни и дрожа.
— Боже, я тоже, — сказала Нур, ее дыхание участилось, хотя все было нормально буквально десять секунд назад. — Что, черт возьми, происходит?
— Каул разрушает наши мозги, — сказала Бронвин. — Пытается заставить нас отказаться от надежды.
— Или впустить его, — сказал Хью. — Надеюсь, кто-нибудь охраняет дверь.
— Ну, это не сработает, — храбро сказала Оливия.
У Клэр стучали зубы.
— Надеюсь на это…
— Мы просто должны продержаться до утра, — сказала Оливия, бочком ложась к Клэр и потирая ее руки, чтобы согреться. — Тогда мы поедем во Флориду, а во Флориде никогда не бывает холодно.
Я улыбнулся, чего, казалось, не делал уже очень давно. Я любил Оливию и ее неуемный оптимизм. Я любил их всех.
— А ты как думаешь, Гораций? — я повернулся к своему модному другу. Он сидел рядом с кроватью, на которой без сознания лежал Джулиус. Я надеялся обратить его мысли к чему-нибудь более позитивному. — Готов к пляжным денькам?
— Самноссон может заработать солнечный ожог в полной тени, — пробормотал Енох с кровати разбитыми губами. Это был первый раз, когда я услышал его голос с тех пор, как он был ранен, и мое сердце подпрыгнуло. — Я хотел бы знать, видел ли он еще какие-нибудь полезные сны. Тот, о котором ты рассказал Харону пока лунатил, был бомбой.
Гораций ничего не ответил. Он пристально смотрел на меня. Или через меня, если быть более точным.
— Гораций? — я со скрипом встал с кровати, каждый сустав в моем теле жаловался, и помахал рукой перед его лицом. — Ты что, заснул смотря на меня?
Внезапно он застыл в кресле. Он вытянул ноги, беззвучно открыл и закрыл рот, а потом указал на меня и закричал:
— МОНСТР!
Я от неожиданности отшатнулся.
— ТВАРЬ ИЗ АДА!
Все выглядели потрясенными.
— Гораций, прекрати кричать! — шикнула Оливия.
Люди смотрели. Гораций все еще кричал.
— Чудовище, родившееся из глотки Абатона! Сотворенный из тысячи мертвых душ! Он стряхивает грязь со своих боков и поднимается, чудовище из пыли и падали…
Потом кто-то сильно ударил его, и он замолчал, широко раскрыв глаза.
Это была мисс Сапсан, раскрасневшаяся от бега и стоявшая над ним с рукой, готовой ударить его снова, если понадобится.
— Все в порядке! — крикнула она на весь зал. — Не лезьте не в свое дело, пожалуйста!
Гораций моргал и потирал щеку.
— Простите, мистер Самноссон.
— Все в порядке. — Он едва заметно покачал головой. — Не знаю, что на меня нашло, — он покорно посмотрел на меня. — Мне очень жаль, Джейкоб.
— Может быть, тебе снились пустоты Джейкоба, — сказала Эмма.
— Да, — быстро ответил он. — Я уверен, что так оно и было. — Но он выглядел потрясенным, как будто это было не совсем правдой.
Мисс Сапсан присела рядом и положила руку ему на колено.
— Ты уверен, Гораций?
Гораций встретился с ней взглядом и кивнул.
— Мысленный гипноз моего брата вам не навредит, — сказала мисс Сапсан. — Он может внушать нам неприятные вещи, но ничего не может сделать, чтобы причинить нам реальный вред. — Кто-то в другом конце комнаты проснулся с криком. Кажется, это был Донован.
Мисс Сапсан встала. У нее под крылом находились девяносто девять других странных, за которыми нужно было присматривать.
— Скоро все это кончится, — сказала она и поспешила посмотреть, что там с Крушилой.
Гораций снова начал извиняться передо мной, но я чувствовал себя странно и раздраженно и не хотел говорить об этом.
— Увидимся через некоторое время, ребята.
— Куда это ты собрался? — спросила Нур.
— Прогуляться, — сказал я. — Мне нужно проветрить голову.
Она спустила ноги с койки.
— Составить компанию?
— Нет, спасибо, — сказал я, и хотя я знал, что обидел ее, в этот момент мне очень нужно было побыть одному.
Я бродил по залам, освещенным свечами и ползающим тенями, которые я принял за человеческие фигуры. В мозгу у меня что-то зудело, словно отголосок голоса в голове. Не Каула, а кого-то другого.
Иди сюда.
Это было не единственное, что меня беспокоило. Странная вспышка Горация пробрала меня до глубины души. Иногда его сны ничего не значили, но чаще всего они были наполнены смыслом, который не был очевиден сразу. Он назвал меня чудовищем, и я не мог понять почему. Может быть, я провел так много времени, вселяясь в разумы пустот, что они стали вселяться и в мой. Или, может быть, я слыл чудовищем за то, что привел нас так близко к победе, только чтобы потерпеть неудачу. Несмотря на все мои усилия, несмотря на все наши успехи в бою, Каул был как никогда близок к тому, чтобы уничтожить нас. Со временем он соберет еще одну армию пустот, сделает их еще сильнее, их станет еще труднее контролировать, и он никогда больше не совершит ошибку, заперев нас в маленьком пространстве. И теперь, когда мы готовились бежать, а все его враги укрылись, у него было столько времени, сколько ему нужно.
«Все это скоро кончится», сказала мисс Сапсан. У нее не было привычки лгать нам, но я знал, что это неправда. Мы сдавались. Бегство с поля битвы. Мы были побеждены. И Каул никогда не перестанет приходить за нами.
Я понял, что поднимаюсь по лестнице. Я был так погружен в свои мысли, что даже не осознавал, что делают мои ноги, пока они не вывели меня на лестничную площадку нижнего коридора Пенпетлекона. Зуд в моем мозгу превратился в трясину, и она тянула меня вверх.
Я хочу тебе кое-что сказать.
Голос был таким знакомым, и все же я не мог его вспомнить.
Я поднялся еще на один этаж, потом еще. Воздух стал холоднее. К тому времени, как я добрался до верхнего этажа и оказался среди музейных экспонатов Бентама, мое дыхание кристаллизовалось в призрачные струйки.
Тяга становилась все сильнее, ведя меня по темным проходам, заполненным странными диковинками.
А потом на моем пути появилась фигура, и я так испугался, что чуть не набросился на нее.
Фигура съежилась и закричала:
— Это всего лишь Ним! — он шагнул в полосу зеленого света из окна. Это был старый слуга Бентама, с волосами, похожими на метелку из перьев, с широко раскрытыми, затравленными глазами. — Хозяин хотел бы поговорить с вами.
Я подозрительно склонил голову набок. Неужели он тоже спит?
— Твой хозяин мертв.
— Нет, сэр, — сказал он, энергично качая головой. — Он в туалете.
Он повел меня в том самом направлении, куда меня тянуло, — в туалет. И там, прижавшись снаружи к маленькому окошку, плавал сам Бентам в призрачных синих очертаниях. Шея у него была длинная и извивающаяся, как еще один палец Каула. Казалось, он паразитически привязан к брату.
— Видите? — сказал Ним.
Губы Бентама шевельнулись, но я не расслышал, что он сказал.
— Ухом к стеклу, — приказал Ним.
Стекло было покрыто льдом. Я прижал к нему ухо, и оно было таким холодным, что казалось, будто ухо горит.
— Оставь нас, Ним, — прохрипел Бентам, и меня пронзила молния, когда я услышал его голос. Это был голос, который я слышала во сне.
Ним ускользнул, а Бентам продолжал:
— Я ненадолго, мой брат заснул. — Его лицо искажалось, когда он говорил, гротескно удлиняясь и укорачиваясь, и он говорил, как утопающий, задыхающийся. — Дверь за картиной в коридоре. У меня в ухе замок, а ключ в футляре для сейфа.